Мне страшно повезло: я попал на «Радио Свобода», когда мир накренился в лучшую сторону. Хотя тогда, в 1984-м, в разгар холодной войны, так еще никому не казалось. Никто, кроме Солженицына, не предсказывал смерть коммунизма, но мы все об этом мечтали и, оказывается, помогали приблизить конец режима.

Как? Об этом я узнал в первый день на радио от нашего начальника, который скоро стал близким другом Юрия Гендлера.

— Ты марксист? — не без угрозы спросил он меня.

— Не дай бог, — пролепетал я.

— Тогда запомни: мир не делится на капиталистический и социалистический. Есть свободные страны, и есть несвободные, рабские.

Это был первый и последний урок, которым со мной поделилось начальство. Дальше началось самое интересное.

За бумажным стаканчиком с «Джонни Уокером» мы каждый день, начиная, однако, не раньше шести, обсуждали один и тот же вопрос: что есть истина и какова она на свободе?

В прежней жизни правдой считалось все, что скрывали власти, — от посадок до посевов, от кремлевского меню до ядерных ракет, от прозы Джойса до стихов Бродского.

За океаном правду нужно было искать самим, и мы не знали, как об этом сказать. Привыкнув разделять мир на правых и виноватых, мы искали на Западе старого расклада, но не могли найти антипода родному режиму. Мы постоянно выясняли отношения между собой и двумя державами. Со стороны это было так увлекательно, что редакционные планерки собирали посторонних, включая дам, гостей и непьющих. Консенсус пришел с годами и стоил мне язвы.

— Советской пропаганде, — решили мы, — нельзя отвечать антисоветской, ибо такой нет и быть не может. Более того, сама антитеза Востока и Запада — идеологическое насилие над здравым смыслом. Люди разные не потому, что они живут по разные стороны железного занавеса, они разные, потому что — люди. И советской жизни противостоит просто жизнь, а это, конечно, сложнее.

Задача заключалась в том, чтобы разделить опыт свободы с теми, кто его лишен. Бесценное преимущество такого подхода было в том, что каждый шаг и жест, будь то суд или отпуск, покупки или выборы, обретал подспудный смысл и двойное значение. Мы здесь, мы живы, веселы, умелы, мы не забыли старого, нам интересно новое, и все, что с нами происходит, стоит того, чтобы об этом рассказать в микрофон «Свободы», ибо это и есть свобода: жизнь без шор, судьба без умысла, задача без ответа и приключение без конца.

Больше сорока лет я исповедовал эту доктрину, пока сотрудничество со «Свободой» стало не работой, а образом жизни. День за днем и год за годом я рассказывал о том, как освоить свободный мир и найти в нем интересное и любимое.

Вместе со мной этим же, и с не меньшим азартом, занимались коллеги, они же друзья. И Петя Вайль, с которым мы тогда редко делали что-то врозь. И Сергей Довлатов, который затащил нас на «Свободу», сказав, что радио будет таким, каким мы его сделаем. И Борис Парамонов, который научил своих поклонников внедрять философию в жизнь, и самая мудрая женщина, которую мне приходилось встречать, — Марина Ефимова, и собеседник великих людей музыковед Соломон Волков, и многие-многие другие.

Этот перечень славных имен отнюдь не счастливая случайность. «Свобода» была писательским радио, ибо здесь всегда работали замечательные авторы. В мое время это были герои третьей волны: Аксенов, Войнович, Гладилин, Виктор Некрасов, мой кумир Синявский, конечно, тот же Довлатов, быстро ставший любимым голосом «Свободы».

Сегодня такой язык опять стал нужнее всего, просто потому, что именно он пробивается сквозь новый железный занавес как мягкий голос разума.

* Признана СМИ-«иноагентом» и нежелательной организацией в РФ.

** Признан иноагентом в РФ.