КомментарийОбщество

«Какая молодая и случайная, в общем, страна»

Что такое новый русский стиль?

«Какая молодая и случайная, в общем, страна»

Фото: Евгения Яблонская / Коммерсантъ

Политтехнолог и мыслитель Глеб Павловский, активно участвовавший в конструировании современной России, перед самой своей смертью начал курс «Проеĸтное и случайное в генезисе РФ: российсĸая система ĸаĸ политичесĸая импровизация», однако успел прочитать лишь одну лекцию, вводную. Впрочем, и она дает представление об основных философских установках курса.

«Идея этого моего курса родилась уже довольно давно, прямо накануне эпидемии ковида, поскольку было как раз тридцатилетие провозглашения суверенитета России. И я вдруг подумал: «Боже мой, какая молодая и случайная, в общем, страна: большинство моих детей старше Российской Федерации», — начинает он. И хотя посвящена его лекция именно Российской Федерации, но удивление «какая молодая и случайная, в общем, страна» можно расширить. В середине лекции Павловский говорит: «Вообще всё, что, как вам кажется, было всегда, возникло недавно. Может быть, даже совсем недавно».

В 1983 году вышла книга «Изобретение традиций», в которой подробно рассматривается модернистская историческая концепция, разработанная британским историком Эриком Хобсбаумом. Он предложил идею изобретения традиций как социального ответа на политический и идеологический кризис — сообщества ищут связь с прошлым, ощущение непрерывности, то есть чего-то, что лежало бы над ними, над их жизнями и сегодняшними неурядицами.

Изображение

Например, наиболее активно традиции начинают создаваться за тридцать–сорок лет до Первой мировой войны: «В период 1870–1914 годов — так уж вышло — было необычайно мало «новых государств». Большинство европейских стран, как и американских республик, к тому времени уже обзавелись базовыми официальными институциями, символами и практиками. […] У них были столицы, флаги, национальные гимны, военная форма и тому подобные атрибуты, выполненные по образцу Британии, чей национальный гимн (датируется примерно 1740-ми годами), возможно, был первым, и Франции, чей трехцветный флаг широко имитировался.

Некоторые новые государства и режимы могли, как и французская Третья республика, обратиться к прошлому, к запасам более ранней французской республиканской символики, или, как бисмарковская Германская империя, сочетать отсылки к средневековой империи германской нации с мифами и символами либерального национализма, популярного среди среднего класса, а также к династической непрерывности прусской монархии, подданные которой к 1860-м составляли половину населения Германии. Среди крупных государств только Италия с нуля решала проблему, которую одной фразой выразил д’Адзельо: «Мы создали Италию, теперь мы должны создать итальянцев»».

В принципе, это нормальный процесс: каждая новая власть пересобирает историю страны, чтобы создать ее — страны — образ. 

Недаром История называется «историей», создавая иллюзию общего нарратива, как будто мы живем в некотором сюжете, и обязательно вот сегодня-то и есть кульминация, потому что всё, что было раньше, — это всего-навсего экспозиция и завязка.

В периоды кризисов — в первую очередь идейных — мы и сами придумываем себя заново. Когда человек вырастает и становится певцом, то родители, бабушки, дедушки и тетушки обязательно должны сказать: «Ой, ну он уже в два года подпевал пластинке Шаляпина», — а если он потом станет водителем, то все тут же забывают о Шаляпине и пении и вспоминают, как ребенок замирал, глядя на машины. Мы всегда хотим увидеть предначертанность, символическую обоснованность самих себя и окружающих в этом мире.

Нечто похожее произошло после развала Советского Союза, а многие сегодняшние политические события и реакция общественности на них — это следствие того процесса. Печенеги, половцы, Севастополь «в родной гавани» и прочие исторические всполохи в сознании президента, чиновников и обычных граждан — это попытка узаконить современность в вечности. Ведь если страна молодая и случайная, то нужно вспомнить, как она когда-то подпевала Шаляпину или не могла глаз отвести от проезжающих машин.

Именно поэтому в последние годы (и это началось еще до вооруженного конфликта в Украине) в дизайне, архитектуре и других областях культуры стал страшно популярным так называемый новый русский стиль, или современный русский стиль. Новый русский стиль сейчас — это попытка сделать старинные узоры, предметы одежды и быта, архитектуру стильными, то есть отвечающими духу времени, вкусам.

Например, этому посвящен большой проект Glazurmag, который собирает и каталогизирует вещи с национальными мотивами — от косынок с неваляшками до кофейни во Владимире, где готовят кофе на березовом соке.

Фото: проект Glazurmag

Фото: проект Glazurmag

Это проект, который существует с 2013 года, однако расцвет его, как говорит основательница в одном интервью, начался недавно. Еще с 2018 года в Москве проходит ежегодная большая выставка «Трын*Трава. Современный русский стиль». Организаторы проекта тоже говорят о том, как из года в год растет интерес к новому русскому стилю. Например, заявок на выставку с каждым годом все больше и больше — в прошлом году их было 1860.

О боевых действиях они, конечно, не говорят, но на вопрос издания «Сноб», чем дышат современные российские художники, одна из организаторов говорит:

«Превалируют уравновешенные вещи, сбалансированные и по цвету, и по настроению. Ощущение такое: если раньше были сомнения, метания и испуг, то сейчас художники нашли свою точку опоры, свой свет, и настал момент, когда они могут этот свет дарить. Авторы понимают, что происходит, но им некогда на это отвлекаться, и они думают о зрителе, которому они нужны. Художники вдруг почувствовали себя необходимыми — стало больше цвета и света, больше доброты».

Современный русский стиль существует не только в одежде, керамике, еде, но и в архитектуре. Одно из самых известных архитектурных бюро, пропагандирующих новый русский стиль (собственно, это они и ввели словосочетание в архитектурный обиход), — это Megabudka. При этом сайт этой самой «Мегабудки» полностью на английском, у него нет русскоязычной версии.

Фото: megabudka.ru

Фото: megabudka.ru

В их проекте «Новый русский город» — большой храм в центре, машины из шестидесятых, желтеющие березы осенью и ледяная статуя Ленина зимой, медведь, окруженный женщинами в национальных костюмах, в снегах на главной площади, флюгер-петушок на крыше многоэтажки, в окнах дома видна бильярдная комната, а между домами гуляют коровы, стоят красивые парники, в прудиках плавают утки, по полям бегают лошади и стоят деревянные вышки, очень напоминающие те, что стояли в сталинских лагерях.

В «Изобретении традиции» Эрик Хобсбаум пишет, что часто изобрести традицию означает совместить временные эпохи.

То есть ледяная статуя Ленина, указывающая в светлое будущее, нисколько не противоречит множеству храмов на центральных улицах и площадях города, а свободно скачущие лошади хорошо себя чувствуют по соседству с гулаговскими вышками.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

А в проекте Glazurmag, который коллекционирует дизайнерские и прочие вещи, созданные в новом русском стиле, тоже сочетаются «стильный христианский бренд «Ветвь», гаражи с надписями «Цой жив» и прочие вещи, которые должны вызывать чувство ностальгии по девяностым и нулевым.

Точно так же удивительно переплетаются чаяния народа с продуманной пропагандой и общими тенденциями России и мира: новый русский стиль сочетается с современным православным начальством, а к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне строится храм Вооруженных сил Российской Федерации.

Ксения Лученко* в своей книге «Благими намерениями: Русская православная церковь и власть» подробно пишет о том, как создавались православные традиции новой России — с их привезением вечного огня, с их очередями за импортными святынями:

«Малофеев одним из первых российских бизнесменов попал под санкции западных стран. Постепенно он превратился в одного из главных идеологов новой изоляционистской России. В этой новой России олигархи переключили свое внимание на поддержку монастырей внутри страны: место Афона, куда стало сложно ездить из-за санкций и разрыва отношений между Московским и Константинопольским патриархатами, заняли Соловки и Валаам. Гастроли импортных святынь закончились».

А уже к концу десятых годов, когда российская политическая элита оказывается под санкциями, неожиданно все эти общественные деятели начинают заниматься новым русским. А потом начнется ковид, а за ним и *** с ее цензурой, блокировками и общественным порицанием всего западного — всё это окончательно выстроит культурный железный занавес, и начнется расцвет нового русского стиля, с его имперскостью, Лениным, арками, медведями, граффити «Цой жив» и всеми прочими национальными скрепами.

Фото: Иван Водопьянов / Коммерсантъ

Фото: Иван Водопьянов / Коммерсантъ

Национальные мотивы и раньше никуда не пропадали, были даже очень коммерчески успешные проекты, например, в мультипликации — «Маша и медведь», франшиза «Три богатыря» студии «Мельница» и т.д. Но если там «русскость» — это игра на чувствах, переворачивание знакомых и набивших оскомину сюжетов и образов с ног на голову, то с каждым годом смеха в этой сфере становится все меньше. И сегодня «Я русский» — это вполне серьезная, чаще всего националистическая манифестация.

Накопленные и выдуманные со временем традиции копятся, нарастают слоями. Война подобно плугу переворачивает сырыми пластами землю, перемешивая и разрушая последнюю логику.

Ксения Лученко в своей книге показывает, как шаг за шагом церковь превращалась из постсоветского свободного пространства мысли и радости в ту дикую машину репрессий, которая работает сегодня. «Подождите, мы еще доживем до того времени, когда заседания Политбюро будут начинать с пения молитвы «Царю Небесный», — сказал однажды, еще при Брежневе, наставник будущего патриарха Кирилла митрополит Никодим (Ротов), председатель Отдела внешних церковных сношений.

Волна идеи возрождения досоветской России прокатилась и снесла всякий здравый смысл в сознании многих. И в итоге не досоветскую Россию получилось вернуть, а заседание Политбюро с «Царю Небесный».

Изобретая традиции и придумывая «русскость» в молодой и случайной, в общем, стране, совершенно забыли, что должно быть нечто еще, кроме выдумок. Ведь и Италию с итальянцами нужно было создавать, а не выдумывать из ниоткуда, — в противном случае следующим этапом, как мы теперь окончательно убедились, становится борьба с самой историей.

Именно поэтому один из наиболее грустных итогов года помимо запрета просвещения «иноагентам» и прочих репрессий и цензуры — это посадка историка русской кухни шестидесятилетнего Павла Сюткина, который вместе с женой Ольгой написал множество статей и книг, в которых показывал настоящие традиции русской кухни. Теперь он собирает новую книгу «Кухня русской тюрьмы» по своим исследованиям в Бутырке и Капотне (СИЗО-7). Вот он — апофеоз нового русского стиля.

Федор Отрощенко

Читайте также

Михаил Эпштейн: «Россия меняется быстро, но развивается медленно»

Михаил Эпштейн: «Россия меняется быстро, но развивается медленно»

О культурологическом истолковании исторической катастрофы

* Минюст РФ внес в реестр «иноагентов».

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow