«Они кайфуют от нас»

Мой чемпионат мира начался во вторник, солнечным днем на Павелецкой площади. Они поймали мой взгляд и растопырили ручищи — два высоких кучерявых парня в красных фанатских лонгсливах. Марокко. Парни прилетели утром, а сейчас пытались взять в прокат велосипед. Но для начала найти кого-то, кто говорит по-английски и поможет справиться с серой будкой. Минут через 15 нам удалось выяснить номер сим-карты, купленной марокканцами в аэропорту, и зарегистрировать временный транспорт на их телефон и мою кредитку. Своей у марокканцев не оказалось, а мама так и не научила меня не верить незнакомым мужчинам.

Мужчины позвонили мне ночью — в 3.30. Я уже приготовилась услышать что-то вроде: «О, Алла, мы в полиции/в Химках/сбили медведя — спаси…», но нет. Звонили извиниться за списанные 130 рублей — «увлеклись изучением Москвы» — и клялись все вернуть.

Около пяти вечера среды я стояла в изголовье другого мужчины. Он лежал на брусчатке Никольской, где-то в районе Третьяковского проезда. Над мужчиной, раскорячив ноги в шортах, джинсах, коротких юбках, проносились в танце люди. Колумбия. Карнавал только начинался, и местная бабушка, которая сейчас смотрела на колумбийцев так, как обычно местные бабушки смотрят на кришнаитов с барабанами, все еще могла пройти по любимой улице.

Я прошлась тоже — мимо висящих на окнах Заиконоспасского мужского монастыря гостей из Саудовской Аравии до бешено вращающих самой выдающейся частью тела девчонок из Перу. Рядом вращался простой русский парень с початой бутылкой «Колы» в руке.

— Коньячок? — кивнула я на бутылку с «Колой».

— Водка. Ну, мы угораем просто… Хочешь?

— Отдыхаете? — спросила я.

— Первую линию перекрыли, бутик наш закрыли, а нам что делать? — спросил меня кардинально трезвый друг Максима Рома. Это он про первую линию ГУМа и магазин одежды, в котором друзья трудятся охранником и продавцом. — Пришли пообщаться и сфотографироваться на память. Это же чемпионат мира. Мира, понимаете? В Москве! А они тоже от нас кайфуют.

Первую линию вдобавок ко всей Красной площади перекрыли ради концерта звезд оперной сцены накануне открытия ЧМ. Как минимум второй день площадь с пустыми трибунами стойко выдерживала осаду страдающих фотоломкой китайцев. Они совали аппараты в ограду Воскресенских ворот — так далеко, как позволяли китайские руки.

Так и не дошел до Красной всего каких-то 100 метров Реми из Парижа (до Москвы добирался автостопом: 7 дней, 30 машин). Он и сейчас держал табличку с надписью «Moscou», а прямо над его ухом ровесник в форме «Росгвардии» кричал в мегафон: «Никольская работает только на выход» и уже без мегафона разъяснял окружающим: «Зачистка. Концерт».Слово «зачистка» француз не понимал и был счастлив. У него на все происходящее было свое слово — «crazy». Еще прошлым вечером простой французский видеоблогер в одиночестве стоял на трассе недалеко от белорусско-российской границы.

Никольскую у «Лубянки» перекрыли около семи.

«Велком ту рашн федерашн»

В 17.40 в четверг я неслась в поезде подземки к Воробьевым горам. Русские парни справа орали «Катюшу», китаец у них под боком задорно качал головой в ушанке в такт знакомой мелодии, хлипкие немцы слева вжимались в кресла на каждом отчаянном визге тормозов и синхронном «Выхааадила…». А я неслась навстречу марокканцам. Они объявились накануне вечером — прохрипели в трубку, что не спали два дня и предложили посмотреть вместе матч открытия. Марокканцы неслись с Павелецкой. Конечно, на велосипедах.

Час спустя после начала матча я все еще одиноко стояла у главного входа в фан-зону, проклиная получасовую пешую прогулку от метро. Где-то рядом, на огромных экранах наши забивали голы. Полчаса назад первая волна запоздавшей интернациональной толпы прорвала оцепление «Росгвардии» и буквально снесла перекрытый временно вход. Перекрыли снова. Накопилась вторая волна.

— Почему русским не дают войти? — заорал здоровяк у меня над ухом. — Стойте, стойте, лохи! Ой, а вы что, журналистка? Наша? Тогда все отлично, все супер. Приезжайте к нам в Великие Луки.

— А чего кричали тогда? — уточнила я.

— Все ок, народа просто много, — настойчиво повторил он. — Вы лучше запишите, что мы всем говорили «велком ту рашн федерашн». Русская душа — самая добрая. Видишь, как мы себя культурно ведем. И перуанцы, испанцы, бразильцы тоже, потому что знают — если что, то ОМОН…, — и здоровяк постучал ладонью по кулаку, — а парни русские помогут.

Тут мне снова марокканцы позвонили — изнутри. Оказалось, они пролезли внутрь во второй волне. Я понеслась пристраиваться к третьей — запускали порциями, человек по сто.

— Мы должны хотя бы отдать деньги! — из последних сил хрипели в телефон марокканцы.

— Да забейте вы на свои десять долларов! — кричала я в телефон.

— Бренчит по-английски! Американская шпионка! — орал мне в спину здоровяк из Великих Лук.

— По телевизору пишут одно, а делают совершенно другое, — ругалась с охранником бабушка в праздничном платье. Учили орать «ПрААпускай!» интеллигентного итальянского мужчину ребята из Подмосковья…

Когда марокканцы додумались выйти из фан-зоны и все-таки нашли меня перед входом, наши уже вели 3:0. Парни набросились на меня со своими флагами — российским и марокканским — и заорали:

— Это невероятно! Фантастика! Три дня не спали! Утром придешь — душ, и снова! Русские были для нас закрытой коробкой, но мы ее открыли!! Они видели нас: «О, Марокко!» и бросались делать фото. Они счастливы — мы счастливы!

Пять минут, и марокканцы унеслись на поезд. А я полезла в щель, которую, наконец, открыли для третьей волны болельщиков. Признаться, в самом узком перешейке мы, с впечатанной в меня девочкой-испанкой, даже успели испугаться. Но ничего — русские парни внесли. Последние полчаса матча я провела в очереди за водой. Матч закончился, вода тоже, но я местная, знаю, где подкрепить силы.

Десять минут спустя мы с двумя мужчинами из близлежащих домов стояли у киоска при Троицкой церкви. Я ела горячий монастырский хачапури, запоздавшие с ознакомительной прогулкой и так и не попавшие в фан-зону мужчины пили чай и степенно говорили мне, что они совсем не против футбольного соседства. Проходящие мимо к бесплатным автобусам до «Киевской» иностранцы удивленно косились на чай, хачапури и сверкающие в окнах лавки иконы.

Потом я тоже загрузилась в автобус, к парням, которые втянули в грудь побольше воздуха, и понеслось: «Сер-би-я! Ко-со-во!»

— А чего это вдруг Сербия? — спросила я у очевидных россиян.

— Потому что Сербы наши братья. Одни цвета, одна вера. Дружим клубами. «Спартак» — «Црвена звезда», «ЦСКА» — «Партизан»… А когда дело доходит до масштабных мероприятий, то получается, что Россия дружит с Сербией.

В общем, оказались фанатами «Спартака». Прошли в фан-зону без проблем — за час до начала матча.

Сталин под запретом

Я стояла у поворота в Богоявленский, одновременно потирая левый бок и заднюю часть правого бедра. «Кто-то трогает мою задницу!» — еще три минуты назад счастливо орал у меня над ухом бразилец с российским флагом на щеке. «Вот и породнились!» — кричала справа девица. Признаться, зависнув где-то в районе монастыря, я малодушно подумала о парнях из «Росгвардии». Сегодня Никольскую не перекрывали. Но — пронесло, а вернее — снова вынесло, почти от Лубянки.

В 9 вечера четверга «Катюшу» здесь уже пели все, даже немцы.

— Мама, посмотри, они все радуются за нас, представляешь?! — изумленно озиралась вокруг девочка, которую водрузили на самое безопасное место — мусорный бак.

Я безуспешно попробовала пробиться хоть к одной барной стойке и втянулась в еще одну воронку — арку к Площади Революции. Воронка выбросила меня прямо на Ленина. Пьяненький, щуплый, стоял он, прижавшись к подпорке тента открытого кафе.

— Вы чего такой грустный? — спросила я Ленина.

— Один я, всех моих запретили — Сталина, всех… — чуть не плакал дедушка. — А я люблю запреты, я на запреты плюю.

Долго стоять рядом с Лениным было неловко, и я вышла на поющую Манежную, обнялась с туристом из Саудовской Аравии («Да все ок, это игра! Отличный город, отличные люди!») и пошла в бар отеля Four Seasons — гулять так гулять!

Одна я сидела недолго. Через 10 минут мы отмечали перуанский «реюнион» — впервые со школы. Бывшие одноклассники приехали с разных концов света — разбросала жизнь: Майами, Аргентина…

— Перу на ЧМ впервые с 1982 года, — объяснял мне «девелопер мотоциклов» Виллард. — Говорят, нас здесь больше 50 тысяч. Все взяли отпуска, бедные люди продавали дома и машины, чтобы приехать в Россию и поддержать свою команду. Наверное, тебе не понять, но Перу — это страна, которая долго страдала от терроризма. Когда я был ребенком, у нас не было еды, электричества. Мы растем, но все еще чувствуем ущербность перед соседями, знаешь, нас ведь окружают сильные страны. А футбол — это самый популярный спорт в Перу. А сейчас — повод для гордости.

В час ночи я решила, что пора остановиться. Перуанцы завтра вылетали в Саранск, но все еще не торопились в свою гостиницу в Измайлово — видимо, дома в Перу все-таки недостаточно дороги для «Four Seasons». Я поехала домой на такси.

— Ну как там? — с завистью бросал взгляды в сторону все еще бушующей Манежной совсем молодой водитель. — Я сегодня и мексиканцев, и бразильцев, и французов возил. В основном, через приложения — «Убер» с «Яндексом» объединили заказы, но и на дороге ловят. Так поговорить охота, но только через переводчика получается. Представляете, все говорят по-английски! Я так понял, что им очень нравится Москва. Только на холод жалуются.

Ну, ничего, наши отогреют.