Традиционно в конце осени — начале зимы лента наполняется списками книг, которые точно нельзя пропустить, на интеллектуальной книжной ярмарке Non/fiction, репортажами с нее, итогами. И если сначала ярмарочный шум чаще звучал в конце ноября, то к концу десятых годов утвердился окончательно на последнем месяце в году — ближе к праздникам, когда Москва украшена гирляндами и шариками и везде горят огни. И если почитать отзывы посетителей ярмарки, то от «теплых встреч» и прочей сахарной ваты пальцы прилипнут к экрану.

Хотя, бесспорно, ярмарка, фестиваль и презентация книги — это по-прежнему одна из немногих возможностей встретиться издателям, авторам, читателям, критикам. Возможность увидеть лица друг друга, поговорить, сверить часы. Для небольших независимых издательств сейчас это почти единственная возможность продать книги напрямую и закрыть долги. Впрочем, такая развиртуализация — это еще и встреча с развиртуализированной властью (государственной или властью культурных институций), что может быть не всегда приятно.

Уже четверть века нонфик — крупнейшее событие книжного мира в России (и, судя по длине очереди, до сих пор ни с чем не сравнимое), и масштаб его не уменьшило даже дробление надвое: на весенний и зимний Non/fiction. Но в 2025 году весь шум вокруг зимней книжной ярмарки производит особенно странное впечатление.

Все четыре дня, пока шло торжество, и после его окончания в маленьких, средних и больших телеграм-каналах бесконечно публиковались фотографии, впечатления от, размышления об и восхищение по поводу. И это как раз нормально: все знакомые с ярмарочным менеджментом знают, что издательства могут по полгода придерживать выпуск новинок, готовясь к зимним продажам в Гостином дворе. Работа издательств на эти четыре дня замораживается — всё подчинено ярмарке. Для многих именно это событие позволяет составить бюджет хотя бы на ближайшее время. Недолго я проработал в одном крупном российском издательстве: если обычно мне пишут и отвечают в любой день недели и в любое время дня и ночи, то на период нон-фикшна вся редакция замирает, никто не может ничего написать, кроме короткого «После нонфика».

Странное ощущение от постов про ярмарку в этом году возникает по двум причинам:

• во-первых, огромная часть авторов, издателей, редакторов и тех самых критиков, что составляют списки из десятков и сотен наименований, находятся вне России. Кто-то из них появляется на презентациях по видеосвязи, другие просто сидят в чатах редакции, третьи напряженно выжидают — что и как будет.
• А во-вторых, и, наверное, в-главных: в этот раз главного хедлайнера разнообразных рекомендательных списков к ярмарке на самой ярмарке не было. Дело в том, что каждый год литературный критик Егор Михайлов собирает таблицу со всеми списками рекомендаций к нонфику, такой «пакет с пакетами», в котором сотни книг (в этом году 499) и десятки самих издательств и блогеров (в этому году 45). Теперь особенно ожидаемой книгой, то есть той, которую критики чаще всего называли, оказалась «Литературная политика Третьего рейха. Книги и люди при диктатуре» Яна-Питера Барбиана, вышедшая в издательстве Individuum.

Причем «Литературная политика Третьего рейха» — это не шедевр мировой литературы, а страшное исследование, в котором немецкий историк пишет, как гитлеровская Германия сделала книжное дело частью нацистской пропаганды. Здесь, конечно, важна сама тема, а не литературные дарования Яна-Питера Барбиана. А еще важно то, что издательство Individuum снова не допустили к участию в книжной ярмарке. Зато оно стало главным гостем на фестивале «Параллельно» в книжном магазине «Пархоменко».

Еще полгода назад, в марте, пришло известие, что Individuum снова не пустили на Non/fiction. Тогда, быстро организовавшись, независимые книжники сделали свой фестиваль — безудержный и доказывающий возможность существования литературного процесса вне очерченных рамок и многолетних традиций. Но меньше чем через две недели к их сотрудникам пришли с обысками силовики, задержали и судили. Так началось «дело издателей». К счастью, оно не лишило книжников решимости делать параллельную нонфику программу — так, видимо, и возник фестиваль с воодушевляющим названием «Параллельно».

А вот на основном Нон-фикшне не оказалось ни многих авторов, издателей, редакторов, критиков, ни даже самой ожидаемой книги. А ведь есть еще десятки и сотни книг, которые не могли там появиться по определению, — весь тамиздат. Поэтому

Тем временем в двух с половиной тысячах километров от Москвы в те же дни проходило еще одно важное литературное событие — книжный салон в Париже, приуроченный к 150-летию Тургеневской библиотеки. Это одна из старейших русскоязычных библиотек за пределами России, ее основой стали личные книги И.С. Тургенева. Участниками стали как старые эмигранты, вроде Editeurs réunis (Ymca-Press) — издательство, в котором выходили Иван Шмелев, Николай Бердяев, Иван Бунин, Борис Зайцев, Марина Цветаева и др., так и новые, вроде Vidim Books, Tamizdat Project, Interbok и т.д. И несколько выступающих, которые еще несколько лет назад сидели бы в эти дни в Гостином дворе, а сегодня в Париже: Екатерина Шульман*, Галина Юзефович, Александр Дельфинов*, Елена Костюченко*, Феликс Сандалов, Олеся Шмагун*, Григорий Свердлин*, Алексей Уминский, Ксения Лученко*, Валерий Панюшкин*, Варвара Горностаева и другие. Например, на фестивале презентовали книгу «Моя любимая страна».

К счастью, в этот раз не было слышно возмущенных доносителей, возмущенных тем, что кто-то оказался на скрепной ярмарке, хотя порочит родину; нет причитающих защитников свободы, нет гордых эмигрантов в послании. Все это чем-то напоминает время, когда все книжные события никак друг от друга не зависели — ни идеологически, не этически, ни контекстуально: каждая группа организаторов тихонечко занималась своим делом. Как в те времена, сейчас кто-то спрашивает в фейбсуке**: «А как у вас сейчас на нонфике?» И кто-то по-мирному отвечает: «Да не очень, купили только три книги, очень дорого стало».

Все три прошедших ярмарки показывают, как все обустроились в новой книжной русскоязычной реальности. Это же сформулировано и в книге «Литературная политика Третьего рейха», которая заканчивается так: «После посещения кинотеатра, где в удобных креслах зрители смотрели военную кинохронику, он спросил себя и современников: «Неужели люди живут только внешней поверхностью органов? Неужели они могут только видеть, слышать, ни капли не понимая? Такое впечатление, что вещи можно только «приблизить» к ним через объектив камеры, а действительность не проникает дальше сетчатки глаза, барабанной перепонки — за ними, в глубине, всё немо, глухо и слепо».

Это написано еще 14 августа 1942 года, но уже указывает на тревожную реальность сегодняшнего мира — в том числе, и книжного, и мира медиа. Оба урока из истории нацистской диктатуры — политическая и моральная ответственность за действия общества, которой Ханна Арендт требовала от каждого, и обязанность вести критический, вдумчивый диалог со сложной реальностью жизни не утратили актуальности и в наши дни. Думаю, погружаясь в удобное кресло с глинтвейном и открывая очередную ярмарочную книгу, нужно помнить об этой цитате.

Федор Отрощенко

* Минюст РФ считает «иноагентами».

** Принадлежит компании Meta, деятельность которой признана в России экстремистской и запрещена.