Почему социологи, работающие на государство, больше не фиксируют «стабильности» и не боятся публиковать неприятные для властей цифры? Представить себе такую удаль три года назад было очень сложно: «Новая газета» тогда публиковала текст «Дело социологов», в котором подробно разбирала манипуляции социологических служб и политтехнологов при замерах общественных настроений. Вкратце «метод» состоял в том, чтобы размыть корректный результат массовыми опросами от других служб и получить пропагандистский эффект от публично навязываемого дискурса (респондент просто ответит так, как это ему «объяснили» СМИ). Сама методика опросов при этом и тогда, и сейчас была одинаково качественной.

Что же изменилось?

Время сейчас такое

Официальная социология, близкая к власти, уверена, что не изменилось почти ничего: они как делали свою работу — так ее и делают. Другое дело, что поменялась сама жизнь. «Снижение рейтингов связано с разочарованием в перспективах экономического роста и повышения доходов населения. Это разочарование сформировалось по итогам пенсионной реформы и усилилось в связи со слабыми экономическими итогами 2018 года. А так методика замеров не меняется уже много лет», — заявил «Новой» директор ВЦИОМ Валерий Федоров. «После того как 20 млн человек обиделись на Путина (а «Единая Россия», правительство, Медведев и все прочие являются проекцией президента), рейтинги доверия к власти упали, популярность упала. В ответах на многие вопросы стали проявляться раздражение, пессимизм и скептицизм — появилось плохое настроение, — добавляет президент фонда «Общественное мнение» (ФОМ) Александр Ослон.

Важно еще и то, что «патриотическая мобилизация», связанная с крымскими событиями, ушла, а пенсионная реформа просто добила рейтинги, сделав падение еще более резким, уточняет социолог независимого «Левада-центра» Карина Пипия. Скрывать такие данные просто уже не получается, констатирует политолог Дмитрий Орешкин.

«О падении рейтинга раньше и четче начали говорить в «Леваде», — анализирует он. — В ФОМ и ВЦИОМ делали вид, что это допустимые колебания, статистические отклонения, локальное снижение — ну и так далее.

Без тотальных фальсификаций данных продолжать публиковать высокий рейтинг доверия невозможно. Сейчас падение настолько велико, что его маскировать уже не могут даже ФОМ и ВЦИОМ. Делать вид, что этого нет, это нужно опуститься до уровня Сталина». Видимо, имеется в виду фраза о том, что «важно, как посчитают». И хотя Сталин этого не говорил, социологи рисковать своей репутацией настолько явно не готовы.

Важно еще, что со стороны самой власти к рейтингам от социологических служб вырос интерес. Отчасти он вынужденный. «Очень часто Песков комментирует результаты наших опросов, потому что журналисты задают ему вопросы про это, — говорит Карина Пипия из «Левады». — Конечно, у нас правительство не заказывает опросы, у них есть где это делать». Но и искреннего внимания со стороны администрации президента стало гораздо больше. ФОМ и ВЦИОМ в один голос говорят, что власть внимательно читает опросники с ответами с середины 90-х годов, но это очевидное лукавство, поскольку в период 2014–2016 годов режим был настолько уверен в своих силах, что мог опросы воспринимать так, как ему заблагорассудится. Тогда изменилась их роль: опрос ВЦИОМ «Поддерживаете ли вы присоединение Крыма?» де-факто был приравнен к референдуму, говорит директор Центра методологии федеративных исследований РАНХиГС Дмитрий Рогозин.

Теперь подходы снова приходится менять на ходу. «После плохих результатов «Единой России» на выборах в законодательные собрания в регионах и на губернаторских выборах для людей в АП был звоночек: надо что-то менять. Так как они не очень разбираются в методиках, было решено увеличить количество опросов. Однако понимания больше не стало, ведь надо менять методику и переходить на качественные исследования», — объясняет политтехнолог Владимир Перевозчиков.

Социология в три смены

Необходимость проводить соцопросы закреплена законодательно, через этот параметр оценивается эффективность госуслуг, уточняет Дмитрий Рогозин. Но сейчас социологи на службе у государства явно перерабатывают, добавляет политтехнолог Перевозчиков. «Осенью во ВЦИОМ, которому опросы заказывает администрация президента, многих сотрудников специально вернули из отпусков, набрали дополнительно людей. Все пахали, было много расшифровок, — говорит Перевозчиков. — Было очень много заказов и по федеральным темам, и по региональным, и по тем территориям, где будут выборы губернатора, по Мосгордуме.

Обычный «всплеск интенсивности», парирует Валерий Федоров. «Как правило, они происходят в связи с федеральными выборами, а затем все возвращается в норму», — говорит он, отказываясь уточнять, заказывают ли власти ВЦИОМ отдельные исследования по наиболее чувствительным темам и инициативам («коммерческая тайна»). «У нас очень тесные контакты с АП, и очень многие темы для опросов, которые являются актуальными, возникают либо по нашей инициативе, либо по их инициативе, либо в результате дискуссии, что сейчас важнее. Мы стараемся изучать то, что вызывает наибольший интерес», — добавляет Александр Ослон из ФОМ.

Есть еще один источник информации об общественном отношении к власти и ее инициативам. На базе Федеральной службы охраны существует свое закрытое от посторонних глаз «отделение оперативных опросов». Замеры ФСО проводила еще в 2016 году (тогда спрашивали про жизнь в моногородах), а в конце прошлого года помощник Путина Андрей Белоусов предложил усилить социологическую роль ФСО для большего понимания ситуации. Опросы от охранной службы закрытые, несколько отличается и их методика работы. «Результаты и методики не публикуются, но смею предположить, что их опросы мало отличаются от опросов ФОМ и ВЦИОМ, — говорит Дмитрий Рогозин. — Я знаю, что они используют методологию уличных опросов — в местах скопления населения. Этот метод опроса, как правило, ругают, но он не лишен смысла: при нормальной методике ведения к нему не должно быть претензий. Их отличает непубличность, и заказчик — это всегда государственные службы. Такие опросы используются для принятия управленческих решений».

Главное преимущество таких опросов — вероятность высокой исполнительности, все-таки военизированная структура работает. На этом преимущества заканчиваются. «Большой риск в том, что закрытые опросы не подвергаются критике — а значит, не развиваются, — продолжает Рогозин. — С точки зрения методики это могут быть некачественные процедуры, поскольку любая коммуникация всегда стремится к упрощению, а интервьюер пытается сделать свою работу эффективнее, что плохо для опросов. В коммуникациях есть особенность, что более эффективный труд всегда приводит к фальсификациям: человек, если можно, лучше задаст не 10 вопросов, а пять; несмотря на установку сделать опрос в немноголюдном месте, что важно для выборки, проще его сделать там, где народу больше. Когда это не обсуждается, когда профессионалы не смотрят на это критически, то такого рода практики закрепляются».

Ключевая цель любых опросов — понять, что происходит в стране на самом деле, а не только «в папочках». Вопрос лишь в том, что с этими результатами власть будет делать потом. Возможно, в администрации президента пока еще до конца не определились со своим отношением к тому, что результаты настолько откровенно показывают расхождение между властью и обществом. На некоторые уступки (отказ от соцнормы на электричество, отмена оплаты регистрации мобильных телефонов) вроде бы власть на основе соцопросов пойти готова. Но так у общества можно разбудить аппетит требовать и более серьезных вещей. В таком случае изучение опросов общественного мнения важно с той точки зрения, как в новых условиях незаметно «подкручивать счетчики».