И вот опять, то ли третий, то ли четвертый раз только за этот год в воздухе повисли ожидания возможного скорого если не мира, то хотя бы перемирия. Вернее, не столько повисли, сколько заметались: один мирный план летит в эту сторону, другой — в противоположном направлении, количество пунктов в этих планах то уменьшается, то увеличивается, переговоры идут тут и там, а завтра обещаются быть еще где-то, суета стоит невероятная, но насколько она будет продуктивна, не может сказать никто…

Но ожидания есть сущность иррациональная, их трудно отключить, даже если ничего непонятно. Невольно лезут в голову мысли о том, как оно будет потом.

И мысли эти совсем не бессмысленны, потому что с этим самым «потом» связаны не только надежды на то, что наконец прекратится «всё это», но и с довольно тревожными предположениями о том, с чем страна и общество будут должны, вынуждены иметь дело сразу после того, как наступит хотя бы что-то похожее на мир.

Тревоги связаны много с чем: с тем, как вообще сосуществовать с внешним (и собственным внутренним) миром после произошедшего; с тем, как восстанавливать экономику, которая за почти четыре года уверенно перестроилась на военные рельсы; с тем, как сосуществовать в новом мирном пространстве с почти миллионом повоевавших соотечественников, нагруженных ПТСР и собственными, довольно жесткими представлениями о том, как должна быть устроена жизнь; с тем, что вообще делать с семьями, людьми и территориями, по которым прокатились военные действия, оставив от судеб, городов и поселков развалины.

А еще с тем, что общество за эти годы поместили в такую картину мира, в центре которой специальная военная операция и все с ней связанное, подсадили на такую вовлеченность в «битву за величие», что убери их одномоментно, и в смысле жизни десятков миллионов людей образуется содержательная дыра, вакуум, в котором неизбежно зародятся и так уже бродящие у некоторых вопросы. Вопросы, которые власть совершенно не хотела бы слышать, но к появлению которых просто обязана готовиться.

Она и готовится. Вот, как бы невзначай, ровно в эти дни Институт русского языка имени А.С. Пушкина признает словом текущего года слово «победа». Конечно-конечно, исключительно в связи с прошедшим юбилеем окончания Великой Отечественной войны, но как вовремя именно это слово сейчас замелькало в новостных лентах.

А есть и содержание: тоже очень вовремя, 25 ноября президент подписал Указ об утверждении Стратегии государственной национальной политики до 2036 года. Стратегия, стало быть, надолго, и планов в ней — громадье. А в центре нее констатация, что российская «государственная национальная политика основывается на историческом опыте становления и развития России как самобытного государства-цивилизации» и что «современное российское общество объединено общим культурным (цивилизационным) кодом».

Тем самым в очередной раз официально закреплено то самое пресловутое самоопределение нынешней России как государства-цивилизации, о котором так много говорили в уходящем году.

Хотя совсем недавно над всем этим «цивилизационным» нарративом многие эксперты и аналитики даже как бы немного подшучивали и пожимали плечами: ну пусть будет цивилизация, почему нет, это же все слова, слова. И пусть эти слова говорил сам президент, сначала в двадцать втором году, а потом и в двадцать третьем в своих выступлениях на Валдайском клубе, отмечая, что «самобытная цивилизационная общность, ее неоднородность и многообразие — это залог устойчивости и развития», до поры до времени казалось, что это действительно лишь некое красивое описание представлений о собственном месте в окружающем мире.

Но потом оно появилось, пусть и немного вскользь, в новой Концепции внешней политики России, и все стало чуть серьезнее. Но в последнее время термин стал обрастать содержанием и описанием смыслов, которые предполагают, что все это заряжено потенциалом воплотиться в нечто большее.

На самом деле само понятие «государства-цивилизации» в его ныне используемом смысле впервые предложил китайский ученый Чжан Вэйвэй в 2011 году, предложивший считать «государствами цивилизационного типа» такие государства, которые сочетают современные базовые концепции суверенитета и прав человека с унаследованными основополагающими цивилизационными характеристиками: сверхбольшим населением, сверхобширной территорией, сверхдлинной исторической традицией и сверхбогатой культурой.

Этим летом он выступал на «Форуме будущего 2050» института Царьград, где было объявлено, что такими государствами-цивилизациями сегодня можно считать Россию, Китай и Индию.

Но пока китайские и наши доморощенные традиционалисты старательно концептуализировали, кого можно считать достойным примкнуть к эксклюзивному клубу государств-цивилизаций, за дело, оценив богатство и перспективность идеи, взялись властные политтехнологи.

Весной начальник Управления президента по вопросам мониторинга и анализа социальных процессов Александр Харичев написал статью, которая так и называется «Цивилизация «Россия». В ней он уверенно констатировал, что да, Россия есть сама себе цивилизация по всем, какие только есть, признакам и параметрам, определил основные элементы России-цивилизации (человек, семья, общество, государство, страна) и составляющие ее «цивилизационного кода» (духовно-нравственные ценности, культурные традиции и исторический опыт). Все это было увенчано описанием россиянина будущего, который должен быть «патриотом по убеждениям, способным к коллективной работе, к созиданию и совершенствованию мира вокруг себя, он ценит и развивает национально-культурное многообразие, верен традиционным нравственным нормам, создает крепкую семью и видит в служении высшую форму самореализации».

Тогда казалось — ок, человек лишь подхватил модную тему и развил свои собственные идеи (он еще в 2022 году вместе с соавторами опубликовал статью «Восприятие базовых ценностей, факторов и структур социально-исторического развития России», в которой было много схожих постулатов). Но осенью в журнале «Государство», выпускаемом президентской академией РАНХиГС появляется еще один его уже более детализированный текст «Кто мы?», в котором все предыдущие тезисы получают дополнительное развитие, а в центр поставлены угрозы, которые стоят сегодня перед Россией как государством-цивилизацией: расколы и конфликты на почве социальных, экономических, национально-культурных или политических противоречий, утрата суверенитета, депопуляция, утрата доверия власти и слом политической системы, а также расчеловечивание и трансгуманизм. К этому прилагается красиво нарисованная «Цивилизационная формула России», состоящая из Родины, веры, семьи, правды и воли.

Казалось бы, все то же самое, но на самом деле все на глазах становится более выпуклым и развивающимся от общих идей к конкретике, от «что» к «как», и в основе всего все чаще возникает «служение» как центральный элемент смысла существования россиянина (плюс рождение минимум трех детей).

Стоп, у нас же, согласно статье 13 Конституции, не может быть государственной или обязательной идеологии. Не может быть, но очевидно уже довольно давно фактически есть: весьма размытая, часто путаная и многословная, разлитая в воздухе и действиях власти, вращающаяся вокруг набора из величия, патриотизма, традиционных ценностей и того самого перечня из текстов Харичева. Все приблизительно не столько знают, сколько чувствуют, на чем она базируется и в чем заключена, но пальцем не ткнешь, не процитируешь. Что не дело.

Тут сам собой рождается вопрос: не потому ли все эти тексты именно сейчас так часто появляются? Вряд ли они пошли в паблик один за другим просто так, да еще от авторов из столь высоких кабинетов. Если прибавить к этому нарастающий вал всевозможных решений и инициатив по продвижению традиционных ценностей, по подготовке и внедрению учебников и обязательных предметов по ним, а также мероприятий, книг, фильмов и даже компьютерных игр, то становится понятно, что появление некоей формализированной, документально оформленной идеологии не за горами.

Идеологии, где в центре будет «отлитая в граните» фиксация сущности России не как всего лишь «федеративного правового государства с республиканской формой правления», а как государства-цивилизации, имеющего особое место в мире и оттого — особые права практически на все, а вокруг этой констатации — вся эта «красота» про духовность, традиции, патриотизм и так далее.

И это может здорово помочь решить две важнейшие задачи, которые стоят сегодня перед российской властью.

Первая задача смотрит назад: все же очень, очень нужно будет объяснить толком обществу, «зачем все это было» и в чем же заключались на самом деле пресловутые «первопричины» того, в чем общество жило последние почти четыре года. И ответ выходит прекрасный и непобиваемый: мы боролись за Россию как государство нового типа, государство-цивилизацию, которая всем собой как раз и укоренено в том, что было в прошлом, в истории. Мы через боевые действия завоевывали соответствующий статус, через правовое и экономическое переустройство жизни в стране закладывали его основы, через повсеместную установку памятников то Ивану Грозному, то Сталину возвращались к основам. Параллельно создавая и продвигая новый образ российского человека и гражданина, который служит, рожает и молится.

И столь же элегантно закрепление новой идеологии может решить задачу, повернутую в будущее, отчетливо отвечая на вопрос, как мы будем жить дальше и для чего.

Моментально возникает обоснование того, почему мы отныне и далее дружим с Китаем и Индией (и прочим БРИКСом, которому надо будет дорисовать что-то цивилизационное), почему мы отгорожены от всех остальных и почему у нас все устроено не так, как у других, и не так, как было раньше. В статье Александра Харичева есть табличка, которая четко показывает, почему мы просто не можем ни с кем с условного Запада ни дружить, ни сотрудничать, ни просто общаться. Согласно приведенным там данным, главными ценностями обычного россиянина являются (именно в таком, строго замеренном порядке): патриотизм, коллективизм, высокие нравственные идеалы, единство народов, милосердие и приоритет духовного над материальным. А у загнивающих западников это права и свободы, жизнь, гуманизм, гражданственность, созидательный труд, патриотизм и достоинство.

И этот же западный перечень подсказывает практически идеальный способ раз «и навсегда» официально закрепить эту новую идеологию так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что это всерьез и что у нас отныне совершенно новое, отвоеванное (у нас самих и здравого смысла — зачеркнуто) государство.

Где там у нас записано про то, чем является Россия, и про основы ее устройства? В первой главе Конституции. А где про все эти права, свободы и прочее отныне столь перпендикулярное нам всевозможное равенство и достоинство? Во второй главе. Разве не будет идеальным решением поменять там все слова на вполне уже подготовленный набор традиционно-семейного свойства, и тем самым закрыть уже тему о явном противоречии между тем, что до сих пор значится в Конституции, и тем, что отныне объявлено государственно-мировоззренческими приоритетами и бодро реализуется на практике.

То, что для этого потребуется референдум, — не проблема. И даже наоборот — плюс. Вместо депутата Терешковой с инициативой выступит орденоносный новоявленный ветеран, его поддержат его боевые товарищи и восторженная традиционалистская общественность. Из них же сформируют идеальное для решения именно такой задачи Конституционное собрание, а дальше дело техники. Плюс движуха. Восторг и сияющее будущее.

Сразу все забывают свои «проклятые вопросы» — все это «мелочи», мы создали новое государство. И не просто государство, а целую цивилизацию.

Так что случись вдруг и впрямь мир, идеологический Тяни-Толкай, живущий прошлым, но развернутый в воображаемое будущее, возможно, вполне будет готов вытянуть на себе трудную задачу оформления образа победы. Единственное, не стоит забывать, что поверить в него всерьез, как и в любое сказочное существо, смогут далеко не все. А даже если кто и поверит, тот должен быть готов к тому, что придуманные, фантастические сущности не приспособлены к устойчивому существованию в реальном мире.