Для студента Йорн Хезе, конечно, не молод, ему уже под пятьдесят, хотя на вид столько ему не дашь — невысокий, суховатый, энергичный, спортивный, с рюкзачком на спине, с широко открытыми на мир глазами.

Учился у себя на родине на юриста. Потом в Швейцарии — гостиничному делу, в Высшей школе Лозанны. Стажировался в Дубае в семизвездочном отеле, потом десять лет работал в Лондоне в гостинице недалеко от Гайд-парка. Когда представилась такая возможность, два года отслужил менеджером в хозяйственном управлении британского парламента — сначала в нижней палате и потом — в Палате лордов…

Русский учил на языковых курсах в Москве при Институте имени Пушкина, и хотя курсы не закончил, говорит прекрасно, правда, с сильным акцентом.

Четыре года назад решил получить экономическое образование в России и выбрал для этого Орловский госуниверситет имени Тургенева (73 000 рублей в год, удовольствие, прямо скажем, недешевое). Многие до сих пор считают этот выбор странным.

Все как-то не задалось с самого начала.

Став студентом, Йорн вселился в университетское общежитие № 6 для иностранцев. (И много у вас иностранцев учится? — спросил я. Оказалось — много. Из Индии, Китая, Узбекистана, Киргизии, Палестины, Ливана, Конго, Бенина, Кот-д-Ивуара…). Но опыт Лозанны, Лондона и семизведочного дубайского отеля подсказывал, что в таком общежитии жить нельзя.

Сначала полностью отремонтировал собственную комнату. Заменил мебель, привез библиотечку — 700 книг. Затем (цитирую, далеко забегая вперед, переписку с ректоратом) «в декабре 2014 в Москве мною были приобретены семь новых матрацев на сумму 23 000 рублей. Они были переданы студентам на 3-м этаже в нашем общежитии в качестве необходимой замены семи старых, изношенных, отвратительных на вид и непригодных для сна матрацев. Кроме того, я купил смеситель для кухни, два душевых гарнитура (с новыми кранами и лейками), новый дренаж для ванны для предотвращения более серьезного ущерба полу и потолку, новое сиденье для унитаза, занавес для душа, несколько держателей занавеса, и на данный момент я уже приобрел, по крайней мере, 25–30 лампочек, чтобы гарантировать безопасность эвакуации студентов с пятого этажа на первый в случае чрезвычайных ситуаций…»

Одним словом, молодец. Хотя дальнейшее исполнение обязанностей администрации общежития и натолкнулись на препятствия непреодолимой силы:

Мать Йорна, в прошлом санитарный врач, на обращения сына какие-то практические советы из Берлина дала, хотя сообщенными подробностями была поражена необычайно.

Ректорат же на претензии настырного немца никак не реагировал и только все больше и больше раздражался. В результате Йорн собрал инсектов в большую банку и отнес проректору, все другие способы борьбы, как ему казалось, были исчерпаны.

Именно в таком плане ректор О. Пилипенко и отвечала в министерство на пересланную ей оттуда жалобу Хезе. «…В общежитии на протяжении всего периода эксплуатации поддерживается надлежащее состояние, своевременно проводится текущий ремонт, дератизация и дезинсекция, камерная дезинсекция мягкого инвентаря, созданы условия для комфортного проживания обучающихся… Кроме того, общежитие № 6 неоднократно принимает участие во всероссийском конкурсе… В 2008 году стало победителем в номинации «Лучшая реализация социально-значимых программ»… Считаем, что в своем письме, направленном в Минобрнауки России, Хезе Йорн Геральд умышленно искажает факты, необъективно интерпретирует документы и информацию».

Интересно, что в те же дни, когда одни подчиненные Ольги Васильевны готовили этот ответ, другие ее подчиненные по той же жалобе Хезе получали в потребнадзоре копию административного протокола о несоответствии помещения общежития действующим санитарным нормам. И протокол этот класть рядом с ответом министерству я бы не посоветовал.

Но немца, как становилось ясно, не устраивало положение дел не только в общежитии. Он быстро разочаровался и в том, как организован учебный процесс и сама программа. Ему казалось, что его учат ненужному и на пещерном уровне, недостойном XXI века.

Он бомбардировал деканат и ректорат пространными проектами, а так как ответов на них не получал, суммировал свои предложения и отправил в то же министерство. Никакого ответа не получил и оттуда.

А учился, судя по получаемым отметкам, хорошо. Но после первого курса принял решение уйти с экономфака и подал заявление о переводе на факультет иностранных языков. Разрешение на перевод получил, дисциплинированно ходил на занятия, а через полгода вдруг выяснилось, что были не соблюдены какие-то формальности, в частности, Йорн не представил заверенный перевод паспорта (о чем он должен был откуда-то узнать, а ему никто не сказал), поэтому на иняз официально не зачислен (а занятия на экономическом не посещал). И был отчислен из университета вообще. Адресаты и фигуранты его заявлений вздохнули, как я понимаю, с облегчением.

Тут же Хезе был лишен учебной визы и в три дня, не успев собрать вещи, выдворен из России. Но в суд на университет подал и дисциплинированно ездил на заседания из Берлина. 17 ноября прошлого года Заводской суд города Орла его иск удовлетворил, обязав вуз отменить приказ об отчислении и выплатить компенсацию за нанесенный моральный вред в размере двадцати тысяч рублей. Университет решение обжаловал, но в феврале решение подтвердил и суд областной.

В начале марта Йорн вернулся в Россию — студентом непонятно какого факультета Орловского государственного университета им. Тургенева.

С коллективной фотографией ректората с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя» его никто не встретил.

Немного отмотаем пленку назад.

Йорн уже учился в Москве на курсах русского языка, когда встретил бельгийца с нетипичным, на мой взгляд, для бельгийца именем — Никита, а у того была давняя мечта проехать на поезде «насквозь» через всю Россию, от Москвы до Владивостока; искал попутчика («Я сказал: интересно. Я сказал: замечательно»). Разработали маршрут, на все про все положили сорок два дня, оформили по целой пачке железнодорожных билетов. Загибает пальцы: Тюмень, Новосибирск, Иркутск, Улан-Удэ, Чита, Хабаровск, Владивосток, Екатеринбург, Нижний Новгород…

Уже подвиг, как сами понимаете.

Два сумасшедших иностранца с огромными рюкзаками вызывали в плацкартных вагонах неизбежный и всеобщий интерес. Их допрашивали с пристрастием о жизни в Европах, рассказывали о своей, почему-то в основном при СССР, сравнивали с нынешней. Каюсь, не спросил, выпивали ли, но, полагаю, выпивали, куда б делись из плацкартного-то вагона…

Йорн выдавал себя за англичанина, не хотел, чтоб возникали неприятные моменты, связанные с историей взаимоотношений стран и народов, так под личиной бывшего союзника и пропутешествовал все сорок два дня, ни разу конспирации не нарушив. А в гостиницах? А в гостиницах ни разу не останавливались, брали с собой палатку, разбивали ее вне города. На природе.

И знаете, с чего они начали свою туристическую программу в разных восхитительных местечках, на берегах рек и лесных опушках? Никогда не догадаетесь.

Но боюсь, самодеятельная программа по очистке России вдоль Транссиба до конца ими так и не была выполнена. Йорн оправдывается краткостью поездки.

Впрочем, то же самое Йорн делал и в путешествиях по Северному Кавказу, и здесь, на Орловщине. Есть у него любимые места, куда он старается выбираться на выходные. Здесь тоже приходится постоянно пополнять запас мешков, которые трудолюбивый немец старательно наполняет и расставляет на обочинах. Местной власти остается лишь подогнать грузовик и покидать мешки в кузов, но почему-то она этого никогда не делает.

Йорн показывал мне фотографии, поверьте, ряды аккуратно завязанных мешков впечатляют.

Танки грязи не боятся! «Прямо так по мусору и ездили! Как это возможно?..»

Фотографию с этой красотой я видел тоже.

— Я не понимаю… У нас уже в детском саду детей начинают приучать убирать мусор — всегда и всюду. В Германии тратят в год 35 миллиардов евро на охрану среды. А в России — с ее населением и территорией — 200 миллионов…

Надо сказать, чем дольше Йорн в России, тем большего он не понимает.

Потом он сообразил, что учиться русскому языку в Москве слишком расходно. Но узнал, что, оказывается, можно устроиться пожить в семье, и нашел такую семью в Покровском районе, сто километров от Орла. О таком опыте языкового погружения, каюсь, раньше я не слышал, представляю с трудом, но Йорн пять месяцев там прожил, работал в поле, помогал по дому. Хозяек, Раису, Валентину и Галину, называет «мои приемные бабушки», причем слово «бабушки» произносит с непередаваемым очарованием. «И там я все больше и больше учился русскому языку. Там же никто не знал ни немецкого, ни французского, ни испанского…»

Даже удивительно: ни французского, ни испанского!..

— Вы говорили, что в поездке по Транссибу старались не говорить, что вы немец. Здесь, в Орле, который очень пострадал во время войны, вы сталкивались с какой-то неприязнью, предвзятостью?

— Нет, никогда. Люди хорошо оценивали, что я немец… Мне рассказывали, что немцы здесь во время войны построили для своих нужд узкоколейку. А после войны ее зачем-то разобрали, хотя это была хорошая работа… Об этом многие вспоминали… Мы видим, говорили мне, как ты работаешь, — на поле, в доме. Как ты учишься.

В общем, событиями семидесятипятилетней давности его не корил никто.

Когда я приехал в Орел и разговаривал с адвокатом Йорна Сергеем Лазаревым, спросил, почему, по его мнению, для получения образования в России Хезе выбрал именно этот университет. Лазарев пожал плечами: вроде бы у него здесь родственники какие-то… Родственники — это как раз «приемные бабушки». И уже сейчас, в начале марта, триумфально вернувшись в Россию после выигранного судебного процесса, Йорн прямо из Москвы первым делом отправился в Покровский район — у одной из «бабушек» был день рождения.

А тогда, в 2013-м, укрепив познания в практическом русском, Йорн улетел с подружкой в Боготу, хотел там учиться экономике… «Отношения с подружкой, к сожалению… как сказать? — развалились, расстроились… расклеились… Месяц был на Кубе, в Мексике… А потом решил — возвращаюсь в Россию. Мой знакомый в Париже, он 22 года проработал в системе образования, говорил, что в России очень хорошее образование…»

Так, не выучившись экономике в Колумбии, немец Йорн Хезе по наводке осведомленного француза приехал учиться экономике в Орел.

В мировом рейтинге вузов (согласно сайту webometrics.info) Орловский госуниверситет имени Тургенева занимает 8045-е место, в разделе «Восточная Европа» он 663-й.

— Вы знаете, Йорн, со мной отказались разговаривать все преподаватели университета, кого я просил прокомментировать ваше дело, даже на условиях анонимности.

— Это для меня не сюрприз. Они не пришли на процесс, потому что боялись, что в зале сидит ректор университета. Никакого ректора, конечно, не было. Но они не пришли.

— Ваш адвокат мне говорил, что студенты в зале все-таки были.

— Двое. Один уже закончил обучение. Другой — заочник, которому ничего не грозило. Но все, кого я просил прийти и выступить, не пришли. Ни преподаватели, ни декан, никто. Я хотел показать, что можно сделать, если хочешь что-то исправить. И вот…

Судя по всему, это был удивительный процесс. Сторона истца (исключенного из университета Йорна Хезе) не смогла представить ни одного свидетеля, правда суду для вынесения решения вполне хватило и свидетелей со стороны ответчика, администрации университета. После всего, что они в суде наговорили, других вариантов просто не оставалось.

Но в неформальном порядке товарищи ему поддержку оказывали: убедившись, что никто не видит, жали руку, благодарили.

Эта, скажем так, осторожность во всех случаях, когда было бы уместно проявить общественную активность, немца удивляла тоже.

— Вы знаете, когда я учился в Потсдаме, как раз происходило объединение Германии, пришли люди с Запада, которые хотели все изменить, они думали, что знают, как лучше. Все, что было хорошо, разрушали. У нас в университете был факультет иностранных языков. Они считали, что он не нужен, его можно просто закрыть. И мы решили: нет. И мы решили манифестировать. Бабушка моя дала старые простыни, я зашел в магазин, купил краску, мы написали на них слоганы — синей краской и зеленой. Две с половиной тысячи студентов вышли в центре города. Представители министерства приехали. Телевидение приехало. Я был президентом студенческого совета и вел переговоры с государственным секретарем…

В конце концов «люди с Запада» с манифестантами согласились и жизнь факультета продлили еще на два года.

— Потом ко мне пришел преподаватель с этого факультета. Говорит: «Мне 55 лет, если бы завтра факультет закрыли, я бы новой работы уже не нашел». И предложил давать мне бесплатные уроки французского — дважды в неделю, бесплатно, из чувства благодарности. Я, конечно, согласился.

Не знаю, нельзя ли трактовать это как историю коррумпированности профсоюзного лидера? Сам Йорн ею явно гордится.

— Ваш опыт потсдамский отличается от орловского?..

— Сильно, очень сильно…

Смеется.

— Люди спрашивают постоянно: зачем ты сюда приехал? У вас там все организованно, все хорошо… И что я могу отвечать?..

По некоторым косвенным признакам смею предположить, что объехавший мир Йорн придерживается скорее левых взглядов (ему, например, очень нравится Куба; в рассказах о встречах во время путешествий по России подчеркивает, что «пенсионеры говорили, что при Брежневе для них было самое стабильное время»; совсем недавно в Берлине давал обо всей этой истории интервью «Шпигелю» и — не разрешил его публиковать из-за антироссийской, как ему показалось, интерпретации его ответов). Так что в этом смысле Орловская область, которую у нас долго называли «коммунистическим заповедником», ему действительно могла бы подойти больше других. Но столкновение с практикой, как и во многих иных случаях, в чем-то отрезвляет, помогает избавиться от иллюзий. В разговоре мы избегали обсуждения политических вопросов, но один вывод Йорн сформулировал четко:

— У вас, по-моему, слишком авторитарная система. Вы верите всему, что скажет начальник, и слишком зависите от него. У нас, в Европе, другой менталитет.

663-е восточноевропейское место Орловского университета деятельного Йорна огорчало и побуждало к действиям.

Отправил письма богатым людям России. По списку: Усманов, Потанин, Дерипаска…

Предложил немедленно послужить честно заработанным рублем на благо Родины и начать непосредственно с Орловского университета.

— И сколько из них вам ответили?

— Никто!

Письмо олигархам настолько колоритно, что я бы его воспроизвел полностью. Но оно длинное, ограничусь цитатами.

«…Многие люди постоянно спрашивают меня, как я оказался здесь!

Я пока не нашел ответ, потому что я все еще в шоке. Унизительно низкая зарплата высококвалифицированных преподавателей, отсутствие мотивации и, как следствие, раздосадованные студенты — это все, что мы имеем на сегодняшний день.

…Наш декан может заказать только два картриджа для принтера в год. Нет никаких раздаточных материалов, которые могли бы значительно помочь нашим студентам лучше понять содержание уроков и облегчить процесс самостоятельного изучения в общежитии.

Это не просто неуместно, это смешно!

…Самое большое преступление для страны — это недостаточное вложение средств в будущее новых поколений. Великий голландский философ Бенедикт Спиноза утверждал, что общество должно помочь им реализовать свой потенциал и затем предоставить им необходимый фундамент для достижения самых высоких целей.

Это и есть свобода.

…Орловские студенты заслуживают того же шанса, что и те, которые живут в более благополучных местах. Орел, конечно, не морской курорт, но у нас, действительно, чистый воздух, так как почти все производство было остановлено более 15 лет назад. Но, я думаю, есть надежда, что среди этих студентов может быть новый Альберт Эйнштейн или Томас Эдисон. Здесь может появиться новый Тесла или одаренный новый Билл Гейтс.

А возможно, и новый Михаил Ломоносов, новый Шувалов, новая Екатерина Дашкова или новый Николай Кондратьев. Цель состоит в том, чтобы их найти, вырастить и удержать. И когда-нибудь вы будете ими гордиться!

Джон Ф. Кеннеди, выступая в университете Вашингтона, точно подметил, что все мы вдыхаем тот же воздух, что все мы лелеем будущее наших детей и что все мы смертны!..»

О Боже!.. Спиноза, Кеннеди, Шувалов, Ломоносов… Все мы смертны… Он что, и правда рассчитывал, что серьезные люди всю эту чушь прочитают, проникнутся прочитанным, засучат рукава…

— Я этого не понимаю! Ведь это же невозможно — так жить! Вот фото (включает ноутбук). Это туалет у студенческой столовой. Ни бумаги, ни полотенец, сидений на унитазах нет!

«Стран» действительно богатый, не поспоришь…

— У меня есть мечта. Посмотрите, как финансируются университеты во всем мире, в том числе и на пожертвования частных лиц. В Швейцарии так построен целый студенческий город — за 200 миллионов франков. Целый город! А здесь нужно куда меньше. Это можно построить.

— Простите, Йорн. Вот откликнется Усманов, построите вы этот чудесный город. И придет туда ваш сегодняшний ректор и наведет в нем те же самые порядки.

— Нет, там нужны новые люди, новое поколение.

— И откуда вы их возьмете?

— Откуда? Это вопрос… Нужна мотивация это делать.

И о ближайших планах

— Сейчас в Орле я пойду в суд, узнаю, какие документы должен представить для компенсации моих издержек… У меня в связи со всеми этими событиями возникли очень серьезные издержки. После исключения из университета я был вынужден четыре раза прилетать сюда из Германии, ездить в Москву, у меня уже не было учебной визы, я каждые четыре месяца должен был получать новую, гостиница, адвокат… Эти деньги я хочу обратно. По моим подсчетам, это около 400 тысяч рублей. Для кого-то это немного, но для меня очень важно. И у меня нет причин отдать это как подарок.

В центре Орла, у памятника задумчиво сидящему на скамье писателю Лескову на отдельных постаментах отлитые в чугуне персонажи его произведений — купцы, священнослужители, Левша с блохой, тупейный художник… Фигуры непутевого немца Пекторалиса среди них нет.

Очень осторожно, стараясь не обидеть, я пересказал Йорну сюжет лесковской «Железной воли». Не самая известная повесть орловчанина Николая Лескова «Железная воля» рассказывает о приехавшем в Россию немце и столкновении с местными обычаями и порядками его жизненных принципов и принятых к неуклонному следованию практик.

Николай Степанович относился к своему герою в высшей степени иронически, порой даже с перебором, сомнений в исходе описываемого спора цивилизаций ни на секунду у него не возникало. «Да что это вы, господа, совсем с ума, что ли, рехнулись? Ну, железные они, так и железные, а мы тесто простое, мягкое, сырое, непропеченное тесто, — ну, а вы бы вспомнили, что и тесто в массе топором не разрубишь, а, пожалуй, еще и топор там потеряешь…» В общем, не помогли герою повести его «железная воля», маниакальная верность слову и запредельная последовательность, так изумлявшие местных. Разорился, проиграл суд, нелепо умер…

Но, с другой-то стороны, свой судебный процесс Йорн все-таки выиграл.

— Вы думаете, у меня перспектив нет? — озабоченно спросил он.

— Хочется надеяться, — есть, — ответил я.