«Очень недооцененная эпоха»

— Как и когда вы оказались в Армении?

— Лет пять назад меня пригласил Георгий Матвеевич Дерлугьян, с которым мы работали над проектами о глобальных связях и технологиях бронзового века. Я приехал в гости с сыном, познакомился с армянскими археологами, прочитал несколько лекций. В России у меня были международные проекты с греками, с американцами, с англичанами. Мы делали эксперименты, в том числе реконструировали луки бронзового века, был большой проект по реконструкции колесницы эпохи бронзы. Мы тренировали лошадей, строили колесницы, реконструировали упряжь. Одним из руководителей проекта был Игорь Чечушков из Питтсбургского университета, коллеги-консультанты были из Греции, из Англии.

Конечно, когда *** началась, международные проекты стали невозможны. И я приехал в Армению. Вернее, еще до того, как я приехал, мне предложили сотрудничество, работу.

— Что такое экспериментальная археология?

— Это реконструкция древних технологий — от металлургии и строительства до кораблей и кулинарии — с целью проверить научные гипотезы. Моя лаборатория специализировалась на бронзовом веке. Такие эксперименты помогают понять, как жили древние общества.

— Чем вы занимаетесь в Армении?

— Год я руководил филиалом [археологического музея-заповедника] «Эребуни», участвовал в раскопках Кармир-Блура и других памятников. И есть такой сейчас «главный» памятник: вместе с моим коллегой Беном Варданяном из Института археологии мы копаем в Джрадзоре в Ширакской области, где сосуществуют слои от ранней до поздней бронзы. При Институте археологии мы открыли лабораторию экспериментальной археологии. Еще в 2016 году наши коллеги в составе армяно-германской экспедиции раскопали святилище позднего бронзового века. Очень похоже на святилище в Мецаморе. Три года назад мы начали там работы — исследовали обводные валы из камня, которые, очевидно, являются остатками стен и фортификационных сооружений. Нам было интересно и важно их датировать — и мы стали раскапывать эти стены.

— И они хорошо сохранились?

— Они очень хорошо сохранились. Вообще, для Армении это характерно, потому что здесь каменная архитектура и в основном сухая кладка. Когда древняя стена разваливается, а точнее, какая-то ее верхняя часть — половина или две трети, — то она осыпается, покрывает собой сохранившуюся, нижнюю часть, и в итоге получается такой каменный вал. И раскопки такой стены заключаются в том, что сначала ты должен убрать эти навалившиеся камни, аккуратно найти сохранившееся основание стены и уже потом проводить раскопки возле основания, доходить до материкового слоя.

— Что находите?

— Фрагменты керамики, остатки стен, бытовые предметы. Для археолога ценность в информации: даже кусочек ткани может рассказать о торговых путях.

— Сегодня археология требует знаний в разных областях?

— Да. Мы используем химию, физику, генетику, радиоуглеродный анализ, изотопные исследования миграций и диеты. Археология уже немыслима без естественных наук.

— А искусственный интеллект помогает?

— Очень. Искусственный интеллект помогает обрабатывать информацию, делать механическую работу. Например, сейчас уже начали искусственный интеллект использовать в составлении баз данных, картографировании памятников и даже расшифровке древних текстов. AI может анализировать спутниковую съемку лучше человека при определенном уровне обучения. Может анализировать древние тексты быстрее, чем человек. Или даже достраивать утраченные фрагменты текста.

— Почему вы выбрали именно бронзовый век?

— Изначально я думал, что буду медиевистом. И я вообще реконструктор. Сейчас в меньшей степени, конечно, но в юности у меня был военно-исторический клуб по эпохе викингов, и в целом меня всегда очень увлекала средневековая фортификация. И в итоге я в университете преподавал много лет не только историю первобытного общества, но и Средневековья.

В один момент, на втором курсе, когда уже вторая курсовая была написана по раннесредневековой археологии, я встретил профессора Геннадия Борисовича Здановича, который открыл знаменитый Аркаим и Синташтинскую культуру бронзового века, — и профессор меня очень увлек.

— Мы стали такими, какие есть, в бронзовом веке?

— В каменном веке человек жил в природе, зависел от нее и боялся ее. Даже сегодня есть общества, где сохраняется такое мышление, — например, аборигены Сентинельских островов или племена Амазонии. Для них животные и люди — разные существа богов, никто не выше другого.

А вот в бронзовом веке меняется мифология: человек уже осознается как дитя богов, созданное по особому образу, а животные — чтобы служить ему. Меняется и мышление.

— Материал бронзового века — это сама бронза?

— Да, но бронзы в природе нет. Это сплав меди с оловом или мышьяком. Он прочнее, текучее, легче в обработке. Это первый искусственный материал, созданный человеком. В этот момент человек понимает себя как создателя — и вместе с этим рождаются государственность, налоги, армия, письменность, торговля. Первая глобализация тоже началась в бронзовом веке.

— Какая цивилизация очень четко показывает, что такое бронзовый век? Что бы вы посоветовали изучить?

— Месопотамия, ее города-государства.

Тоже, кстати, очень интересно: в Мецаморе есть погребение, где у человека была цилиндрическая печать с именем фараона Тутмоса Третьего.

— То есть он представлял Египет в Армении?

— Очень вероятно, потому что такие печати мог носить уполномоченный представитель в регионе.

— Может, кто-то ее когда-то украл?

— Может быть, конечно. Но, значит, украл у кого-то, кто тоже куда-то очень далеко приехал с этой печатью. То есть в любом случае это указывает на некое — пусть, возможно, и опосредованное — политическое присутствие Египта в Восточной Армении.

— Какие проекты для вас важнее всего?

— Первое — реконструкция повозок и оружия из Лчашена: мы восстановили бронзовый меч и секиру, провели эксперименты с техниками фехтования. Второе — международная археологическая школа в Гюмри: студенты из Армении, Грузии и США учатся раскопкам, древним технологиям, слушают лекции. Это уникальное сочетание науки и практики.

«Армения — археологический рай»

— Чем Армения интересна археологу?

— Это часть мировой экономики бронзового века, богатейший археологический регион с непрерывной культурной преемственностью. Здесь можно на одном памятнике проследить тысячелетия — от ранней бронзы до Средневековья.

— По раскопкам можно понять, когда здесь жили мирно?

— Да. Куро-Аракс, например, — эгалитарное и относительно мирное общество. В целом бронзовый век был менее воинственным, чем многие последующие эпохи.

— Что важнее для историка — письменные источники или археология?

— И то, и другое.

— Видите ли вы в истории уроки для современности?

— Да, но нельзя оправдывать сегодняшние проблемы примерами из прошлого. Человечество изменилось, ответственность за жизнь и окружающую среду выросла. История должна помогать прогнозировать и корректировать поведение общества, иначе мы рискуем повторить ошибки в куда больших масштабах.

От Рима до Амберда

— В Европе после падения Рима наступило «темное Средневековье». В Армении было иначе?

— Да. Здесь античные практики держались дольше. В Амберде в X–XI веках были водопровод и цистерны — для Европы того времени это немыслимо. Армения ближе к Ближнему Востоку, где античное знание сохранялось и перерабатывалось. Отсюда и ценность Матенадарана.

— Как историк, вы можете сказать, какое время было самым комфортным для человека?

— Сейчас.

— Почему?

— Люди никогда так хорошо не жили, как мы сейчас живем. Комфортно, безопасно, долго. Каким человек изначально был?

Это были качества, которые были необходимы для выживания, и выживали именно те индивиды, которые ими в лучшей степени обладали. То есть люди тогда жили очень мало, плохо, но выживали вот такие самые сильные индивиды. Безусловно, люди так всегда были устроены, что в любой эпохе им казалось, что вот сейчас происходит что-то особенное. Вот именно сейчас — ни раньше и ни позже — наступает конец света; а раньше, конечно, было лучше — хотя на самом деле нет. Такова природа человека, нашей цивилизации: переживать о былом и думать, что сейчас все разваливается. И как человек, который специализируется в военном деле бронзового века и на изучении военного дела древности в широком смысле, я могу сказать, что те качества и наклонности человека, которые помогали ему в древности пережить определенный эволюционный отбор, передать свои гены и по большому счету продолжить существование —

При этом они по-прежнему глубоко в нас сидят и часто нами руководят. Но если тогда человек мог максимум зарубить другого в пещере — сейчас он может устроить ядерную войну. Масштабы несравнимые. И вот это сложно, да, это опасно.

«Армяне часто принимают меня за своего»

— Как вам живется в Армении?

— Очень комфортно. Армяне эмпатичны и отзывчивы. У меня было много случаев, когда незнакомые люди помогали просто так.

— У вас почти армянская фамилия.

— Фамилия русинская, корни — в Восточной Словакии и Украине. И когда я только приехал и меня спрашивали насчет армянской фамилии, я начинал заводить эту шарманку: объяснять, кто такие русины, где это вообще все находится. И потом мой друг, как-то раз мне сказал: «Вань, зачем? Ты просто говори «да». И несколько раз я стал в шутку говорить «да», и это каждый раз было очень забавно. Вообще я не говорю однозначное «да» — скорее, «ну в каком-то смысле да».

А совсем недавно был еще такой случай. Я вылетаю из Греции, там на паспортном контроле меня спрашивает молодой парень: «Вы в Ереван?» — «Да». — «Вы армянин?» — «Своего рода да». И он вылезает из своей будки, говорит, что тоже армянин, никогда не был в Ереване, но очень хотел бы, — и обнимает меня! Так что да — я себя во многом действительно чувствую армянином.

Беседовала Аза Бабаян