С самого начала специальной военной операции среди абсолютного большинства россиян господствовало убеждение, что она закончится победой России. Правда, когда придет эта победа, не знали тогда и не знают теперь. Также нет согласия, в чем эта победа будет заключаться. Но есть что-то вроде чувства победы. Тем, кто следит за результатами ежемесячных всероссийских опросов «Левада-центра»*, известно, что случавшиеся в прошлом военные победы общественность отмечала тем, что так называемый рейтинг Путина — уровень одобрения его деятельности на посту президента — поднимался до рекордных значений в 88%. До сих пор это происходило дважды — в 2008 и 2014 годах. Тогда россияне реагировали на победу в войне с Грузией и на победное присоединение Крыма. В нынешнем феврале рейтинг опять достиг 88%. Значит, российская публика сочла, что очередная победа в противоборстве с Западом состоялась.

В свете таких настроений уместными оказались вопросы о том, как изменится жизнь в России после окончания СВО, о котором столько сейчас говорят. Эти вопросы заданы в ходе исследования, которое ведет «Левада-центр» вместе с Лабораторией будущего «Новой газеты». Вопросов было пять. Три касались дел житейских: как будут меняться цены и что будет с возможностью покупать иностранные бренды, возможностью ездить за рубеж. Два были насчет дел политических: что будет со свободой слова и что — с ролью силовых структур в нашей жизни. На каждый из вопросов была возможность дать один ответ: либо «будет снижаться», либо «будет расти».

Что-то вроде победной эйфории чувствуется в ответах наших современников. На все вопросы — при всем их разнообразии — главный ответ: «Будет расти!» Будут расти цены, но вырастет и возможность обзавестись импортными вещами, да и в загранку съездить, как бывало до СВО, опять будет просто. Будет, считают, расти роль силовиков, но и свобода слова тоже. Нет ли тут противоречия? Увидим.

На него не дали ответа более 30% в целом. (А среди людей с высшим образованием — почти 40%). В других вопросах уровень затруднившихся составлял около 20–25%.

Минимум затруднений (в среднем меньше одной пятой) вызвал вопрос о возможности зарубежных поездок. Для молодых респондентов этот вопрос совершенно ясен, затруднившихся менее 5% (в других слоях в два-три раза больше). С доступностью импортных товаров примерно та же картина. С учетом того, насколько ответы молодых отличаются от ответов «взрослого» населения, можно считать, что в них отразилась накопившаяся тоска по загранице и заграничному.

В студенческой среде почти все поголовно уверены: вот СВО кончится — и начнется приятная жизнь с поездками и покупками. Это ведь была важная часть отечественной молодежной культуры. Впрочем, не только молодежной. Ждут открытия границ почти три четверти россиян, открытия рынков — более двух третей. По поводу возможности ездить за границу или приобретать импортные товары оптимистических ответов поступило в семь раз больше, чем ответов пессимистических. Режим изоляции и импортозамещения долгое время переносили без жалоб, но, видимо, накопилась некая усталость.

В общем, опрос рисует картину достаточно четкую, но исполненную, на первый взгляд, противоречий: свобода слова и передвижения растут при «растущих» силовиках, товарное изобилие расцветает при росте цен.

Действительно, почти половина опрошенных убеждены, что и после окончания СВО цены будут расти. При этом среди беднейшего населения ожидающих роста цен в два с лишним раза больше, чем ждущих снижения, а в среде зажиточных соотношение куда более мягкое: там куда чаще, чем среди бедных, ждут снижения и куда реже — повышения цен.

Можно предположить, что, отвечая нам о растущих ценах, имеют в виду продолжение инфляции. Но поскольку инфляция это не только рост цен, но и рост доходов, она иногда сосуществует с прогрессом в благосостоянии, по крайней мере, некоторых слоев населения. Так или иначе,

Общество, повторим, готово к тому, что после окончания СВО роль силовых структур не снизится, а, напротив, еще больше возрастет. Значит ли это, что боятся роста репрессий? Нет. Репрессий в свой адрес явно не опасаются. (Мол, а нас-то за что?) Это видно из того, что респонденты, продемонстрировавшие в других ответах особую лояльность нынешним властям, ждут возрастания роли силовиков существенно чаще, чем люди, критически к властям настроенные. Зачем им тогда рост силового аппарата? Может быть, добропорядочные и любящие власть граждане думают, что понадобится больше силовиков, чтобы оградить общество от вернувшихся «оттуда» бывших преступников… А может быть, это продолжение весьма распространенной среди россиян идеи, что сильное общество — это то, у которого сильная армия и вообще все силовое.

Исходя из ответов опрошенных получается, что возрастание роли силовых ведомств, о котором говорит 61%, не помешает расцвету свободы слова, в каковой верят 56%, а среди молодежи все 60%. Нет ли и тут противоречия, диссонанса?

Возможно, дело в том, что среди россиян не все одинаково понимают смысл этой нормы: «свобода слова». И поэтому, как и в прошлом вопросе, расцвета этой свободы лояльные властям и их курсу респонденты обещают почти в полтора раза чаще, чем критически настроенные. Напомним, что так же обстоит дело с ответами на некогда задававшийся «Левада-центром» вопрос «Чувствуете ли вы себя свободным человеком?». Из ответов выходило: кто лояльнее, тот и чувствует себя в нынешней России свободнее. Это надо понимать.

* Признан в России «иностранным агентом».