В храмах РПЦ все чаще звучат проповеди, где личные и общественные проблемы объясняются «непослушанием женщин», «недостаточно жестким воспитанием детей» или «излишними правами». Такие высказывания звучат с амвона, в эфире телеканалов, в интернете и преподносятся как моральный ориентир. Но если прислушаться внимательнее, за религиозной риторикой прячется идеология, оправдывающая насилие и неравенство, где язык проповеди становится инструментом давления на каждого в отдельности и на общество в целом.

Психолог Татьяна Орлова и священник Андрей Кордочкин* изучили последние высказывания спикеров РПЦ и сравнили их с тем, что говорит о воспитании, зависимости и отношениях в семье наука и чему на самом деле учит церковь.

Психолог Татьяна Орлова:

— Священник берет частный случай отношений и разворачивает его как типичную историю, в которой негативная роль капризной нахлебницы достается женщине. На нее ложится вся ответственность за страдания мужчины. Мужчина же предстает в образе героической жертвы, спасающей семью от экономического краха. В реальности типичная история жизни семьи в России выглядит иначе.

Исследования Левада-центра* и ВШЭ показывают:

• более 80% женщин (в том числе работающих) в России убирают, готовят и стирают для всей семьи;
• уход за детьми полностью или в основном лежит на матери — в 70–75% случаев;
• только около 10% мужчин участвует в домашних делах на равных, при этом мужчины не склонны считать это несправедливым: традиционная модель считается «естественной»;
• также мужчины в основном не замечают домашний труд и не считают его нагрузкой;
• если мужчина зарабатывает, а женщина сидит с детьми, мужчина часто утверждает, что заработанные деньги принадлежат ему.

Через эту призму слова священника, будто сошедшие со страниц сказки о золотой рыбке, приобретают другой оттенок. «Хочет жить как королева» — это стереотипная формула, обесценивающая человеческое право на отдых, безопасность, равенство и партнерство.

Страх перед потерей власти и привилегий облекается в форму морализаторской истории, в реальности оправдывающей неравенство и экономическое насилие.

Священник Андрей Кордочкин:

— «Люди страдают из-за женщин. Сколько делается преступлений из-за тех, которые много хотят!» — говорит священник. Батюшка, дорогой, вспомним библейский рассказ о грехопадении человека. Авва Дорофей в VI веке писал: «Бог пришел, говоря ему: Адам, где ты? То есть из какой славы в какой стыд перешел ты? И потом, вопрошая его: зачем ты согрешил, зачем преступил заповедь, приготовлял его, собственно, к тому, чтобы он сказал: «прости». Но нет смирения! Где слово «прости»? Нет покаяния, но совсем противное. Ибо он прекословит и возражает: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел», и не сказал: «жена моя прельстила меня», но «жена, которую Ты мне дал», как бы говоря: «эта беда, которую Ты навел на главу мою». Ибо так всегда бывает, братия мои: когда человек не хочет порицать себя, то он не усомнится обвинять и Самого Бога». Потеря ответственности за свое поведение — прямое следствие грехопадения. Почему же мы в XXI веке до сих пор перекладываем ответственность на Еву, вместо того чтобы учить ответственности Адама?

Психолог Татьяна Орлова:

— Исследования психологии и нейробиологии зависимости показывают, что алкоголизм — многофакторное расстройство, и его основные причины:

1. Биологические (генетическая предрасположенность, особенности обмена дофамина, ферментов, отвечающих за метаболизм алкоголя).
2. Психологические (травматический опыт, особенно детский, депрессия, тревожность, неумение справляться с эмоциями, низкая стрессоустойчивость).
3. Социальные (культурные нормы («все пьют»), научение, доступность алкоголя, бедность).
4. Семейные паттерны (стиль воспитания, насилие в отношениях, эмоциональная холодность).

Среди всех этих причин нет фактора «непослушание жены». Наоборот, исследования (например, Umberson& Montez, Journal of Health and Social Behavior, 2010) показывают, что в равных отношениях оба партнера испытывают значительно меньше стресса, чем в семьях с иерархией, и реже употребляют алкоголь.

Само по себе высказывание этого священника — не только пример патриархальной идеологии, но и классический случай виктимблейминга, то есть ситуации, когда в произошедшем насилии обвиняют пострадавшего.

Это общественно вредное утверждение. Оно замедляет или вовсе останавливает возможность преодоления алкоголизма и наносит вред личности партнера алкоголика.

Современные подходы к лечению зависимости начинаются с личной ответственности употребляющего. Неслучайно такой известной стала фраза «я такой-то, и я алкоголик»: хоть она и превратилась в мем, но, тем не менее, является началом исцеления.

Если думать, что «я алкоголик, потому что жена меня не слушается», от алкоголизма избавиться невозможно, так как ты им как бы не управляешь. А жена при этом, даже если признает себя виноватой и будет работать над исправлением «непослушания», совершенно не приблизится к излечению мужа от зависимости, так как пьет не она.

Священник Андрей Кордочкин:

— «Мужчина так устроен Богом, что он должен быть главой семьи», — говорит священник, и если этого не получается, то мужчина начинает жизнь «заливать алкоголем». Действительно, апостол Павел пишет: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос — глава Церкви, и Он же Спаситель тела». Его же слова: «Всякому мужу глава — Христос, жене глава — муж».

Но что делает мужчину главой? Физиологическое строение? И что нужно сделать мужчине, чтобы его главой действительно стал Христос? Неужели само по себе механическое подчинение делает семью или сообщество христианским? Разве авторитет и уважение в семье не зарабатывается долгим, кропотливым трудом? Разве образ христианской семьи — это не образ взаимного уважения и заботы друг о друге? Разве в стремлении к тому, чтобы доминировать, властвовать нет глубокой ущербности и закомплексованности? Вот о чем, мне кажется, стоило бы поговорить сейчас.

Психолог Татьяна Орлова:

— Исследования влияния травмы и насилия на детское развитие, в том числе работы Дэниела Сигела, Брюса Перри, Бессела ван дер Колка и многих других, показывают обратное:

• физическое и эмоциональное насилие вызывает не «послушание», а страх, который блокирует когнитивное развитие и способность к саморегуляции;
• у детей, которых «успокаивали» шлепками, формируется повышенный уровень тревоги, агрессии или эмоциональной отстраненности. В зрелом возрасте это проявляется как низкая эмпатия, проблемы с доверием, склонность к подавлению эмоций или к насилию;
• насилие в детстве меняет мозг и тело ребенка, способствует появлению различных соматических и психических заболеваний.

То есть внешне такой ребенок может «вести себя хорошо», но внутри живет в состоянии хронического стресса.

В то же время способность родителя просто быть рядом, когда ребенок в истерике, — это не пассивность, а самый здоровый способ помочь ему восстановить регуляцию. Когда взрослый остается спокойным рядом с перевозбужденным ребенком, нервная система ребенка постепенно синхронизируется с состоянием взрослого.

Так дети учатся сами себя успокаивать, а не бояться наказания. В итоге спокойное и устойчивое поведение родителя способствует тому, что ребенок доверяет себе и миру, развивает свою эмпатию и самоконтроль.

Священник Андрей Кордочкин:

— Вот ведь незадача: во всем виноваты психологи, которые «заражают», а на самом деле ребенку иногда нужно «всыпать». Поэтому и вырастали раньше «хорошие дети», которые будто бы «понимали нравственность». Но какова эта нравственность и какое она имеет отношение к Евангелию?

Это точно «хорошие дети» выросли, которые теперь верят, что любая проблема решается через «всыпать», через насилие во всех формах — мат, зуботычину, репрессии? Почему о профилактике семейного насилия священник говорит с ужасом? Почему о. Андрей Ткачев призывает покоряться, подчиняться и терпеть?

Потому что иначе у этих священников не будет аудитории. Потому что травмированными людьми легче управлять. Они не будут задавать лишних вопросов: «Батюшка так благословил». Со свободными, думающими людьми тяжелее, для этого нужно все время поднимать свою интеллектуальную планку, нужно признать за ними право на свободные, ответственные поступки. Но нет, говорит священник, «культура нашего народа — это знать не права, а обязанности». Сказать «вы обязаны», действовать с позиций авторитета легче, чем выстраивать отношения в любви и свободе.

Сравните количество подписчиков у о. Андрея Ткачева и у о. Алексия Уминского. Почему тех, кто стремится услышать возбужденную проповедь насилия, больше, чем тех, кто ищет тихий призыв к добру и любви? Не потому ли, что «всыпать» в их жизни было много, а гармоничных отношений, добра и любви — мало? «У нас строгий батюшка, — довольно заявляют они. — С нами по-другому нельзя!»

Мне написали в письме, и, кажется, очень по делу:

«Травма искажает. Потребность в любви, близости, контакте, признании — она переводит на язык насилия как на единственный, на котором с человеком разговаривали. Усыновленные из детдома дети ждут, что их будут бить, и даже провоцируют на это, и отсутствие порки воспринимают как равнодушие».

Вот и получается: «бьет — значит любит». Какая злая карикатура на евангельское учение!

Психолог Татьяна Орлова:

— Здесь священник прямо отрицает существование домашнего насилия и пытается дискредитировать защиту пострадавших, придав высказыванию острополитический оттенок. Логика выглядит так: если признаём, что насилие существует, — значит, «разрушаем семью» и, более того, замахиваемся на святое — демографию. Это типичная оборонительная патриархальная риторика, нормализующая насилие и превращающая его в «частное дело семьи». Она старается сохранить скрытое неравенство и не реагировать на вопиющие проблемы, которые влечет за собой домашнее насилие.

В действительности здесь целый ряд ложных утверждений и подмен. Так, по данным международных исследований (например, ЮНИСЕФ, ВОЗ, Совета Европы) введение законов о профилактике насилия и защите детей не влияет на количество разводов. При этом значительно снижается уровень убийств, травм и социального сиротства.

Само по себе сохранение семьи, где процветает домашнее насилие, оказывается не достижением, а социальной проблемой, так как не только травмирует старшее поколение, но и формирует вредные паттерны и травмы у детей. И решением здесь может быть как введение законов о профилактике насилия, так и различные психологические и социальные программы для авторов насилия и пострадавших, которые позволяют изменить коммуникацию в отношениях и вылечить травмы.

Рождаемость падает не от защиты прав женщин, а от чувства небезопасности и экономического стресса. Когда женщины ощущают себя защищенными и у них есть возможность планировать жизнь, рождаемость становится осознанной и устойчивой.

Ювенальная юстиция — не про «отбирание детей», а про гуманизацию отношения к ним. Ее задача состоит в том, чтобы ребенок не был объектом родительской власти, а оставался человеком со своими правами.

Священник Андрей Кордочкин:

— Священник говорит: происходит «размывание национально-культурной и гражданской идентичности». Я поставлю вопрос иначе. Когда Спаситель обращается с проповедью к современным ему иудеям, он укрепляет их «национально-культурную и гражданскую идентичность» или размывает? А апостол Павел со своим «во Христе нет уже Иудея, нет мужеского пола, ни женского» — это вообще что? Неужели апостолы видят своей задачей сохранение «национально-культурной и гражданской идентичности»? Зачем нам эти трафаретные фразы? Кому мы вообще служим?

Что касается абортов и демографии, то защита человеческой жизни до и после рождения — безусловно, благородная задача. Но чем мотивирована нынешняя церковная борьба с абортами — готовностью услужить государству в демографическом кризисе, им же созданном, или же заботой о ценности человеческой жизни?

Некоторое время назад я был в эфире на «Живом гвозде» и говорил о том, что поднятие демографических показателей вообще не является частью Евангельского учения. Более того, новозаветный идеал девства был вызовом «традиционным семейным ценностям». Наша задача — принести смысл в жизнь людей, а не понуждать их к размножению.

«Но как же об этом не думать, — спросил зритель, — если, по некоторым данным, в России этнических русских стало 75% вместо 90%, то есть русские вымирают?» Да, конечно, надо об этом думать! Давайте рассуждать вместе и вслух: в чем причина демографического кризиса? Если русских людей становится мало — может быть, они проваливаются сквозь землю? Или, быть может, «англосаксы» добавляют в водку ядовитое зелье? Конечно, схема «где благополучнее жизнь, там выше рождаемость» не работает, поэтому демографический прирост в Бангладеше выше, чем в Норвегии. Но почему от людей требуют размножения в неволе?

В России нет официальной статистики, сколько человек за последние три с половиной года были убиты и стали калеками. Известно, что около миллиона покинуло страну — молодых, образованных, деятельных. Неужели обо всем этом церкви совсем нечего сказать, кроме как объявить одних — мучениками, а других — блудными детьми?

Что общего у всех этих «пастырских поучений»?

Психолог Татьяна Орлова:

— Они снимают ответственность с мужчин и с государства и перекладывают ее на женщин, детей, то есть на уязвимые группы. Так в обществе права человека заменяются на право сильного.

Они оправдывают иерархическую модель власти и контроля, маскируя ее под «традиционные ценности».

Они противостоят любым социальным изменениям, которые делают женщин и детей более защищенными.

Они воспроизводят травматическую модель отношений, где любовь означает подчинение, а страдание выдается за добродетель.

Все они неверны с точки зрения современной науки.

И они негативно влияют на жизнь слушателей, так как из экспертной позиции поддерживают неравенство и право на насилие. Тем самым они усиливают проблемы в отношениях, закрепляют симптомы — например, такие как алкоголизм или применение насилия к детям и женщинам.

Все эти примеры — не просто слова, сказанные с церковной кафедры. Они показывают, как легко под видом «традиционных ценностей» вернуть общество в травматичные сценарии, где страдание выдается за норму, а власть и использование — за любовь.

Путь, который российское общество проходило последние десятилетия, отстаивая права женщин и других уязвимых меньшинств, развивая службы поддержки и различные полезные общественные практики, очевидно, сейчас целенаправленно обесценивается и уничтожается. Несмотря на то что научные исследования последних десятилетий доказывают, что безопасность, эмпатия и равноправие укрепляют семью, позволяют вырастить психически и физически здоровых детей, мы слышим в проповеди совсем другое. И тогда защита человеческого достоинства становится не только делом психологии, но и вопросом гражданской зрелости и личной устойчивости каждого члена общества.

Священник Андрей Кордочкин:

— Я слушал наставления своих собратьев и сослужителей — и испытывал глубокое недоумение, гораздо более глубокое, чем несогласие с ними. В том, что люди могут обратиться за советом к священнику и услышать самые разные ответы, нет ничего предосудительного. Каждый из нас рассуждает, исходя из своего опыта, а он у всех разный.

Но я вспомнил слова апостола Павла: он говорит о людях, которые имеют вид благочестия, «силы же его отрекшиеся». В этих советах я вижу религиозный антураж, слышу религиозную риторику, но не узнаю христианского учения, не чувствую силы слова Христова. Я не вижу здесь цели ввести человека в Царство Божье через реалии его земной жизни. Истина подменяется контролем и государственной пользой. Тем большая нагрузка ложится на тех священников, которые продолжают возвещать слово Божье, не подменяя его суррогатами.

* Минюст считает «иноагентом».