Если от чего-то и есть отличия, так это от этих же дней три года назад, в начале марта двадцать второго года, когда лица были сумрачнее, походки торопливее, особенно у тех, кто спешил в сторону Тверского бульвара, где пытались собираться несогласные с происходящим. Большинство сидело на скамейках, шло или даже бежало, уткнувшись в смартфоны, отслеживая, что там происходит. В начале того марта весны как будто и не было. Было дежурное, рутинное перелистывание дней календаря, где сезон определялся словом на «в», словом, которое скоро попало под запрет.

Этот сезон затянулся на долгие три года. И вот в нем вдруг забрезжил просвет. Любые новости, что официальные, что нет, что государственные, что независимые, что в телевизоре, что в социальных сетях, днями и ночами говорят о возможном скором мире. Ночами в последнее время чаще, поскольку основные известия о том, случится перемирие или нет, прилетают из-за океана, где сорок седьмой президент США производит новости конвейерным способом, поспевая точно к московскому утру, чтобы огорошить всех очередной инициативой.

И пусть какого-то отчетливого ответа на все его старания с отечественной стороны пока невозможно уловить, но, так или иначе, складывается ощущение, что вот-вот что-то да произойдет.

Урок первый

Но мы же теперь более, чем ученые, поэтому вполне готовы к тому, что может случиться вовсе не то, чего все ожидают. И пусть результаты всевозможных опросов, которые массово провели социологи к третьей годовщине февраля двадцать второго года, показывают, что россияне в явном своем большинстве хотят окончания военных действий в Украине, может так статься, что у власти на наше будущее окажутся иные планы, и все развернется в какую-то неожиданную сторону: может, действительно, случиться перемирие, но может быть и какая-то новая активизация с мобилизацией, а может, и вовсе разворот еще куда-то.

Это, пожалуй, первый урок, который твердо записан на страницах нашего опыта последних трех лет. Ничего невозможно предсказать или предвидеть. Даже самые любимые и прекрасные эксперты и аналитики, которых привычно бежишь читать, когда в воздухе повисает напряжение и ничего не понятно, стали все больше избегать категорических утверждений, как это за ними порой водилось, и предпочитают сослагательное наклонение и перечисление вариантов того, как оно может быть.

Мы научились жить одним днем, не особо заглядывая вперед, потому как то, что может нас ожидать впереди, категорически от нас не зависит.

Если мы в прошлые годы отчасти дежурно обсуждали существовавший как данность кризис доверия между обществом и властью, то теперь этот кризис распространился на всю окружающую действительность: все в любой момент может оказаться не тем, о чем говорится, не тем, чем оно пытается казаться.

Перепроверить это удалось, поговорив о чувствах и ощущениях от жизни внутри последних трех лет с совершенно прекрасными москвичками разных возрастов «образовательных» профессий, которые собрались накануне весны обсудить женский взгляд на происходящее вокруг. Интересующее нас имеет к этому самое прямое отношение, поэтому мы с радостью воспользовались возможность порасспрашивать и послушать. Ответы на первый же вопрос о том, насколько справедливо утверждать, что, несмотря ни на какие наши ощущения и предчувствия, завтрашний день может оказаться каким угодно, уверенно подтвердили личные ощущения:

Урок второй

И это подводит нас ко второму уроку, который нам пришлось заучить за три последних года. Чтобы хоть как-то сохранно, не поехав кукухой, не рухнув в оголтелось любого оттенка, прожить такие страшные турбулентные времена, надо отыскать в себе силу.

Конечно, надо было обладать изрядной силой и смелостью, чтобы после того, как оно тогда, в феврале, случилось, выйти с протестами, заявить о несогласии, говорить и писать о том, что все это чудовищно, что этого не должно быть.

И тогда выяснилось, что сила нужна для того, чтобы просто жить внутри этого частокола и этого бетонного бруствера, не изменяя себе. Да и просто жить. Многие признаются, что чувствуют, что стали сегодня сильнее, чем были раньше:

Урок третий

Третий урок же как раз про то, что мы все неожиданно для себя обнаружили, что, когда случается такая безусловная катастрофа, настолько необратимый слом жизни, небо почему-то не падает на землю, и эта жизнь не останавливается.

Мы об этом читали в книгах, слышали от наших бабушек и прабабушек, которые пережили в свое время многое: да, идут военные действия, но каждое новое утро для тех, кто в них непосредственно не вовлечен, все равно рутинно наступает, и начинается день, где надо почистить зубы, пойти на работу или учебу, а потом зайти в магазин, вернуться домой, а там привычные дела, и так по кругу.

И приходится отращивать навык сосуществования с текучкой будней внутри ненормальной реальности.

Многие, очень многие столкнулись за эти три года с вопросом: как можно просто жить, когда происходит такое? Столкнулись, в первую очередь, обнаружив его внутри себя. Тут для ответа на него как раз и пригодились первые два урока: ничего определенного от послезавтра не ожидать и собирать, растить силы. Этот же вопрос часто прилетает тем, кто остался в стране, в своем городе, и извне — от тех, кто уехал, от зарубежных знакомых, друзей, коллег. И ответ на него наружу в целом один: день за днем, просто переставляя ноги, двигаться в сторону следующего утра, не теряя себя.

Потому что, как и много лет назад в такие же времена, надо помогать родителям, вызывать им врачей и покупать лекарства, а дети должны есть-пить, их надо вести в школу, и, да, у них даже случаются дни рождения, и тогда какие бы мысли ни роились у тебя в голове и какие бы чувства ни разрывали тебе сердце, ты покупаешь им шарики.

Жестокая правда заключается в том, что все вышесказанное в равной степени может относиться и к тем, кто категорически против происходящего, и к тем, кто очень все поддерживает, и к тем, кого терзают смутные сомнения.

Общество на поверхности выглядит абсолютно безмятежным, местами даже беззаботным, и лишь те самые опросы и наши исследования показывают, что под этой поверхностью есть все что угодно. И уставший мужчина, выгуливающий по бульвару старенького сеттера, может оказаться контрактником, вернувшимся «оттуда». А парочка, бегущая торопливо, но за руку мимо него к метро, возможно, отсидела два раза по пятнадцать суток на двоих за протесты. Дама элегантного возраста, что остановилась передохнуть, поставив объемные сумки на скамейку, возможно, вечерами плетет маскировочные сети. А может, пишет письма политзаключенным. Или, может быть, настроила дома телевизор так, чтобы там только сериалы и никаких новостей, и так ей спокойнее.