Случаются такие дни, когда о красноярцах больше, красочней, щедрей пишет американская пресса, чем красноярские СМИ. Например, минувшей весной, 15 марта, когда восходящая (нет, уже взошедшая) звезда тенниса 17-летняя сибирячка Мирра Андреева обыграла в Калифорнии вторую ракетку мира Игу Швентек (потом, в финале, победит и первую — Арину Соболенко), а другой красноярец с гагаринской улыбкой, Кирилл Песков, работавший у нас вторым пилотом на «Боинге» 757/767 в авиакомпании с интригующим названием «Икар», улетел в космос — в команде Crew-10 на многоразовом американском корабле.

К радости за «своих», за земляков непременно примешиваются странные чувства: эти события происходят на фоне антиамериканских и уже обыденных и традиционных высказываний Дмитрия Медведева, Александра Дугина… остановлюсь с перечислением — газета у нас теперь хоть и не бумажная, все же не резиновая.

И всякий раз не могу объяснить эту странность — не то чтобы пишут и говорят они, а стыдно тебе, нет, тут что-то другое.

«Сарматы» и чечевица

Когда попал в больницу, оказался в палате с аксакалами. Три почтенных старика. Один — бульдозерист и экскаваторщик, но вообще «работал на всем, что ездит, и на всем, что копает», «знаю все о подземной жизни». «Я с 1934 года, мама записала с 37-го — спасибо ей, не хотела в армию пускать». Он из закрытого города Зеленогорска (ранее это потайной город Красноярск-45; выпуск обогащенного урана, треть отечественных мощностей по разделению изотопов урана, четверть мирового рынка стабильных изотопов). Место его жительства позже окажется важно. Еще он, по самоаттестации, был всю жизнь лучшим поисковиком воды («где ромашка прет, там вода, там копай, бей скважину») и вообще, судя по красочным рассказам, местный решатель всех проблем с землей, водой и различными типами сооружений. «Наград ведро — внук играет».

Второй — профессор-ракетчик из бывшего Аэрокосмического университета на правом берегу Красноярска, теперь, после слияния с технологическим университетом, это Сибирский университет имени академика Решетнева (Михаил Федорович Решетнев — зам Сергея Павловича Королева, организовал и возглавил производство ракетно-космической техники в другом секретном Красноярске — «Девятке», Красноярске-26, где помимо того под землей нарабатывали оружейный плутоний; сейчас это Железногорск).

Третий — бывший красноярский чиновник среднего звена, снабженец. Храпом отличался: если от мощи других сотрясались стены, его же, чиновничий, напоминал детские рыдания.

Профессора позже переведут в реанимацию, из нее он выйдет, но потом, через месяц, умрет. Бульдозерист и чиновник уедут домой, их койки займут пациенты моложе меня, там уже я выступал за аксакала.

Ну вот, а пока все живы и ведут беседы, меня просвещают.

Больше всего старики говорят о еде.

Под нависающими густыми бровями бульдозериста — неукротимые, упертые глаза. Он реагирует на замечание снабженца, что при СССР в Красноярском крае фонды секретных заводов (и городов) оформлялись через Ленинград, и было там прекрасное ленинградское снабжение, настоящую колбасу везли.

— Ага. А еще нам в помощь колючка была (колючая проволока, которая по периметру окружала номерные Красноярски). То заяц попадется, то, если ты его не успеешь снять и сварить, еще и коршун. Этот клюет серьезно. Потом уж помрет — соскребут. Смотришь, еще кто-то непонятный — и не достать. От шпионов, ага, колючка. А самих американцев возят, поют их, кормят — все показывают.

Далее бульдозерист рассказывает (со знанием дела) истории регулярных американских инспекций, как они посещали секретные города, аэродромы и кующий ракетно-ядерный щит/меч Отчизны Красмаш (тут профессор заскрежетал вставными челюстями, но по итогу со всем согласился). Уж не знаю, в каком качестве бульдозериста привлекали — водителем-асом или спецом широкого профиля, но контакты с американскими ревизорами он излагает с деталями, которые не выдумать.

С началом СВО и риторики Дмитрия Медведева эта практика, кстати, не прекращалась (уже без зеленогорского деда). Во всяком случае, практически одновременно со всеми этими угрозами и разухабистыми песнями в корпусах Красмаша о наших стратегических ракетах — на фоне лозунгов «Сармату» виза не нужна!» или «Не стесняйся своих комплексов. Особенно жидкостных» (имеются в виду жидкостные ракетные двигатели) — Россия изъявляла готовность показывать американским инспекторам «Сармат», оружие Судного дня, в сборе без головной части, ее первую ступень и транспортно-пусковой контейнер, а также проводить на показе измерения «при помощи рулетки, динамометра, уровней, отвесов и мерных реек», делать цветные фотографии в количестве 20 штук.

Просто эти американские инспекции не так афишируются, как филиппики пропагандистов или подсчеты экспертов («Десять «Сарматов» уничтожат все американское население»).

Ну и вот продолжает дед:

— Осечка у американцев на Гагарине вышла. Больше не допускали и не допустят. Да, есть шанс, что русский Иван в последний момент кнопку нажмет. Но задирают друг друга (бульдозерист иначе говорит, но — цензура) — для вида. Все пуски — под контролем друг друга. Почему на Кубе стояла и наша база и американская? Вот как так? У американцев до сих пор там и военно-морская база, и тюрьма. Говорю же, друг за друга они. (Как-то незаметно по ходу монолога он отстранился от политики и возвысился над сторонами.)

Дед отдышался и продолжил:

— Маму вспомнил — за 60 км она ходила за солью, овощи меняла. Главное — соль. Лопухов, травы нарвал, посолил, сварил, можно прожить… Соли, чтоб было в доме не меньше пяти кило. Потом машину за грамм отдашь… Сейчас войну не помнят, вот все кажется легко. Бомбоубежища бесполезны, их вырывает. Где ты спасешься? Не понимают, что никто не выживет… Пусть хоть дерутся за столом (это он возвращается к американским инспекциям), пусть пьют, лишь бы не воевали… Мы в Зеленогорске еще в 70–80-х ели американскую тушенку. Сам ел. В Бурятии видел склады ленд-лизовской тушенки. В вечной мерзлоте там еще и оленина черт-те какого года. Рога — 40-метровые горы, мясо перемороженное, все под снегом и льдами.

У бульдозериста — дитя войны — вся политика все равно к еде сводилась.

Сам я в больницу попал во второй раз. Первый был в конце 90-х, и тогда я впервые попробовал чечевицу. Американская, говорили санитарки, гуманитарка, запасы.

Отвратительная, конечно, но, как утверждала медицина, — полезная.

Сердечная история

В конце 1991-го ранее закрытый для иностранцев Красноярск открылся. В 1992-м по приглашению кардиохирурга, завотделением Первой краевой клинической больницы Эдуарда Светличного, в город прилетели его американские коллеги. Уезжали потрясенными. Они узнали, как это — в миллионном городе невозможно диагностировать и эффективно лечить людей, перенесших инфаркт миокарда, оперировать страдающих ишемической болезнью сердца. В одном Красноярске в листе ожидания на операцию значились 20 тысяч, а на его главной больнице — весь край, 3,2 млн сердец. Квот в федеральные клиники с началом 90-х не стало. И Светличный с коллегами оперировал. Перед этим тело больного надо было охладить. Кардиохирурги с медсестрами и санитарками шли на речку Качу за льдом (Енисей ближе, но он не замерзает), а затем обкладывали им пациента в ванне.

Я сам из рода врачей — они и передо мной, и после меня. Отец, главный анестезиолог-реаниматолог другого сибирского региона, рассказывал в 90-е про утренние сборы медсестер, ординаторов и интернов на улицу — зарплату не платили по полгода, и они выходили с тонометрами, меряли прохожим давление за один рубль. Потом в отделении монеты высыпали и делили — хоть буханку хлеба домой принести.

…Американцы улетели, но пообещали Светличному вернуться. Ставь аппаратуру, сказали они ему, мы поможем.

Я познакомился со Светличным в 1993-м и стал свидетелем его борьбы и гибели — его убьют в феврале 1995-го, ему было 54. Город и край о нем не помнят, он не стал ни заслуженным, ни почетным красноярцем, меж тем как город и край обязаны ему многим. Он успел. Денег, что шли на перевозку красноярских «сердечников» в клиники других городов, безусловно, хватило бы на современную операционную, и не одну. Но кто бы взялся ломать установленный, вполне колониальный порядок вещей?

Один как раз лежал в кардиологии. Обещал. Не дал ни цента.

Аппаратуру отгрузили под честное слово Светличного (но в конце концов деньги собрали: 400 тыс. — заводы, 200 тыс. — бюджет, спасибо ныне покойным Валерию Сергиенко, тогда президенту Союза товаропроизводителей края, и Вячеславу Новикову, тогда спикеру крайсовета).

И в Первую краевую пришла ангиографическая установка «Филипс», другая современная медтехника. Пусть б/у, на новую бы никогда не собрали. Да Красноярску и не привыкать. Регион-донор, кого только не кормящий, принимает в ответный подарок от Москвы ее автобусы б/у. А тут — далеко не рыдван, тут межпланетный корабль, и все перебрано до винтика, год гарантии.

И в 1993-м в Красноярск, как обещали, вернулись, взяв отпуск, американские кардиохирурги. Бригаду врачей из американского госпиталя «Эдвард», что под Чикаго, возглавляли Зеэв Давис и Винсент Буфалино. Первым к ним на стол лег 45-летний врач с тяжелым заболеванием сердца. Далее — серия показательных операций. От оплаты труда американцы отказались.

Так в городе и крае размером со всю Западную Европу запустили современную медицину. Благодаря дружбе Светличного с американскими коллегами. И их совместной энергии. Спустя несколько лет, уже после смерти Светличного, открытый в Первой краевой центр интенсивной кардиологии и сердечно-сосудистой хирургии перешел на круглосуточную работу — единственный тогда в России. Пациентов с острым коронарным синдромом брали в любое время. И то: процитирую муниципальную газету (голос мэрии) того времени, 1997 года, — «по данным красноярского морга, средний возраст покойников-мужчин — 36 лет. В Березовке, по данным администрации, мужчины живут в среднем 30 лет. Россияне не воспитаны быть здоровыми». (Березовка ныне вошла в состав Красноярска.)

Военпред и сенаторы

От обмена ядерными ударами и безусловной — что бы ни говорили эксперты типа Караганова или Медведева — гибели цивилизации нас 80 лет спасали сложнейшие и тончайшие вещи вроде поколенческой памяти, психологии, коллективных страхов и табу. Эти невесомые материи были крепче любой стали, принципиально не позволяя даже заикаться о том, о чем сейчас люди (в т.ч. при власти или около нее) так легко болтают.

Последним нас спасало поколение детей Второй мировой войны. Поколение бульдозериста. Физически сейчас уходят предпоследние из них, а из активной жизни они ушли уже давно. Потому и стало возможно сегодняшнее.

Из того поколения — военпред на Красмаше Юрий Балашов, американские сенаторы (с известной программой по оказанию России помощи в деле уничтожения оружия массового поражения) Ричард Лугар и Сэм Нанн (дай бог последнему здоровья, он чуть помладше, с 1938-го).

Балашов никогда не был в Америке и с Лугаром и Нанном руки не жал. Без малого 40 лет отработал в военном представительстве на Красмаше. Отправлял в войска практически все изготовленные здесь с 1960 года стратегические ракеты морского базирования. Военная приемка. То есть Балашов нес ответственность за их качество. И именно он устанавливал гарантийные сроки хранения и эксплуатации «изделиям».

В 90-е эти сроки стали продлять директивно.

И тогда Юрий Иванович подал в отставку и пришел ко мне со своей рукописью — попросил обнародовать свои выводы. У нас получилось. В 1998 году Балашов рассказал, как ветшают ядерные арсеналы и чем это грозит. Аргументированно и детально. Указав на все слабые места баллистических ракет, Балашов, в частности, предсказал серию инцидентов, происшедших в последующем на учениях, в частности, провал учений «Безопасность-2004» в Баренцевом море, когда военные моряки провалили все три ракетных запуска.

Ездил на стареньком разбитом «Москвиче», сильно болел. До конца своих дней сохранил в себе черты ребенка. Из его рукописи: «Обидно, что в нашем военном представительстве не нашлось честного и смелого офицера, который сказал бы московским начальникам, объявившим на совещании о бесконтрольном продлении сроков хранения ракет: товарищ адмирал, я не буду выполнять этот преступный приказ». Навсегда сохраню эту рукопись — свидетельство триумфа духа и воли над материей и обстоятельствами…

Его оценки и выводы перепечатали не только ведущие газеты США. Балашов еще был жив, когда его выводы и оценки повторил, почти дословно, Юрий Маслюков, тогда первый вице-премьер, курировавший ВПК. Маслюков говорил — фразами Балашова — о старении металла, деформации корпусов, сравнивая старые ракеты с потенциальными мини-чернобылями. Балашов радовался, как ребенок, поверив, что дело сдвинется. Ему звонили, поздравляли. Те самые люди, которые вот только что шарахались от него, как от прокаженного (его, разумеется, пугали возбуждением уголовного дела).

Через восемь месяцев после того, как он решился передать мне рукопись, ранним утром 6 января 99-го, Балашов умер. Вскоре, в том же 99-м, Владимир Путин, тогда премьер, принял решение о выпуске в Красноярске модернизированного варианта ракет для подлодок РСМ-54 «Синева». Тогда же, в 99-м, в Россию прилетел американский сенатор Ричард Лугар и предложил уже действовавшую программу Нанна–Лугара дополнить мероприятиями по утилизации атомных подлодок, тогда же оформили и продление срока действия программы еще на семь лет. В общем, инстинкт самосохранения после сбоев тогда вроде заработал вновь.

А ко времени новых сбоев — ни Балашова, ни Лугара.

Бейсбол в Сибири

По той же программе Нанна–Лугара 1 млрд долларов вложили, например, в возведение завода по уничтожению 5,5 тонны химоружия (включая зарин и V-газы) в Щучьем (Курганская область). Завод за шесть лет выполнил свою миссию.

Или вот еще один номерной Красноярск (35), он же почтовый ящик № 12, он же «четверка» (4-й район), он же пгт Подгорный. Здесь с начала 60-х годов с жидким ракетным топливом, а значит, и таким его высокотоксичным компонентом, как гептил, работал филиал Красмаша «Факел». Американская фирма Thiokol (производство и утилизация твердотопливных ракет для подлодок и ускорителей для «шаттлов») поставила в конце 90-х через минобороны США завод для переработки гептила. Финансировалась вся эпопея американской стороной.

Эти списки можно продолжать долго. Это списки, где под каждым пунктом — не случившиеся катастрофы.

Начинаешь изучать вопрос и погружаешься в параллельные миры. Когда сталинское правительство потребовало от иностранных специалистов принимать советское гражданство или уезжать, отбыли на родину не все. А инженеров и рабочих из США в Сибири и на Урале было много. Упомяну лишь коммуну американских рабочих-анархистов на Кузбассе: в начале 1920-х это более полутысячи человек. Со своим самоуправлением. И чемпионаты по бейсболу проходили, при заводах были команды. В 80-х бейсбол в СССР возродился.

А если поговорить с ветеранами джаза…

В Иркутске другие друзья, приведя тебя на стадион ЦСКА, расскажут, что в гражданскую войну здесь стояла кофейня+лекторий+коворкинг «У дяди из Америки». Содержала ее американская благотворительная «Ассоциация молодых христиан». Волонтеры кормили-поили, устраивали лекции, концерты, кинопоказы, спортивные состязания. Пока не пришли красные. Кстати, если на севере европейской части России американские солдаты постреливали, то зашедший тогда на азиатскую часть России американский экспедиционный корпус «Сибирь» держался полного нейтралитета, избегал участия в стрельбе — лишь следил за порядком на участках Транссиба.

Впрочем, этому уже живых свидетелей нет, но,

И как сейчас (начиная с 90-х) московская буржуазия продвигает байки о засилье Китая на Дальнем Востоке и в Сибири (то всю тайгу вырубили для Китая, то Китай вот-вот оттяпает эти земли вовсе), точно так же и в начале прошлого века петербургские и московские олигархи, консервативные, особенно черносотенные, круги рассказывали, что американцы подомнут Сибирь под себя (например, широкая кампания в столичной прессе против «мирного завоевания» Сибири 1907–1908 годов).

Ну да, американец Перри Коллинс еще в 1858 году предлагал царскому правительству построить аналог будущего БАМа (железную дорогу от Николаевска-на-Амуре до Байкала). То есть задолго, очень задолго до того, как у Москвы дошли до Сибири руки.

9 августа красноярец Кирилл Песков со своими космическими коллегами успешно приводнился у побережья Калифорнии в США.

Что до речей патриотов… Так все в мире устроено верно: судят не по словам — по делам.