«Мы теперь встречаемся только на кладбищах или в суде. И еще на мосту». Волонтеры Немцов-моста были моими товарищами среди зрителей на рассмотрении апелляционной жалобы по делу Алексея Горинова. Бывшего муниципального депутата судили за оправдание терроризма. А в 2022 году Горинов стал самым первым, кто получил срок по статье о «фейках». Всего лишь заметив на заседании муниципального органа, что не время обсуждать конкурс детского рисунка… Для семи лет тюрьмы этого оказалось достаточно. Как оказалось, вполне достаточно для того, чтобы дать еще три года за оправдание терроризма, так и не приведя в этом новом деле ни одной конкретной цитаты с оправданием терроризма. Ни одной!

«Весь мир — театр».

Судили Горинова в поселке Власиха. Это подмосковный населенный пункт. Режимный. Потому что там воинская часть. Суд — тоже военный. Процесс открытый, но физически попасть на заседание невозможно. Потому что… поселок режимный, воинская часть. Но для публики на КПП любезно оборудовано капитальное помещение с официальной табличкой. И этот сервис легитимизирует закрытость открытых процессов.

Впрочем, и самого Горинова во Власихе не было. Он был по видео из владимирской колонии. На экране иронично написано: Vladimir City. SIZO-1, room 1. Раньше трансляции шли в ютубе, но сейчас это было бы уже слишком насмешливо. Поэтому — видео в родном ВК. А чтобы чаша символизма была переполнена совсем, вот вам и сам осужденный. Которого по видео из Vladimir City, из его room 1, не слышно вообще. Завидую коллегам, которые после заседания смогли опубликовать какие-то стенограммы речи Горинова. Видимо, надо иметь альтернативный слух. Там действительно невозможно было разобрать речь — даже адвокаты сперва требовали отложить процесс. Но когда исход дела ясен всем без исключения заранее, так ли важно, слышно ли хоть что-то из зала суда, ведь слова уже ни на что реально не влияют.

А еще в этом специальном зале был пристав — очень вежливый и предупредительный. Завсегдатаи судов уверенно сказали мне, что парень входит в топ-3 среди приставов по человечности.

А еще был судья Кожевников, чьего лица мы видеть не могли «по соображениям безопасности», но чей голос был очень похож на голоса классических отечественных артистов театра годов эдак шестидесятых-семидесятых. А уж когда Кожевников стал зачитывать апелляцию… Он читал ее не как пономарь (так привычно невнятно бубнят что-то под нос наши судьи). Он читал с выражением, с ударениями и акцентами. Подчеркивая, как были попраны процессуальные и законодательные нормы, как в деле не оказалось никаких доказательств, зато полно грубых нарушений. Он читал, входя в образ, и я, честно говоря, думал, что председательствующий в конце просто безо всяких прений отпустит Горинова домой. Возможно, я просто хочу видеть в каждом человеке хорошее, видеть человека, а не просто функцию системы.

Второй раз я подумал об этом, когда судья лишал Горинова слова. Надо, конечно, еще хоть немного знать Алексея. Он человек упертый, упрямый настолько, насколько это вообще возможно. Заставить его свернуть с пути — нереально. В последнем слове он хотел говорить о том, о чем хотел, уже не вдаваясь в детали дела (как полагается по процедуре), которые и так очевидны всем. По обрывкам фраз было понятно, что слов и выражений Горинов не выбирал, и судья в какой-то момент сказал, мол, вы, Алексей Александрович, чего доброго, еще на одну статью себе наговорите, поэтому я лишаю вас слова. Спас, так сказать…

В том числе прокурор, который был краток, говорил скороговорками, зато поправлял себя, когда допускал ошибку: «Осуждённый Горинов… осужденный Горинов». Осужденный, дело возбуждено — в суде надо говорить правильно!

Приговор оставили без изменений. И блестящая адвокатская работа, когда безумность дела была буквально разложена защитниками Алексея на молекулы, изменить ничего изначально не могла. Увы. Но это не значит, что не надо бороться, делать работу спустя рукава и отказываться от своих убеждений. Прокурор же выразил свое отношение явным желанием говорить поменьше и побыстрее. А судья — теми неповторимыми интонациями, с которыми он читал и вел заседание. Но мы же не думали всерьез, что он вдруг встанет, снимет мантию, положит на стол удостоверение и скажет: да пошло оно все к черту…

Я говорю о символизме, которым вообще пропитано наше настоящее время. И Алексей Горинов — конечно, символ этого времени. И его герой. Герой поневоле. Героем быть не собиравшийся. Он просто всю жизнь прожил честно и всю жизнь говорил то, что думает, и поступал так, как считал правильным. Его жена Алла как-то рассказала мне историю из поздних советских времен. Он же еще тогда был местным депутатом. Они с Аллой как раз недавно поженились. И в районе провели какую-то лотерею. Время было так себе в плане зажиточности, и разыгрывали все подряд — какие-то чайники, утюги и т.п. И в этой лотерее один из родственников Горинова честно что-то выиграл наподобие такого чайника. Так Алексей в ужасе побежал, забрал этот приз и понес сдавать — иначе что люди подумают! Родня депутата сама себе выигрыши раздает! «Вот тогда я точно поняла, за кого вышла замуж», — вспоминала Алла.

И если бы мы хотели жить в нормальной стране, то сначала бы выстроили как раз нормальное муниципальное управление. Понимая, что страна — это не Кремль и президент, а сперва наш дом, двор, район. Порядочные местные депутаты, которые помогают построить жизнь там, где мы, собственно, и живем, — это основа. Такие, как Горинов, — это фундамент власти. В идеале.

Язык не поворачивается назвать Алексея Горинова «маленьким человеком». По-своему он просто грандиозен! Но до того, как все это с ним случилось, Алексея Александровича знали только его избиратели, коллеги и друзья. Простой депутат самого низового уровня, на тривиальном заседании сказал обычные для нормального человека слова. Но время перестало быть к тому моменту обычным. И из Горинова сделали показательный пример всем в назидание. Показательный в том смысле, что по статье о «фейках» сразу посадили представителя какой-никакой, но власти, дав понять, что ограничений не будет. И посадили не какую-то звезду оппозиции, а неизвестного доселе мужчину. Дав понять, что репрессии касаются всех! Не только тех, кто на виду, а тех, кто просто несогласен и имеет смелось об этом говорить.

А теперь мы едем в подмосковный режимный поселок и на экране видим, но почти не слышим человека в арестантской робе и думаем, что становимся частью какого-то фантасмагорического спектакля. Но это не театр — это жизнь, которой мы живем прямо сейчас.