«Как бы вам не досталось… дело политическое»

• Свидетельствует инженер Борис Соколов (1911–2001), в 1935 году работавший технологом на ленинградском заводе «Знамя труда»

На завод поступил большой заказ «Морпрома» на арматуру… Заказ был сверхсрочный и при его подготовке и выполнению приходилось торопиться…

К счастью, многое из этого заказа было полностью идентично той арматуре, которая ранее у нас изготовлялась из нержавеющей жароупорной стали. Сталь эта очень трудна в обработке, скорости резания берутся невысокими, а нормы времени, соответственно, большими.

Бегло глянув на чертежи, я лишь продублировал имевшиеся ранее технологические карты и проставил в них те же нормы времени. И тут же, занятый другими делами, забыл об этом эпизоде.

Недели через две вызывает меня в свой кабинет замначальника арматурного производства Гордин, человек строгий, которого мы побаивались. У его стола сидит старший технолог Иван Никифорович, тут же мастер цеха.

Гордин резким движением бросает на угол стола технологическую карту.

— Это ваша работа?

Тон его не сулит мне ничего доброго. Я беру карту, она самая.

Тусклым голосом подтверждаю.

— Да, моя.

Голосом, дрожащим от негодования, Гордин приказывает:

— Сейчас же спуститесь на фрезерный участок, посмотрите на свою халтуру и возвращайтесь.

Внизу оживление.

Вокруг фрезеровщика Евсюкова несколько человек. Здесь и бригадир, и инструментальщики, и парторг цеха. Станок визжит от напряжения. Одновременно обрабатывается штук 20 деталей, в которые разом вырезается несколько фрез. Вокруг фонтан стружек. Но почему детали стружки желтые? Ведь должна быть нержавеющая сталь, на нее-то я и давал норму времени. Смотрю чертеж, действительно там стоит «морская латунь», а не нержавейка.

Бригадир иронически на меня смотрит. Парторг улыбается, толкает меня локтем.

— Идем на рекорд.

Все они понимают, что это наш, вернее, мой просчет. Обрабатывать латунь гораздо легче и быстрее, чем твердую вязкую нержавеющую сталь. Но изменить норму времени, когда наряд уже выдан рабочему, нельзя.

Возвращаюсь к Гордину. Он еще больше разгневан. Иван Никифорович красен, как рак. Видно, ему крепко за меня досталось.

— Полюбовались на свою безответственность?

— Да, Николай Дмитриевич, я ошибся. Почему-то я посчитал, что эти детали из нержавеющей жароупорной, как и наши серийные, а они из латуни.

Гордин вскипел.

— Это не ошибка. Это безответственное отношение к делу. Объявляю вам выговор. А вы, Иван Никифорович, представьте мне разницу между действительно технически обоснованной нормой и нормой, данной им. Высчитаю с него разницу до одной копейки за всю партию.

Я обомлел. Для этого не хватит и моей месячной зарплаты. Ушел я от него как воду опущенный.

Не помню сейчас, в этот день или на следующий, нас собирают на общезаводской митинг, посвященный стахановскому движению. Как раз в эти дни шахтер Алексей Стаханов нарубил за смену угля в 20 раз больше, чем полагалось по норме.

На дворе завода многолюдно. На трибуне директор, секретарь парткома, представитель райкома и еще кто-то. Впереди увеличенные фотографии Евсюкова в окружении красной материи. Вот и он сам на трибуне. Произносится торжественная речь, восхваляющая благородный почин стахановца Евсюкова на заводе «Знамя труда».

Евсюкову аплодируют. Автор вместе со всеми и на совесть отбивает ладони. Ему-то эта бутафория больше всех на руку. Теперь-то вряд ли Гордину удастся выполнить свои угрозы.

Так все и вышло. Ограничилось лишь репликами инженера Козлова:

— А почему я не видел на митинге портрета Соколова? Ведь рекорд он обеспечил. А то одного Евсюкова вывесили.

Иван Никифорович нахмурился.

— Перестаньте, Козлов, как бы вам за такие шутки не досталось. Дело-то политическое.

«Только в нашей стране возможны такие встречи, такие задушевные беседы между вождями и рядовыми рабочими»

• Свидетельствует шахтер Алексей Стаханов (Из книги Алексей Стаханов. Наш отец. Встречи с товарищем Сталиным)

Я знал, что мне придется выступать; кое-что записал в блокнот, волновался. Когда товарищ Серго закончил свою речь, он сразу предоставил мне слово. <…>

Я говорил, а товарищ Сталин меня внимательно слушал. Я старался говорить как можно короче, мне было как-то неловко отнимать много времени. Я думал: «У товарища Сталина масса дел, и ему нужно сказать главное, да покороче».

Да, только в нашей стране возможны такие встречи, такие задушевные беседы между вождями и рядовыми рабочими, которые рассказывают о своих подвигах на трудовом фронте.

…Потом выступила Дуся Виноградова. Она начала свой рассказ о высокой производительности и высоких заработках. Если раньше она зарабатывала 200–270 рублей в месяц, то при работе на 144 станках ее заработок достиг 600 рублей. Она посмотрела на товарища Сталина и сказала:

— Смотрите, как я повысила свою заработную плату!

А товарищ Сталин ей ответил:

— Очень хорошо.

Потом выступил Мирон Дюканов. Товарищ Орджоникидзе спросил Дюканова:

— Сколько у вас было забойщиков до стахановского движения и сколько забойщиков теперь?

Дюканов ответил, что до стахановского движения было 23 забойщика, а сейчас 12. Раньше забойщики сами рубали и сами крепили, а сейчас труд разделили. Товарищ Сталин сказал:

— В этом суть успеха.

Самым молодым делегатом Первого Всесоюзного совещания стахановцев был токарь из города Куйбышева — Коля Курьянов.

Товарищ Сталин поднялся со своего места, перегнулся через стол и взглянул на Курьянова. Серго спросил, сколько он зарабатывает.

— Сейчас 25 рублей в день, — ответил Курьянов.

Товарищ Сталин засмеялся, весело взглянул на Курьянова и долго ему аплодировал.

Все мы мечтали услышать товарища Сталина. Совещание подходило к концу, и мы сильно беспокоились: вдруг товарищ Сталин не выступит… И вот Серго объявляет:

— Слово имеет товарищ Сталин!

«А когда жить веселее, работа спорится. Отсюда — высокие нормы выработки»

• Свидетельствует товарищ Сталин (И.В. Сталин, Речь на Первом Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 года)

…Здесь говорили уже, что стахановское движение как выражение новых, более высоких технических норм представляет собой образец той высокой производительности труда, которую может дать только социализм и чего не может дать капитализм. <…>

Чем объяснить, что стахановское движение оказалось делом вполне назревшим? Где причины того, что оно получило такое быстрое распространение? Каковы корни стахановского движения?

Их, этих причин, по крайней мере четыре.

1. Основой стахановского движения послужило, прежде всего, коренное улучшение материального положения рабочих. Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живется, работа спорится. Отсюда высокие нормы выработки…
2. Вторым источником стахановского движения является у нас отсутствие эксплуатации. Люди работают у нас не на эксплуататоров, не для обогащения тунеядцев, а на себя, на свой класс, на свое, советское общество, где у власти стоят лучшие люди рабочего класса…
3. Третьим источником стахановского движения следует считать наличие у нас новой техники. Стахановское движение органически связано с новой техникой…
4. Но на одной лишь новой технике далеко не уедешь. Можно иметь первоклассную технику, первоклассные заводы и фабрики, но если нет людей, способных оседлать эту технику, техника так и останется у вас голой техникой…

Таковы условия, породившие и двинувшие вперед стахановское движение.

…Но как быть с техническими нормами вообще? Нужны ли они для промышленности или можно обойтись вовсе без всяких норм?

Технические нормы нужны, кроме того, для того, чтобы отстающие массы подтягивать к передовым. Технические нормы — это большая регулирующая сила, организующая на производстве широкие массы рабочих вокруг передовых элементов рабочего класса. Следовательно, нам нужны технические нормы, но не те, какие существуют теперь, а более высокие.

Другие говорят, что технические нормы нужны, но их надо довести теперь же до тех достижений, которых добились Стахановы, Бусыгины, Виноградовы и другие. Это тоже неверно. Такие нормы были бы нереальны для настоящего времени, ибо рабочие и работницы, менее подкованные технически, чем Стахановы и Бусыгины, не смогли бы выполнить таких норм.

Нам нужны такие технические нормы, которые проходили бы где-нибудь посередине между нынешними техническими нормами и теми нормами, которых добились Стахановы и Бусыгины. <…> Стаханов перекрыл существующую техническую норму, кажется, раз в десять или даже больше. Объявить это достижение новой технической нормой для всех работающих на отбойном молотке было бы неразумно. Очевидно, что придется дать норму, проходящую где-либо посередине между существующей технической нормой и нормой, осуществленной товарищем Стахановым.

Одно, во всяком случае, ясно: нынешние технические нормы уже не соответствуют действительности, они отстали и превратились в тормоз для нашей промышленности, а для того чтобы не тормозить нашу промышленность, необходимо их заменить новыми, более высокими техническими нормами. Новые люди, новые времена, новые технические нормы.

«…через несколько месяцев отдел труда и зарплаты нормы пересмотрел и расценки понизил. Однако дело было сделано»

• Свидетельствует инженер Борис Соколов — в 1937 году начальник цеха на заводе

…Для нового изделия при возросшем плане потребовалось много термически обработанных деталей с последующей шлифовкой. Шлифовщики не успевали, и работа цеха застопорилась. Скопилась груда деталей, ожидающих конечной операции — шлифовки, — невыполнение заводского плана стало близкой реальностью. В те годы это грозило обвинением во вредительстве…

Что делать, я не знал. Главный инженер и директор только кричали и стучали кулаками по столам. Позвал я бригадира шлифовщиков Васильева. Он ахал, охал и качал головой.

…Было ясно, что шлифовщики боялись перевыполнить нормы. Им это грозило снижением расценок — страх, постоянно присущий рабочим на сдельной оплате.

Мне нужно было что-то делать — так катиться дальше, означало рисковать собственной головой.

…На следующий день я позвал к себе бригадира с участка револьверных станков и нескольких его подопечных. Девушки расселись и, поглядывая друг на друга, хихикали. Развернул перед ними ведомость на зарплату по их участку. Там против каждой стояло 100–125 рублей. Потом дал ведомость с зарплатой шлифовщиков — там было вдвое-втрое больше.

…Вера — самая бойкая — не выдержала:

— Вы что же, хотите перевести нас на шлифовку?

— Да, хотелось бы.

Все они дружно изумились.

— Так ведь не справимся. Не сумеем. Куда нам.

Уверенно, хотя сам-то не очень был уверен, заявил:

— Справитесь. Поставлю к вам мастера и инструктора. Завтра встанете каждая к шлифовальному станку, позади шлифовщика. Несколько дней присмотритесь, а потом и сами пойдете в смену. За время обучения заплатим по среднему.

…Первый день обучения прошел спокойно. К концу второго дня пришел Васильев. Он помялся в дверях, потом подошел к столику, присел и молчал. Сделав паузу, сказал.

— Товарищ начальник, уберите девочек.

Я, не отрываясь от бумаг, спросил:

— А зачем?

— Видите ли, не сумеют они, только станки разладят…

— Не разладят. За этим мастер и инструктор смотрят, головой ответят. Да и вы, Васильев, как бригадир, поможете?

Однако он не сдавался.

— Я-то помогу. Что я, враг себе, станки портить. А все-таки лучше их уберите. Мы справимся.

Отступать было нельзя. Не мог я ставить себя в зависимость от его подвохов.

— Нет, Васильев. Вы сами три дня назад здесь утверждали, что вам не справиться!

Он помялся.

— Да, говорил… Да вы сами понимаете, в чем тут дело? Расценки срежут…

Васильев крякнул и ушел.

…Прошла неделя. Девушки постепенно освоились. Когда освоились, то работать стали прямо без удержу, и, конечно, зарабатывали здорово. Я нарочно велел давать им самые простые, но выгодные работы. А наладчик, по моему же указанию, постоянно ставил новые круги. Васильев при встрече со мной только головой качал.

Конечно, через несколько месяцев отдел труда и зарплаты нормы пересмотрел и расценки понизил. Однако дело было сделано, и шлифовка перестала тормозить производство».

«Русских довели до какого-то религиозного фанатизма по поводу этого движения»

• Свидетельствует инженер Джон Литтлпейдж. Американский горный инженер Джон Литтлпейдж, работал в СССР в 1928–1937 гг., будучи заместителем начальника «Главзолота», был одним из немногих иностранцев, награжденных орденом Трудового Красного Знамени (Джон Литтлпейдж, «В поисках русского золота. Великое стахановское движение», 1938 год)

Согласно официальной версии, стахановское движение началось благодаря дюжему шахтеру под этой фамилией, которому показалось, что он добывает недостаточно угля, и он решил найти способ добывать больше. Перепробовав несколько вариантов, он внезапно наткнулся на такой, который обеспечил ему возможность добывать не просто больше угля, а больше в пятьдесят-шестьдесят раз. Довольный собой и открытием — гласит официальный рассказ — он научил этому способу других шахтеров, и вскоре вся смена добывала в несколько раз больше угля, чем раньше.

Стахановским методом, в конце концов, заинтересовались власти и объявили, что вот оно, великое новое открытие, которое позволит России догнать и перегнать производство всех других индустриальных стран за весьма короткое время…

Человеку со стороны трудно себе представить, что может пропагандистская машина в России, когда хватается за один предмет. <…> Большевики контролируют все газеты, все журналы, все издательства, все афиши, все кинотеатры и театры, все кинофирмы, все радиостанции, все лекционные залы, все школы и университеты, все клубы и общественные организации.

Когда коммунистический главный штаб отдает приказ о всеохватной пропаганде, как в случае стахановского движения, страна просто не слышит ничего другого целыми днями или даже неделями. Неудивительно, что русские пришли к выводу, будто изобрели нечто потрясающее, и что шумиха надула также тысячи иностранцев. Вскоре поднялось такое напускное возбуждение, что, может быть, даже люди, направлявшие рекламную кампанию, поверили собственным словам.

Иностранные эксперты принялись объяснять стахановское движение в зависимости от своих политических взглядов. Правые отмечали, что стахановское движение означает введение в национальном масштабе потогонной системы в советской индустрии, чему успешно противостояли профсоюзы в прочих странах. С другой стороны,

Стаханов, шахтер, тем временем стал национальным героем, и во всех других отраслях промышленности возникали подражатели Стаханову. <…> Русских довели до какого-то религиозного фанатизма по поводу этого движения. Они пытались ввести так называемое «стахановство» в любой вид работы. Газеты сообщали, что рабочие, кремировавшие трупы, успешно организовали это движение. Выходили брошюры, где описывалось, как бухгалтеры, школьные учителя, фермеры и даже домашние хозяйки могут применить стахановское движение в собственной работе. Но через несколько недель большую часть подобной чепухи тихонько прекратили, как русские обычно поступают после таких приступов.

Стахановское движение окружили такой шумихой внутри России и такими многочисленными ложными и противоречивыми объяснениями за рубежом, что я сомневаюсь, понимают ли большей частью даже те, кто о нем писал, что это вообще такое. Я уверен, что многие русские так и не поняли простые принципы, использованные Стахановым и его подражателями в своей работе, принципы, которые власти потом раздули для того, чтобы отбросить кое-какие устаревшие коммунистические представления, еще державшиеся в советской промышленности, хотя любому разумному человеку было ясно, что они не годятся.

…Стаханов сделал простое открытие: при особых условиях, преобладающих в советской индустрии, он может повысить производительность труда, по-другому организовав добычу угля. Он сказал мастерам и инженерам на своей шахте, что, если они обеспечат его ручным инструментом и оборудованием и дадут ему необходимое количество помощников, можно добыть в несколько раз больше угля, чем он и его помощники получат по отдельности и без помощи мастеров и инженеров.

Конечно, производительность труда обеспечил не он один, а бригада, включая всех помощников, плюс постоянное внимание мастеров и инженеров.

Другими словами, ему обеспечили готовое место для работы, и все инструменты были на месте, так что все рабочее время он занимался чистым производством. В прежнем движении ударников основное значение придавали фактической производительности рабочих, а в данном случае акцент был на лучшее снабжение и большую специализацию обязанностей каждого работающего, плюс сдельная система.

Квалифицированный инженер, изучая методы, примененные Стахановым, немедленно выделит задействованные принципы. Ничего уникального или оригинального в них нет; с точки зрения инженера, не больше и не меньше, чем применение к советской промышленности методов, основанных на здравом смысле, их поколениями считают само собой разумеющимися в других индустриальных странах…

Одна из слабостей русских инженеров — тенденция получать информацию в основном из книг, а не путем прямого наблюдения, тенденция быть скорее теоретиками, чем практиками. <…> Они пытались понять принципы движения, читая поток опубликованных книг и брошюр, а не рассматривая, что Стаханов и его последователи фактически делали. <…> В то же самое время они пытались применить принципы, хорошо подходящие для добычи полезных ископаемых, к совершенно другим отраслям промышленности, где они должны были закончиться неудачей, что привело только к дезорганизации отраслей, которые начали было подниматься.

…Даже в угледобыче, где работал Стаханов, движение в конце концов полностью провалилось, и производство угля в 1937 году оказалось существенно меньше запланированного, так что другие отрасли советской индустрии пострадали из-за недостатка топлива. <…> Может быть, меня раскритикуют за мои слова, но нелицеприятная правда состоит в том, что самый полезный принцип в стахановском движении — требование, чтобы инженеры и мастера отвечали за постоянное снабжение рабочих инструментами и оборудованием…

Стаханов сказал мастерам и инженерам, чтобы его обеспечили инструментами. Другими словами, он настоял, чтобы они за это отвечали, снял с себя ответственность за то, чтобы собирать свои собственные инструменты. Этот принцип и был основополагающим в так называемом стахановском движении. Раньше отдельные рабочие должны были искать собственные инструменты, на что теряли много времени.

<…>

В общем, стахановское движение не ввело ничего особенно нового, что было неизвестно мне по работе на Аляске, до приезда в Россию, или любому горному инженеру в западных индустриальных странах. Были определенные небольшие нововведения, но главный принцип был — очень строгое разделение труда.

…Система неплохо подходит к специфическим российским условиям, где рабочих все еще недостаточно обучают, но я не считаю ее необходимой или желательной для рудников в Соединенных Штатах или другой промышленно развитой стране.

То же касается и специализации: она полезна в России, но не принесла бы пользу у нас в стране, потому что у русских очень большой разрыв в оплате квалифицированных и неквалифицированных рабочих. Стахановцы, квалифицированные рабочие, производят операции, которые требуют определенных навыков, в то время как их неквалифицированные помощники выполняют простые задачи, для которых не требуется навыков, зато нужно время. В западных странах не наблюдается такого расхождения между тем, что может квалифицированный и неквалифицированный шахтер, и нет смысла разделять обязанности подобным образом. На Аляске, например, все горняки могут хорошо выполнять любые операции, а в России — только часть. То же касается работающих в других отраслях советской промышленности.

Пройдет немало времени, пока русский рабочий достигнет уровня американского по средней квалификации, и поэтому стахановские методы могут быть полезны для России еще многие годы. <…> Сомневаюсь, будет ли система иметь смысл после того, как доля квалифицированных рабочих поднимется до уровня, достигнутого в западных индустриальных странах.