30 октября в доме культуры деревни Костино Рязанской области прошла конференция «Костинская экономия Н.Я. Никитинского». В этом не было бы ничего примечательного для «Новой газеты», если бы Николай Яковлевич Никитинский (правильное ударение на втором слоге) не был моим прадедом.

Николай Никитинский родился ровно за 100 лет до меня — в 1853 году, получил инженерное образование и занимал государственные должности. За службу он был награжден несколькими орденами, включая орден Святого князя Владимира 4-й степени, который обеспечивал его семье потомственное дворянство.

Женитьба Николая Яковлевича на Ольге Ивановне, дочери купца 1-й гильдии и городского головы Москвы Ивана Артемьевича Лямина, позволила семье в 1897 году приобрести имение князей Мещерских в Костино на высоком берегу Оки.

Картошкой же прадед занялся довольно случайно. Жена его брата Мария Ефимовна Никитинская, в девичестве Грачева, оказалась обладательницей коллекции семян картофеля, которую собрал ее отец Ефим Андреевич Грачев.

После смерти отца Мария Ефимовна передала коллекцию брату, у которого было где сажать картошку. А в десятые годы ХХ века тогдашние газеты уже писали о Николае Никитинском как о «картофельном короле России» — за клубнями для посадки в Костино приезжали на подводах со всех центральных губерний.

В начале XX века картошка еще не была широко распространена в России, что было связано, в первую очередь, с прихотливостью ее сортов, вывезенных из Голландии и Германии. Не так давно прошли знаменитые крестьянские картофельные бунты, а княгиня Авдотья Голицына говорила, что картошка «есть посягательство на русскую национальность, картофель испортит и желудки, и благочестивые нравы наших искони и богохранимых хлебо- и кашеедов».

Николай Яковлевич довел коллекцию до 511 сортов, которые ему присылали со всех концов мира, и занялся их селекцией — выведением семян, урожайных для средней полосы. Было выведено как минимум четыре таких новых сорта, включая знаменитый «Лорх», известный тогдашним жителям Костино как «Никитинская-12». Прадед также разработал способы хранения картофеля до 3–5 лет, для чего на территории усадьбы были оборудованы специальные амбары.

Николай Яковлевич скоропостижно скончался в 1911 году, но в 1918-м усадьба избежала разорения: мужики относились к семье Никитинских с уважением. Тем не менее Ольга Ивановна была вынуждена уехать, а коллекцию частично спас Александр Лорх, который вывез ее в Институт картофелеводства в Москве.

В Костино после революции был образован колхоз и плодоовощной техникум, однако уникальные технологии селекции и хранения были утрачены.

Господский дом загадочно сгорел в 1998 году после ремонта, когда первый губернатор Рязанской области решил устроить в нем свою резиденцию. Школу для крестьянских детей, построенную в начале века прадедом, разобрали на дрова очень по-русски: выяснилось, что лиственница, из которой та была построена, практически не горит.

У Николая Яковлевича было два сыны и две дочери, в том числе мой дед — Иван Николаевич. В числе 140 преподавателей и ученых он был репрессирован в 1934 году по «делу о фашизации русско-немецкого словаря», впоследствии реабилитирован. Ему, в общем, повезло: после 5 лет Воркуты он провел остаток жизни (скончался в 1953 году) по ссылкам, а руководители редакции словаря были расстреляны.

Мой отец, Василий Иванович Никитинский, 1923 года рождения, прошел войну, в 1950 году был исключен из аспирантуры юридического факультета МГУ «за сокрытие автобиографических данных», но впоследствии защитил кандидатскую и докторскую диссертации, окончив жизнь в 1992 году профессором правоведения.

…Участники конференции в Костино поставили памятный знак на месте школы, которую местное начальство надеется восстановить. Лиха беда начало — может быть, когда-то удастся восстановить и господский дом, в проектировании которого принимал участие Федор Шехтель, и парковый комплекс с фонтаном, который бил из земли сам по себе благодаря инженерной выдумке Николая Яковлевича.

К чему это я? Чтобы иметь право гордиться предками, надо и самому что-то из себя представлять. «Мы русские, с нами Бог» — нелепая гордыня, с таким же успехом рыба может гордиться тем, что она не птица. О своих «благочестивых нравах» мы позаботимся сами.