«Аллилуйя, Аллилуйя! Христос рождается, славите!» — поет хор, певчие выводят затейливые рулады. Идет служба в маленьком, как будто игрушечном парижском храме Знамения Божией Матери на бульваре Exelmans. Через три года храм отпразднует свое 100-летие. Празднично украшенный иконостас, алтарь открыт, людей необыкновенно много, причастилось больше 100 человек, что кажется невероятным (как они все поместились здесь?). Это и основные прихожане (потомки эмигрантов всех волн), и недавно приехавшие (узнаю своих знакомых из Москвы).

Священники в праздничных облачениях. Настоятель храма — отец Владимир Ягелло, рядом — отец Алексей Уминский. В рождественскую ночь с ними сослужат и двое других батюшек. Служба на русском, но отец Алексей читает священные тексты и на французском. После рождественских песнопений отец Алексей выходит на амвон:

Удивительное ощущение праздника, которое хочется унести с собой и вспоминать. Это первая за 30 лет рождественская служба, которую протоиерей Алексей Уминский проводит не в своем московском храме Троицы в Хохлах, где он все эти 30 лет лет был настоятелем.

За рамками металлоискателя

Теперь в этом храме другой настоятель, при котором все иначе. «Здесь служит Ткачев?» — спрашивает меня у входа в храм немолодая женщина. Я открываю дверь, пропускаю ее вперед и замираю от удивления: чтобы попасть на службу, теперь надо пройти через рамку металлоискателя. Охранник просит показать сумку, и пока он в ней роется, я замечаю, что рамка обклеена афишами с фотографиями и устрашающими надписями: «Что делать при обнаружении взрывного устройства», «Как себя вести, если вы оказались в заложниках». Мне не у кого спросить, зачем мне при входе в храм думать о таких страшных вещах. О них, вероятно, всерьез задумался протоиерей Ткачев — он боится «мести «киевского режима», от которого бежал из Украины в Россию после 2014 года, а теперь страстно поддерживает СВО, раздает листовки с приглашениями ехать в Донецкую область и восстанавливать там жилые дома.

Храм полон: много молодых и среднего возраста мужчин военной выправки. Служит настоятель — отец Андрей Ткачев. От народа своим телом его защищает телохранитель: огромный лысый мужчина, внимательно вглядываясь в толпу, буквально отрезает батюшку от его паствы.

Батюшка Ткачев никогда не исповедует, он лишь причащает и произносит проповеди. А еще он поет и читает тексты собственного сочинения, встраивая их в каноническую литургическую службу:

Это прошение к Богу отец Андрей читает надрывно и страстно, оно звучит так же грозно, как и предупреждение о возможном захвате заложников в храме. В какой-то момент Ткачев выходит из алтаря, приобнимает одного-двух (вероятно, знакомых ему) мужчин и громко провозглашает: «Возлюбим друг друга! Лобызайтесь!» Никто не лобызается. После причастия настоятель произносит проповедь «Ты — ничто». Смысл ее сводится к тому, что все люди грешны, все ничтожны. Ты — ничто. Ведь ты сам не можешь ничего добиться: тебе все дают другие, в школе всему научила первая учительница, в юности вразумил человек, приведший в храм. «Ты — ничто», — повторяет священник. А потом, возвращаясь к евангельскому чтению дня, переходит на еще более простой язык, и, кажется, специально выбирая из священных текстов нужные ему слова, добавляет от себя: «Вот евреи — лукавы, евреи сказали Христу…» — и т.д.

От проповеди мне становится зябко, хотя я довольно тепло одета. Меня как будто высекли розгами, потому что я плохо себя вела. Это мрачное и страшное православие, где Бог не есть любовь, но грозный Судия, от которого следует ждать лишь порицания и наказания. И это так странно, ведь меньше года назад в этом храме был совершенно иной дух. Дух любви, милосердия и понимания. Стены те же, иконы те же, но за свечным ящиком вместо книг Алексея Уминского — книги Андрея Ткачева, а на коробке для сбора пожертвований — подпись «для пострадавших на СВО».

Когда я покупала одну из книг, свечница посоветовала мне после службы подойти к батюшке за автографом. И правда, несколько человек ждали настоятеля с его книжками в руках. К ним вышел невысокого роста усталый человек в черном подряснике. На его лице не было ни радости, ни интереса к этим страждущим его внимания людям.

Я же смотрела на него и искала харизму, стремясь понять, почему он столь популярен, что в нем такого, что верующие едут к нему на службу со всей Москвы, покупают его книги и с нетерпением ждут автографов. Честно признаюсь, как ни искала, не нашла.

Лысый охранник тем временем помогал ему общаться с поклонниками: передавал своему боссу книгу, тот, не спрашивая имени у своего будущего читателя, ставил подпись и тянулся за следующей.

Разрушение прихода

Отца Алексея Уминского запретили в служении и сняли с поста настоятеля храма Троицы в Хохлах 5 января 2024 года.

Друзья отца Алексея говорили тогда, что те, кто задумал отомстить батюшке за его антивоенные высказывания, за его призыв допустить врачей к голодающему Алексею Навальному, за его свободолюбие, за молебны в защиту политзаключенных, точно выбрали время — запретили в служении отца Алексея накануне Рождества. И назначение на его место Андрея Ткачева — священника, известного своими выступлениями и взглядами, кардинально расходящимися со взглядами отца Алексея, — это, конечно, продуманное решение, которое имело далеко идущие последствия не только для самого отца Алексея Уминского, но и для его прихода.

«Когда Ткачева только назначили настоятелем, он нам сказал: «Делайте что хотите, я буду очень редко служить, потому что для меня главное — телевидение, это мне все время интересно, — вспоминает один из прихожан, назовем его Петр. — Но через три месяца все иллюзии закончились. Прежние договоренности, что Ткачев не вмешивается в жизнь прихода, а прежние прихожане к нему лояльны, были им нарушены».

Ткачев постепенно разрушал то, что было построено в храме отцом Алексеем и его прихожанами за 30 лет.

Новый настоятель завел охрану, причем везде. В храме и в доме причта появились видеокамеры. По приказу отца Андрея в храме установили рамки металлоискателя и поставили охранника. Потом Ткачев запретил трапезы, те самые знаменитые трапезы, куда отец Алексей Уминский приглашал всех после воскресной службы, и каждое воскресенье «бригады» из прихожанок готовили, а после отец Алексей или другие священники вели богословские беседы. Все это вместе (еще воскресная школа, киноклуб и многое другое) составляло основу общинной жизни. На трапезу и беседу собиралось обычно 50–60 человек, а то и больше.

Ткачев действовал постепенно: сначала он закрыл трапезную на ремонт, хотя, по словам прихожан, это помещение в ремонте не нуждалось. «Понятно, что он закрыл, чтобы ее больше уже не открывать, — говорит Петр. — Это, как помните, в 2011 году перекопали площадь Маяковского, чтобы никто там больше не собирался».

Но то, что с новым настоятелем старым прихожанам никогда не ужиться, стало понятно на Пасху.

«К Пасхе в трапезной как раз кончился ремонт, и настоятель благословил нас тихонько там посидеть, — вспоминает одна из прихожанок. — Собралось человек сорок. На столе у нас были куличи и яйца, мы приготовили горячее, салатики. Женщины с маленькими детьми были за столом. И вдруг ворвался Ткачев. Он, наверное, приехал из-за стола, был в совершеннейшей ярости, с красными глазами, начал на нас кричать. Как мы потом поняли, его кто-то вызвал (возможно, та женщина, которую он поставил продавать свечи; она, как мы потом узнали, была из организации НОД). Он ворвался в трапезную и начал кричать, женщины увели плачущих детей на кухню».

«Он кричал: «Я запрещаю все трапезы, все ваши богословские беседы, я запрещаю вам бухать!» — вспоминает другой прихожанин. — «Бухать будете дома!» Это было так грубо и несправедливо, потому что пьяных на наших трапезах никогда не было. Люди с этой пасхальной трапезы уходили домой в раздробленном состоянии».

По рассказам верующих, день ото дня — с каждым приходским совещанием — Ткачев все больше переставал церемониться.

«На одном из них он начал выкладывать свои обиды, — рассказывает один из присутствующих (как почти все мои собеседники, он просил сохранить анонимность). Он сказал: «Я-то думал, что у вас богатый приход, мне говорили, что приход Уминского состоит из московской еврейской интеллигенции, а где деньги?»

Еще одна характерная история: те, кто бывал в храме Троицы в Хохлах, могут помнить, что во дворе был разбит чудесный сад, за которым ухаживали прихожанки. Первым делом новая матушка этих женщин отстранила, и появились новые люди. «Они были из фанатов Ткачева. Они вырывали с корнем дорогие розы, многолетние сорта. Там рос кипарис, они зачем-то побрили его до уровня пояса, то есть метр срезали, просто побрили, как пенек. Какая чудовищная разруха в голове должна быть, чтобы изуродовать до такой степени деревья и сад! И вот такой сюр — он во всем, к сожалению, и он был во всем, относительно любых дел», — сокрушается Петр.

Кто-то из моих собеседников вспоминал, как матушка кому-то объясняла, что таких трапез, богословских бесед, как у Уминского, ни у кого нет, значит, их и не должно быть. Впрочем, в книге Ткачева «Сидельцы» есть пространная статья под названием «Гражданское общество». В ней протоиерей утверждает, что «русские вечно недовольны государством». И он предлагает, чтобы не допустить бунтов, обсудить вопрос о месте церковного прихода в создании гражданского общества. Вот его нехитрый рецепт: «Простое хождение в храм «свечки лепить» нужно превратить в реальное евхаристическое общение, молитвенное братство… <…> Это община людей, способных к коллективному труду на общую пользу». Это в книге. А в жизни мы видим совершенно другое: разрушение живой церковной общины и нежелание создавать новую. Ведь сказано самим Ткачевым: «У меня нет прихожан. У меня есть почитатели».

«Индейцы в резервации»

Некоторые прихожане называют себя в приходе нового настоятеля «индейцами в резервации». Это те, кто выбрал для себя возможность приходить в свой храм на утренние службы, где служат другие священники, оставшиеся в Хохлах. Часть прихожан отца Алексея Уминского разошлись по другим храмам, часть из них предпочитают молиться дома. На службу к новому настоятелю из старых прихожан ходит только одна семья.

Как отнеслись прихожане к изгнанию отца Алексея Уминского из РПЦ и его переходу в Константинопольскую юрисдикцию?

«Сначала у людей был шок, все не были готовы к такому исходу. Понимали, что что-то подобное может случиться, но все думали, что это будет мягко, может, отца Алексея уберут за штат, но что лишат сана и ему придется уехать, никто не думал», — вспоминает Петр.

Заметным стало заявление борца с сектами Александра Дворкина, опубликованное в его телеграм-канале и подхваченное консервативными православными изданиями. Дворкин в храме был чтецом и дружил с Алексеем Уминским. «Мне очень тяжело писать это сообщение (долго не хотел затрагивать эту тему: она для меня слишком личная), — заявляет Дворкин, — но, поскольку ожидаю большого количества вопросов, все же пишу. Сегодня бывший протоиерей Алексий Уминский, мой бывший духовник и многолетний друг, был принят в клир Константинопольского патриархата.

Сам Дворкин пытался «подружиться» с Ткачевым, но после того как, по рассказам прихожан, свечница написала на него донос с просьбой проверить, получает ли он иностранные деньги, Дворкин из храма Троицы в Хохлах испарился. На вопросы «Новой» он отвечать отказался.

«Мы не допускали, что отца Алексея могут изгнать из церкви, —говорит прихожанка Анна. — Ведь отец Алексей — это имя, это медийная фигура. Да, иногда, конечно, его заносило в его бесстрашии, но мы точно знали, что никто из наших прихожан никогда не напишет на него донос, ведь на тех священников, кого ранее запретили в служении, всегда кто-то доносил».

Мне рассказывали (также анонимно), что некоторые прихожане обиделись на отца Алексея за то, что он их оставил, что так неосторожно себя вел, «заигрался в политику, заигрался в либеральную тусовку». Например, в интервью Алексею Венедиктову*, отвечая на вопрос слушательницы, посоветовал найти храм, где священники «стараются не очень сильно укреплять военный дух на литургии».

Ксения Лученко, журналист и автор телеграм-канала «Православие и зомби», объясняет: «Это абсолютно евангельская история: «Хорошо нам здесь быть. «Господь, как хорошо нам здесь! Давай я сделаю здесь три шалаша: один — Тебе, один — Моисею и один — Илие. Останемся на этой Фаворской горе…» (Так апостол Петр говорил Христу. — Ред.) Мы же так хорошо в нашем приходе существовали… Ради того, чтобы длить эту нашу жизнь, что бы там ни происходило за стенами храма, он не пошел на компромисс, а мог бы пойти. То есть была такая обида условная на отца Алексея, которого они очень любят и уважают».

Храм и донос

С Алексеем Севастьяненко мы встречаемся недалеко от ОВД «Басманный», куда его отвезли 10 ноября 2024 года после того, как во дворе храма Троицы в Хохлах он позволил себе нелицеприятные слова в адрес нового настоятеля.

«Так сложилось, что церковь Троицы в Хохлах стала родной, — начинает свой рассказ Алексей. Ему 55 лет, он дружил с журналистом Владимиром Кара-Мурзой — старшим, переписывался с Владимиром Кара-Мурзой* — младшим, когда тот сидел в тюрьме. — Мы с женой венчались в Троице в 2009 году». Алексей рассказывает об общинной жизни, о том, как приход помогал детям-инвалидам, бездомным, заключенным, о тех людях, которые 30 лет назад вместе с отцом Алексеем пришли в этот разрушенный храм и восстановили его. Алексей говорит, как священники этого храма помогли и буквально спасли его, когда у него в семье случилось несчастье. Когда же вместо Уминского назначили Ткачева, Алексей стал к нему приглядываться, читал его тексты и довольно быстро составил о нем свое мнение: «Я увидел его и услышал на общем собрании прихода в феврале 2024 года, а в сентябре 2024 года во дворе нашей Троицы гражданин Ткачев сам начал разговор со мной. Я ответил ему и сказал, что его призывы к жестокости и насилию противоречат словам Нового Завета, повторил слова покаянного канона: «…дела наша осудят нас», сказал о покаянии. Гражданин Ткачев сел в машину и уехал».

Подобные высказывания настоятеля храма Троицы в Хохлах легко найти в интернете.

Верующие из прихода Уминского называют Алексея юродивым, мне же он показался лишь излишне эмоциональным, но его пафос вполне понятен.

Впрочем, сегодня только юродивый осмелится в глаза сказать священнику типа Ткачева все то, что о нем думает.

10 ноября 2024 года во дворе своего родного храма Алексей Севастьяненко наговорил себе на статью 20.3.3 КоАП («дискредитация Вооруженных Сил России»), охранники Ткачева записали слова Алексея на видео, приехал наряд полиции и отвез его в ОВД «Басманный». Основой для административного дела против Севастьяненко стали заявление одного из старых прихожан, два свидетельства от новых прихожан и видео от охранников.

12 ноября Басманный суд присудил Алексею штраф в 30 тысяч рублей. Сейчас Севастьяненко ожидает апелляции в Мосгорсуде.

За что

Так все-таки за что так демонстративно и жестко изгнали из РПЦ отца Алексея Уминского? Было ли это желанием наказать свободолюбивого священника, на которого уже давно была собрана «папочка»? Или целью было разрушить один из самых ярких, «интеллигентских» и «либеральных» приходов?

«Этот приход никогда не был чисто интеллигентским, — говорит Ксения Лученко. — Там были люди совершенно разных профессий, разного местожительства, потому что понятно, что в 90-е годы в храмы в центре Москвы люди ездили люди со всего города, особенно если батюшка хороший. За 30 лет в этом приходе выросло несколько поколений. Это был нормальный московский приход, правда, там действительно была домашняя атмосфера, но она создавалась именно за счет того, что значительная часть людей были с отцом Алексеем с начала 90-х. И все вместе они пришли в этот храм, в голые стены, и организовывали общинную приходскую жизнь, что было довольно сложно».

А там и правда оказывались совершенно разные люди — например, режиссер Эдуард Бояков долгие годы был прихожанином.

Мой собеседник Петр, который был активным прихожанином храма Троицы в Хохлах, уверяет, что некоторые люди из прихода Уминского при этом слушали и проповеди Ткачева.

«Я не берусь судить и называть основную причину репрессий против батюшки, — говорит адвокат Каринна Москаленко (ее духовником долгие годы был отец Алексей Уминский), — но какая-то критическая масса его высказываний, видимо, уже где-то там накопилась. Я несколько лет боялась, что его запретят в служении, боялась за его свободу, за его жизнь. Мне казалось, что он идет на острие ножа, а он упорно не желал с этим соглашаться, убеждая меня, что все, что он говорит, — это его миропонимание божественного».

И все мои собеседники сходятся в одном: последней каплей, которая решила судьбу отца Алексея Уминского, стало то, что он не читал «молитву о победе Святой Руси».

«Один из них»

Уминский всегда был очень независимым, но он — выходец из среды тех священников, которые пришли в церковь в 90-е годы, он не был близок к церковным диссидентам, таким как отец Александр Мень, например.

«Они его ненавидят за то, что он — один из них, — отмечает Ксения Лученко.— Но он посмел поступать сообразно своей совести, а не вот этой церковной корпоративности. Они же понимают, что он делает ровно то, что их в юности привлекло в церковь, он исходит ровно из тех евангельских установок, которые они себе уже не могут позволить. И конечно, это их раздражает».

Он уверен, что целью тех, кто изгнал Уминского из его прихода и поставил на его место одиозного батюшку Ткачева, было желание разрушить приход, который в Московской патриархии считался «гнездом либерализма», разогнать людей, устроить «показательную порку», показать, что власть в церкви теперь у таких «карикатурных» священников, как Андрей Ткачев.

При всей его «карикатурности» он необыкновенно популярен, в его пространных текстах людей привлекает простота изложения. Он пишет о тюремном докторе Гаазе, пересказывает рассказы Антона Чехова и исторические анекдоты. А его резкая и подчас хамская манера разговора с людьми их не шокирует — они к этому привыкли и уже не помнят, что может быть иначе.

Прошел год, атмосфера и дух в храме Троицы в Хохлах изменились до неузнаваемости. Создавать церковную общину отец Андрей Ткачев не собирается, ему в церкви важен он, а не те, кто туда приходит. И в этом еще одно его отличие от прежнего настоятеля, про которого один из его прихожан сказал: «Он всегда протягивал руку тем, кто упал. И поэтому, когда те люди поднимались, они были благодарны ему всю жизнь».

«Все, что есть в храме, — это лучшее, что я знаю в жизни»

Сам Уминский в документальном фильме Николая Солодникова так говорит о своем приходе, который ему снится по ночам:

Помните, как сказано в Евангелии: «И Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее…»?

Вот абсолютно по-евангельски получилось в нашей реальной, современной жизни. Ведь хотя община храма Троицы в Хохлах была разрушена новым настоятелем отцом Андреем Ткачевым, она чудесным образом сохранилась: в Ереван на встречу с отцом Алексеем Уминским приехало около 60 человек — прихожан его прихода.

Это половина паствы, которая обычно собиралась в храме Троицы в Хохлах на воскресных службах.

* Признаны Минюстом РФ «иноагентоми».