В первом номере этого года «Новая газета» уже писала, что у моряков подобный поворот событий вызвал много новых вопросов.
Почему не названа настоящая причина этих отставок? Почему основные виновники трагедии «Курска» — Попов и Моцак — переведены на почетнейшие гражданские должности: один — сенатором, а другой — первым заместителем полпреда президента в Северо-Западном округе? Почему офицеры, репутация и профессионализм которых безупречны (например, командующий 1-й флотилией Олег Бурцев и начальник штаба флотилии Валерий Филатов), попали в карательные списки, составленные главкомом Куроедовым? Почему, наконец, сам главком не внес себя в эти списки?
Благодарный звонок из штаба первой дивизии Северной флотилии подтвердил: да, мы правильно формулировали вопросы.
На Северном флоте разочарованы решением президента, а главкома ВМФ там называют не иначе как предателем. Сильные чувства вылились во вредное брожение и шумиху: тридцать офицеров 1-й флотилии опубликовали открытое письмо Путину, в котором высказали свои претензии.
И вот в конце января Куроедов приехал на Северный флот, чтобы уладить конфликт, и попытался моряков угомонить.
Куроедов приехал во всеоружии. Эксперты Главного штаба ВМФ подготовили две сравнительные таблицы. На одной из них были написаны все инструкции, существующие на флоте. На другой — анализ их выполнения, то есть нарушения, которые были допущены офицерами Северного флота и Главного штаба ВМФ в ходе подготовки «Курска» к учениям, на самих учениях и во время поисково-спасательной операции. То есть Куроедов наглядно продемонстрировал подводникам, кто из них и в чем конкретно виноват.
Чтобы выглядеть совсем уж убедительным, Куроедов нарушил тайну следствия и рассказал о некоторых материалах уголовного дела по «Курску», с которым его ознакомили.
Офицерам главком сразу сказал, что Попова, Моцака и других отстранили от должности за преступную безответственность . И впервые Куроедов официально отказался от своей версии столкновения с другим судном и начал раскрывать истинные события 12 августа 2000-го.
Материалы уголовного дела совпадают с фактами, расследованными «Новой газетой» (см. № 49, 2001г.). Их в августе того же года Владимир Иванович яростно отрицал (см. № 57, 2001 г.). То есть, к сожалению, врал нашим читателям.
Теперь, подчеркиваю, это официальная хронология из уголовного дела.
11.30 — 12.30 12 августа. «Курск» должен был производить торпедные стрельбы.
11.30. Гидроакустики «Петра Великого» зафиксировали взрыв, а все четыре штаба (дивизии, флотилии, флота и Главного штаба), которые находились на флагмане «Петре», почувствовали сильный гидравлический удар по корпусу.
Принято решение быстро покинуть район, где находился «Курск», с которым — это ясно для всех — произошла беда.
12.30. Командующий Северным флотом Попов улетает на берег и дает интервью о том, как хорошо проходят учения.
17.00. «Курск» не всплывает и не докладывает об освобождении района. Через каждый час лодке посылают радиограммы, но до 23.00 ничего не предпринимают.
23.30. Наконец спустя 12 часов после гибели «Курска» объявляется боевая тревога и начинаются поиски «Курска». К нему подойдут только вечером (18.15) 13 августа. С момента гибели лодки пройдет к тому времени более 30 часов. Сознательно потеряно огромное количество времени? Все понимают, что шанс на спасение людей безвозвратно, преступно потерян.
Допустим даже, что от главкома скрывали информацию о взрывах и молчании «Курска». Но на центральном командном пункте Главного штаба следили за ходом учений и принимали сообщения со всех кораблей. Когда «Курск» не всплыл, не вышел на связь и не доложил об освобождении района, главком сам был обязан объявить боевую тревогу, если это не сделали его подчиненные. Но не объявил.
П рошлым летом, когда мы писали об этой не известной никому, кроме как Куроедову, Попову, Моцаку, хронологии, у нас уже были вопросы о подготовке лодки и экипажа. Но только сейчас Куроедов ответил на них. Опять же не нам — обществу, а офицерам, от которых теперь требуют просто молчать.
Как бы между прочим, как само собой разумеющееся, Куроедов отметил тот факт, что многие документы, позволяющие судить о готовности экипажа, лодки и состоянии оружия на «Курске», были подделанные или оформлены задним числом. Прокуратуре пришлось проводить экспертизу и сравнивать подписи на этих документах с подписями погибших подводников.
Перечислять все подделанные документы — не хватит места на этой газетной странице. Но был подделан один из самых важных документов — акт допуска экипажа к эксплуатации и применению боевого оружия (в том числе и перекисно-водородной торпеды, которая взорвалась на лодке). Об этой торпеде вообще отдельный разговор.
Дело в том, что в середине 80-х торпеды с сильными окислителями (в том числе и перекисная) были запрещены к эксплуатации. Но в 94-м были проведены контрольные занятия по этой торпеде. С тех пор никаких практических занятий по использованию этой опасной торпеды, от которой отказались и американцы, и англичане, не проводилось. Экипаж «Курска» не умел обращаться с этой торпедой, потому что его не учили этому!
Б ыло также допущено огромное количество нарушений и при погрузке оружия на борт «Курска». Во-первых, погрузка проходит при боевой тревоге. Никакой тревоги не было. Во-вторых, на торпедно-технической базе перед погрузкой должны были проверить знания экипажа по эксплуатации торпед и поставить отметку в контрольных листах. Но на погрузке не было ни командира торпедно-технической базы, ни флагманского минера, ни даже командира «Курска» Лячина. А систему контроля за перекисно-водородной торпедой вообще подключал торпедист из другой дивизии.
Кто после трагедии расписался за Лячина в журнале торпедной базы — еще один вопрос.
Были допущены все возможные нарушения в подготовке и формировании экипажа «Курска» к выходу на учения. Ребята не готовились и не проверялись ни по каким видам подготовки. Перед учениями многих старших офицеров командующий флотом Попов отправил в отпуска, например, командующего дивизией Михаила Кузнецова, хотя во время подготовки и проведения учений все обязаны быть на своих местах.
Так и остались незаполненными контрольные листы готовности самой лодки и оружия на ней — тех самых боевых торпед и боевых ракет типа «Гранит». Попов знал, более того, санкционировал все эти нарушения, но тем не менее доложил в главный штаб о полной готовности «Курска» к учениям.
После трагедии Вячеслав Попов придумает новую формулировку августовским маневрам в Баренцевом море. Она будет звучать уже так: «Комплексный поход АМГ (авианосной многоцелевой группы. — Е.М. ) по морю». Попов, Моцак, Куроедов уходят от слова «учения» и тем самым снимают с себя ответственность за нарушение инструкций, регламентирующих подготовку и проведение этих самых учений.
С амое интересное, однако, что первым, кто официально признал готовность «Курска» к учениям, был именно Куроедов. Обычно готовность корабля и линейность (профессиональную готовность) экипажа сначала проверяет штаб дивизии, потом штаб флотилии, штаб флота и только потом Главный штаб. Но поскольку в случае с «Курском» первым дал «добро» именно Куроедов , то кто же из подчиненных стал бы ему возражать?
Именно этот вопрос и задали офицеры 1-й флотилии. Понимает ли главком свою меру вины в том, что произошло?
Куроедов ответил предельно откровенно: Путин дал ему команду вывести из уголовного дела Попова и Моцака и закрыть тему «Курска».
То есть если сейчас Куроедов подаст рапорт об отставке, то все офицеры, проходящие свидетелями по уголовному делу, автоматически станут обвиняемыми. Куроедов дал понять, что он — не просто шантажист, а гарант неприкосновенности для Военно-морских сил России. Потому как если увольнение нескольких безответственных и непрофессиональных военачальников флот пережил, то позор открытого судебного процесса — вряд ли.
