Давно уже не наш — мировой, но и в советские годы, и в новейшей истории, когда Литва стала отдельной страной, — великий режиссер. Великий поэт сцены. Один из очень немногих на земном шаре владеющий способом театра как разговора с Создателем. Один из очень немногих, умеющих прозреть тайну и муку бытия через сценическую метафору. Небо и огонь, земля и вода, камень и кровь, дерево и свинец — из этих материй угрюмый литовский отшельник строил свой театр.

…Ведьмы, мешающие свое адское варево в «Макбете», счастливая Дездемона в красном, летающая и парящая над сценой, огромная глыба льда, истаивающая на голову Гамлета, призрак, рыдающий над сыном, плавные, доверчивые, гибельные движения-петли Настасьи Филипповны, люди Бориса Годунова, навеки обутые в колодки, — Някрошюс не мелочился.

Ради правды, к которой стремился с крестьянским упорством и последовательностью.

Эймунтас Някрошюс не любил разговаривать. Он редко улыбался. Сторонился публичности и суеты. Его спектакли — безжалостные опыты метафизики, данные современникам в ощущениях. В них ярость и вызов, тончайшее понимание любви и порока, трубная мощь вопросов, которые он ставил, задавал, оставлял без ответа.

Ему тяжко было нести то, что на него было возложено, он совершал побеги, но ничем другим не хотел и не умел заниматься. Его тянул и удерживал ряд собеседников, на диалоги с которыми он тратил себя и время своей жизни, с которыми искал и создавал свой другой язык: Данте и Донелайтис, Гете и Достоевский, Пушкин и Чехов, Шекспир.

Шекспир Някрошюса — величайшее событие сцены ХХ–ХХI века. Но и чего-то большего — выпирающего за границы театра, за границы истории. Эймунтас на сцене занимался всем — походкой героя и смыслом его существования, ритмом речи и рисунком мизансцен, но как в итоге возникало нечто большее, чем спектакль, не скажет никто.

Небо щедро проливало на него свои дары.

Его участь была поставить об Иове спектакль, пройти кругами его ада — и отпустить в воздух времени. Он словно испытывал со своими героями предельные форматы жизни — с Фаустом, Гамлетом, Мышкиным, Калигулой, Отелло. Величайшая серьезность его спектаклей всегда имела яркую изнанку — юмор, нежность, веселье…

Театр-фестиваль «Балтийский дом» и фестиваль «Сезоны Станиславского» — те культурные институты, благодаря которым Россия в ХХI веке знала его спектакли. Самые главные он сделал со своими актерами из «Мено фортас». Но это не его актеры осиротели, опустела театральная Вселенная.