Сегодня у меня встреча с членом палаты представителей — нижней палаты Конгресса США, избираемой по пропорциональной системе. Границы избирательных округов определяются легислатурой штата так, чтобы каждый конгрессмен представлял примерно одинаковое число избирателей. Но, нарезая округа, партия большинства преследует и другие цели. Время от времени их перекраивают так, чтобы увеличить шансы своей партии.

Для этого участки, где партия имеет более чем достаточное преимущество, перебрасывают в округа, где голосов ей не хватает. Дело это тонкое и иногда рискованное, но такими манипуляциями занимаются, когда им это выгодно, и республиканцы, и демократы. В законодательном собрании Флориды большинство сейчас у республиканцев, и после «перенарезки» шансы моего сегодняшнего собеседника-демократа на выборах 2026 года могут существенно уменьшиться.

Мой знакомый Рон, везущий меня на встречу с конгрессменом, объясняет мне ситуацию, добавляя, что мой собеседник сдаваться не собирается и будет биться до конца.

— Ты сам увидишь — это боец, — говорит он. — А пока посмотри налево. Здесь начинается самая большая свалка во Флориде. Официальное название — полигон твердых отходов «Монарх хилл». А мы называем ее Гора Трэшмор.

Игра слов — намек на знаменитую гору Рашмор, в которой высечены огромные барельефы президентов США Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Авраама Линкольна и Теодора Рузвельта.

— Мы с этой свалкой боремся многие годы. Но результаты так себе. Waste Management — одна из двух крупнейших мусорных компаний страны. У них сильные, хорошо оплачиваемые юристы, всё схвачено. Кое-чего мы, конечно, добились. Ограничили высоту холма и планы дальнейшей экспансии, согласовали требования по полной ликвидации неприятного запаха (он бывает редко, несколько дней в году), утвердили план сворачивания свалки в течение 25 лет. Но всё это время с этим придется жить. Это в двух шагах от Коконат-крик, куда мы едем.

В кафе, где мы ждем конгрессмена, никакого запаха я не чувствую. Но гложет мысль — проблема отходов не местная, а мировая. Как решать ее? Молчит наука.

Появляется наш собеседник. Его зовут Джаред Московиц. Ему 44 года, выглядит моложе. У конгрессмена солидный послужной список. Шесть лет был членом палаты представителей штата, затем был назначен губернатором-республиканцем Роном Десантисом на пост директора управления по чрезвычайным ситуациям. Принадлежит к умеренному крылу демократической партии, выступает за решение проблем на двухпартийной основе — везде, где это возможно. Пробил на уровне штата закон об ужесточении правил торговли оружием. Будучи директором по чрезвычайным ситуациям, укрепил систему реагирования на частые во Флориде ураганы. В Конгрессе США имеет репутацию центриста.

Я задаю Джареду тот же вопрос, что накануне задал группе жителей штата Айова, с которыми разговаривал по зуму (об этом разговоре расскажу отдельно): в чем причины произошедшей в США поляризации мнений и политических позиций, заметного с обеих сторон ожесточения, и есть ли перспектива преодоления раскола общества?

Причины? Главная причина очевидна: уже два три десятилетия наша система не решает проблемы людей. И они мечутся, ищут чудодейственных средств. Отсюда правый и левый популизм.

Вторая причина — засилье соцсетей, в которых люди сидят, как в эхокамерах, вновь и вновь доносящих до них то, что они хотят услышать. Традиционные СМИ, которые хотя бы претендовали на объективность и отражение разных мнений, мало кому интересны, их влияние катастрофически упало. Прежних авторитетов, которым доверяло бы большинство зрителей и читателей, практически не осталось.

Еще одна причина — психологическое воздействие эпидемии ковида. Люди вышли из нее измотанными, эмоционально ослабленными, истощенными долгой изоляцией и всеобщим замешательством. Это не способствует трезвому мышлению.

Конечно, продолжает конгрессмен, нынешняя ситуация не навсегда. Она изменится. Но, скорее всего, политический маятник просто качнется от правого популизма к левому, к «демократическому социализму»: обложить налогами богатых, перераспределить деньги бедным и так далее — в духе того, что обещает избирателям на выборах мэра Нью-Йорка кандидат от демократов Зохран Мамдани. Из этого ничего не получится.

Не исключено, что Мамдани, если его изберут, попробует отойти от этой провальной идеологии и стать своего рода «сити-менеджером», решать реальные проблемы. Но вряд ли его собственный электорат ему это позволит. Большинство его избирателей, и особенно стоящие за ним радикальные идеологи, — еще левее, чем он.

Как бы ни сложились для меня выборы будущего года, говорит мой собеседник, у меня в политике свой путь: против любых крайностей, особенно идеологических, за поиск разумных решений. Работая на уровне округа и штата, я убедился, что, когда приходит беда, самые разные люди сплачиваются. Нужно, чтобы это произошло на уровне всей страны.

Мы говорили и о других вещах, но это показалось мне наиболее интересным и местами неожиданным. И так совпало, что завтра я лечу на несколько дней в Нью-Йорк.

Марк приглашает меня на ланч с группой своих друзей. Разговор оживленный, и в конце концов он приходит к теме искусственного интеллекта и его влияния на рынок труда. Судя по недавним новостям из крупных компаний (Amazon, UPS, Intel, Nestle, Ford, Microsoft), начинаются сокращения, местами довольно значительные — в Amazon, например, до 30 тысяч человек. Особой тревоги по этому поводу среди собравшихся я не заметил, но все сошлись на том, что в американской экономике грядет «большой эксперимент».