То, что уже прочно обрело оскорбительное определение «Театральное дело», на сей раз разворачивалось в Мосгорсуде. В назначенное время возле дверей зала 425 возникли и стали томиться, сразу остекленев взорами, два пристава. Но время шло и шло, кое-кто из присутствующих со своими гаджетами начал оседать на пол. Приставы мигом ожили: «Не сидеть! Скоро все сядете!»

И вот, не в 10.45, как было назначено, а далеко за полдень, явилась секретарь суда с вопросом:

— Кто тут по тройке?

К ней устремились адвокаты.

— Так: один следователь и четыре адвоката? Входите!

Прокурор-стилист

Зал заполняется. В «аквариуме» — главный бухгалтер «Седьмой студии» Нина Масляева. На первой скамье — гендиректор Юрий Итин. Директор и продюсер Алексей Малобродский — на экранах. Заседание начинается ходатайством защиты: адвокат Малобродского Ксения Карпинская передает судье многостраничную расшифровку аудиозаписи прошлого, «басманного», судебного заседания. Ее необходимо приобщить к материалам дела.

По мнению защиты, она ясно демонстрирует: в окончательный протокол судебного заседания прокурор Малофеев после процесса внес правку; в итоге бумажная версия и судебная реальность сильно отличаются друг от друга. Собственно, это повод для кассационной жалобы и причина нынешнего заседания: рассматривается законность продления срока содержания под стражей и домашним арестом. Басманный суд назначил новую границу — до 19 октября. Адвокаты собираются это оспорить. Но то, что выглядит простым и логичным для зала и защиты, не является таковым для следователя и прокурора (степень неразборчивости ее речи мучительна). Слышит ее только судья. Но слышит хорошо. Судья Светлана Александрова (короткая стрижка, обманчиво кроткий вид):

— В приобщении отказать! Не соблюден порядок предоставления расшифровки аудиозаписи.

Теперь очередь Юрия Лысенко. Адвокат Итина просит приобщить к делу медицинские документы — выписку из карты «скорой помощи» и медицинские диагнозы, касающиеся отца обвиняемого. Инвалид II группы, он приехал издалека повидаться с сыном. Свидания не дают.

Но приобщают. Так же как письмо в защиту Малобродского в администрацию президента, подписанное Владимиром Уриным, Марией Ревякиной и другими директорами. Так же как письмо деятелей культуры (от Чулпан Хаматовой до Юрия Норштейна, от Сокурова до Познера). Все это — ходатайства о мере пресечения, не связанной с лишением свободы.

Все приобщают.

Слово обвинению.

Тут начинается самое интересное. Следователь Васильев предъявляет документы, с которыми не знакома защита, — протоколы допроса Масляевых, Марины Игоревны и Ольги Игоревны, двух дочерей обвиняемой, протокол допроса бухгалтерского работника Татьяны Жириковой, собственные показания главбуха.

На ознакомление защите дается двадцать минут. Перерыв.

Обвиняемые

Алексей Малобродский в заключении, говорят, вспомнил упрямый опыт комдива Котовского и занялся физическими нагрузками и чтением. Выглядит бодро, даже уверенно. Его, единственного, на всем процессе слышно от первого до последнего слова. Помогает трансляция и привычка публично формулировать. И хотя фоном его выступлений проходит резкий, словно бы кандальный лязг и скрежет из СИЗО, четкость и логика реакций очевидны.

Нина Масляева производит впечатление человека в полусознании. Она, и это видно простым глазом, плохо себя чувствует и плохо выглядит. Единственное, что она хотела сказать суду и повторила дважды: не может больше участвовать в заседаниях! Просит освободить, дать возможность конференц-связи. Почти все время заседания тяжело дремлет, как бы в забытьи. Даже самые напряженные моменты процесса (чтение ее собственных показаний, заставляющих вспомнить «царицу доказательств») не заставляют ее концентрироваться.

Юрия Итина, похудевшего и осунувшегося, в строгом костюме, сопровождает сотрудник ФСИН, на длинном лице которого застыла глумливо-веселая усмешка. Подопечного он зовет «Константиныч», но стоит мне мимоходом сочувственно коснуться локтя директора ярославского Волковского театра, фсиновец взрывается:

— Вы чего?! Отойти!

Жена и дочь Итина больше всего озабочены тем, что ему нужен кардиолог и лекарства. Прогулки запрещены. Досудебное наказание для него не только домашний арест, но и полная изоляция:

Спор сторон

…После перерыва адвокаты пытаются объяснить: Малобродский принимает участие в процессе из следственного изолятора, то есть, не имеет доступа к новым документам: нарушается его право на защиту. Он должен иметь возможность и время прочесть. Просят перенести заседание на завтра.

Судья:

— Возражаете по поводу приобщения?

Адвокат Карпинская:

— Да, возражаем приобщать, пока Малобродский с ними не ознакомится!

Судья просит высказаться обвиняемых.

Малобродский краток:

— Ваша честь, меня смущает практика приобщения новых материалов, которые следствие изготавливает и предоставляет, я против этих манипуляций следствия!

Масляева (с трудом встает в своем «аквариуме»):

— У меня нет возможности по своему физическому состоянию участвовать завтра, прошу конференцию, видеотрансляцию.

Следователь бодр:

— Но с частью этих документов Малобродский уже знакомился, нет никакой сложности ознакомить его сейчас!

И резюмирует:

— На ваше усмотрение, ваша честь!

Объявляется еще один перерыв. Проходя мимо прокурора, спрашиваю:

— Простите, почему вы так невнятно говорите?

— Я внятно говорю… — растерянно отвечает мне прокурор.

— Вы говорите так, что нарушаете мое профессиональное право на объективную информацию…

— Буду громче, — неожиданно обещает молодая красавица с супертщательным макияжем.

Однако главный урок невнятности еще впереди. Суд отказывает в переносе заседания. Принято решение огласить и исследовать документы в суде. И наступает примерно сорокаминутная пытка абсолютно неразличимой, неразборчивой речью. Судья Александрова читает документы, подлежащие «исследованию», так тихо, что это становится для всех, кто хочет уразуметь происходящее, мукой. Крайним напряжением слуха удается понять: дочери Нины Масляевой подробно рассказывают о неких мужчинах, поджидавших их у машины, в подъездах, на остановках автобуса, о странных телефонных звонках, преследовании —

В дальнейшем потоке нечленораздельности (читается протокол допроса бухгалтерского работника Татьяны Жириковой) всплывают отдельные фразы: «обналичивание денежных средств», «Масляева управляла всем потоком» (та, о ком идет речь, в это время дремлет), «…так как у него большие связи в Министерстве культуры».

Далее зачитывается протокол очной ставки Малобродского с неким Синельниковым в СИЗО-1. Насколько можно понять, Синельников описывает механизмы обналичивания денег: «Позвонила Масляева — безналичные переводы, счета — карточки Альфа-банка и Сбербанка»…

Малобродский на очной ставке находился в наручниках, в присутствии конвоя. Заявил: обвинение основано на домыслах и недостоверной информации. Виновным себя не признал полностью («не понимаю, какие деяния мне инкриминируются, не присваивал денежных средств и материальных ценностей!»).

Судья закончила пытать зал чтением документов и спокойно возвращается к началу:

— Малобродский, вы получили протокол судебного заседания?

— Да, но протокол Басманного суда я получил через 20 дней после его завершения.

Судья:

— Вы готовы участвовать в судебном заседании?

— Почему у вас возникли сомнения, ваша честь?

На новые документы Малобродский реагирует с исключительным присутствием духа:

— Ваша честь, качество трансляции столь несовершенно, что, несмотря на вашу безупречную дикцию, должен сказать: огромная часть зачитанных документов относится к периоду времени, когда я не работал в «Седьмой студии». Прошу отложить судебное заседание до завтра! Убежден, что итоговый протокол фальсифицирован.

Судья:

— То есть у вас будут замечания на протокол?

— Безусловно!

Выходят на предфинальную коду. Адвокаты заявляют суду о нарушениях закона, имевших место с первого дня: «…то, что происходило в Басманном суде, — такое за свою практику наблюдаем в первый раз!» Масляева снова просит освободить ее от участия в заседании. Следователь тянет свою перспективу:

— Малобродский еще раньше мог реализовать свое право на защиту.

Но с ним неожиданно (и внятно!) не соглашается прокурор: «Снять с рассмотрения!»

Заседание будет продолжено в пятницу, 11 августа.

— У вас завтра последний день подачи замечаний! — напоминает судья экрану.

В кулуарах

…Я подошла к нему, потому что уловила брошенную в воздух странную реплику:

— Два месяца поработал, теперь пусть потрудятся другие!

Его сняли с процесса день назад. Юрий Зайцев, теперь уже бывший адвокат Нины Масляевой, объясняет мне:

— Это банальное уголовное дело о хищениях. Я не имею права ничего комментировать, но политика тут ни при чем.

Спрашиваю, почему он больше не защитник.

— Масляева от меня отказалась! Отказалась от адвоката по соглашению. У нее теперь государственный адвокат.

— По какой причине?

— Потому что у нее нет денег! Да, да, поверьте. Не имею права комментировать, но это так. А кроме того, следствию нужен адвокат, с которым можно сотрудничать, и это не я!

— Если вы больше не в процессе, зачем пришли сегодня?

— Чтобы в глаза ей посмотреть!

Он очевидно оскорблен и задет. Возможно, поэтому позволяет себе сладкую возможность покошмарить:

— Процессов будет еще мно-о-ого! А об этом скоро все забудут, это так, первая ласточка…

Аккуратно интересуюсь, как в профессиональной этике соединяются априорная уверенность в виновности подзащитного и готовность его защищать?

— Нет проблем! Как у патанатома!

В пестрой толпе зрителей, знатоков и сочувствующих, носятся удивительные формулы, порожденные причудливой жизнью этого дела: «Седьмая студия» была создана с преступным умыслом»… «Обналичили — еще не значит украли!» И самое завораживающее: «Установлены хищения в пользу неустановленных лиц»…

— Теперь вы знаете все, что знаем и мы, находясь под подпиской, — устало прислоняется к стене адвокат Ксения Карпинская. — Суд все разгласил сегодня, даже то, чего мы не предполагали…

Да, мы теперь знаем о показаниях дочерей Масляевой, возникших, как из воздуха, об очной ставке между Малобродским и Синельниковым, о свидетельствах Жириковой, о версии главбуха, в которой она — пострадавшая сторона.

Деньги — стержень всего сюжета, и то, что с ними в этом деле происходит, демонстрирует цирковой класс жонглирования: на сайте СКР значится цифра в 200 миллионов.

— Но в постановлении о возбуждении уголовного дела, которое было озвучено в прошлый раз, — подводит итоги адвокат Карпинская, — 70 миллионов. Сейчас в постановлении о привлечении в качестве обвиняемых сказано: похитили 68 миллионов. До этого — похитили 2 миллиона 300. Еще до этого Масляева с Итиным похитили 1 миллион 200 тысяч рублей. Из всего этого количества обвинительных документов даже мне, имеющей большой опыт, мало что понятно. Представьте, как это непонятно Малобродскому! На его прямой вопрос, в чем вы меня обвиняете конкретно, ответа нет. Адресное внятное обвинение ему — так и не сформулировано.

— Что все это значит?

— Когда нечего предъявить и еще не придумали, что предъявить, получается то, что вы видите…