СюжетыПолитика

Президент и «черные турки»

Феномен Эрдогана в том, что он равно освоил инструменты демократии и арсенал репрессий. К годовщине попытки госпереворота в Турции

Этот материал вышел в номере № 75 от 16 июля 2018
Читать
Президент и «черные турки»
Фото: Reuters

Что за день был решающим для Эрдогана? 16 апреля 2016 года, когда он обустроил себе президентский трон — провел референдум о конвертации политической системы в стране из парламентской в президентскую — 52 процентами голосов? Или когда, набрав те же 52 процента голосов на неожиданно объявленных им досрочных выборах, он совсем уж по-царски уселся на президентском посту? В действительности решающим было 16 июля 2016 года.

Утром того дня три вертолета «Блэк Хок» спикировали на роскошный отель «Клуб Тюрбан» на Мраморном море, и две дюжины коммандос десантировались на виллу, где проводил свой отпуск Эрдоган. Но заговорщики промахнулись. Эрдоган успел скрыться. Другой вертолет доставил его в ближайший аэропорт, откуда частным самолетом — пилот имитировал обычный рейс — Эрдоган вылетел в Стамбул. С борта самолета по мобильному телефону он дозвонился до знакомой телеведущей, и та по собственной инициативе — это, можно сказать, был акт независимой журналистики, — вывела его в прямой эфир. Так что в три часа дня, когда самолет приземлился в аэропорту Стамбула, там его уже ждала ревущая толпа сторонников. Люди повалили на улицы, чтобы противостоять военному перевороту.

Они бросались под танки. Их не останавливали пули. 265 человек погибли в тот день. К вечеру с путчем было покончено.

Фото: Reuters
Фото: Reuters

Демократия, в пору сказать — народная демократия, победила. Победила?

Совершенно точно, армия провалилась. Катастрофически. В этот день она проиграла свое место в турецкой истории.

У армии в Турции была особая роль, миссия, завещанная ей «отцом нации».

Конец Первой мировой войны для Оттоманской империи означал конец истории, реформировать было невозможно и нечего. Железной рукой Кемаль Ататюрк поставил нацию на рельсы прогресса, латиницей предписав новому турецкому государству европейский путь и светский характер. Стражем этих начал он назначил армию.

Весь ХХ век армия была непререкаемым арбитром турецкой политики.

Она могла делать все: отменять выборы, запрещать партии, повесить премьер-министра. Это было ее конституционным правом — право на переворот.

Четырежды в новейшей истории военные сплеча пользовались этим правом. И вот теперь пятая попытка оглушительно провалилась, доказав, что хотя эта страна вышла из армейской шинели, она ее переросла.

Демократия спасла Эрдогана. В ответ Эрдоган нанес сокрушительный удар по демократии.

Султан Эрдоган

Турция в шаге от превращения в однопартийную диктатуру: изменения с трудом прошли через референдум при гигантском давлении админресурса

Страна и армия едины, предписал Ататюрк. И Эрдоган сделал их едиными — в репрессиях. 45 000 человек были арестованы, 130 000 лишились работы. Чистке подверглись не только армия и полиция, но и все авторитетные институты общественной жизни: академия, образование, банки, больницы, «так называемые интеллектуалы» — «пятая колонна» на публичном языке Эрдогана.

И конечно независимая пресса, давно и чохом записанная в пособники террористов. Впрочем, львиная доля СМИ прямо или косвенно уже находилась под контролем, что и было условием задачи.

«У нас самая свободная пресса в мире, а в тюрьме не журналисты, это воры и насильники над детьми».

Эрдоган выступает каждый день и использует только самые сильные выражения. «Между террористами, в руках у которых пистолеты и бомбы, и теми, кто служит тем же целям пером, нет разницы».

Проскрипционные списки печатаются в «Официальной газете». А еще раньше выплескиваются в твиттер и фейсбук. И тысячи людей лишаются сна и покоя в страхе лишиться работы, пенсий, паспортов.

Когда 16 лет назад Эрдоган пришел к власти, он провозглашал курс на вступление страны в ЕС, его Партию справедливости и развития принято было называть умеренной исламистской партией, а Турция представлялась редким доказательством того, что демократия в мусульманской стране возможна. Куда ушло это благословенное время?

Оказалось, что лучшее время для Эрдогана — время экстремальное. Оно лучшее для крайних мер. Крайние меры лучшие для проведения реформ. Все реформы направлены на укрепление личной власти Эрдогана. Власть Эрдогана стремится к абсолюту.

Он отменил разделение властей. Он не просто ликвидировал пост премьера. Теперь президент сам руководит кабинетом министров и, естественно, его назначает. Он сосредоточил всю исполнительную власть в своих руках, а заодно и всю остальную. Специальным законом он запретил законодательной власти осуждать решения исполнительной власти. Судей Конституционного суда и членов Высшей судейской коллегии, от которых зависит вся судейская вертикаль и горизонталь, он тоже по большей части назначает сам — напрямую или через подконтрольный парламент. И поверх всего этого он продлил конституционную возможность своего правления еще на два срока по пять лет и даже далее.

Феномен Эрдогана в том, что он равно освоил инструменты демократии и арсенал репрессий.

Застывшие 52 процента, с которыми этот авторитарный политик раз за разом выигрывает голосования — знак того, что страна разделена ровно пополам (для понимания, 2 процента отнесем на административный ресурс). Лидер-демократ старался бы привлечь на свою сторону другую половину, объединить страну. Эрдоган апеллирует только к своему электорату.

Турция сказала Эрдогану и «да», и «нет»

Референдум о беспрецедентном расширении президентских полномочий расколол страну пополам

Электорат Эрдогана — сельские жители, население Анатолии. Это более отсталая, религиозная часть, большие города на этих людей смотрели сверху вниз, презрительно называя «черными турками». Они более всего выиграли в правление Эрдогана — выросло их благосостояние, окрепло самоуважение. Старые светские власти запрещали ношение платков женщинам в госучреждениях, школах и университетах.

Возвращение платков на женские головы они восприняли как акт эмансипации. Эта часть населения готова за Эрдогана в огонь и в воду, и он пестует это обожание.

Фото: Reuters
Фото: Reuters

Демократия — это трамвай, выйти из которого можно только на остановке, доходчиво пояснил как-то Эрдоган. Остановку определяет вагоновожатый. Правильные пассажиры молча согласны. Неправильным нет места в трамвае. Критиковать Эрдогана — значит, выступать против государства. Дискуссия отменяется.

Политика в Турции, с позиции Эрдогана, это каждодневный референдум, где на все вопросы есть два ответа: да или нет. Соответственно, страна разделилась на два непримиримых лагеря — лагерь «да» и лагерь «нет», своих и чужих. Свои — хор одобрения, клака. Чужие приравниваются к заговорщикам — вечно готовое основание для морально-политического террора в национальном масштабе.

Эрдоган пригрозил Америке «Османской оплеухой»

Турецкая военная операция против курдов привела к резкому обострению отношений с США

Худший способ решения политических проблем, как уже пять раз доказала история Турции — это разрубание гордиевых узлов армейским ятаганом. Но у этих туч была светлая изнанка: военное положение рано или поздно отменялось, назначались свободные выборы. В проекте «Эрдоган» демократический хэппи-энд не предполагается.

«Они говорят, что я диктатор-шмиктатор. Пусть говорят. Это меня нисколько не волнует. У меня это в одно ухо влетает, в другое вылетает», — Реджеп Тайип Эрдоган.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow