«Секретный» доклад Хрущева читали по всей стране — не только коммунистам на «закрытых» партсобраниях, но и «комсомольскому активу», да и вообще всем желающим послушать.

Юлий Даниэль после фронта и института работал в школе. Он вспоминал:

«Хрущевский доклад уже успели прочитать всем дворникам и милиционерам, всем работникам химчисток и «гадюшников», и наконец очередь доходит до нас, учителей. Мне поручили читать этот доклад вслух. Я стал читать. Это было очень трудно. Я все-таки принудил себя не оглядываться на дверь в самых пикантных местах, но заставить себя не понижать голос я не сумел. Это было сильней меня. Мне был 31 год, и лет двадцать я прожил под барабанную дробь казенного восторга, а уж проговаривать вслух какие-то вещи «против» я просто не умел».

Естественно, текст попал и за границу — во всяком случае, раньше, чем в руки учителя Даниэля. Пути утечек называют самые разные, в том числе и самые экзотические: тут и Сергей Никитич (сын Хрущева), и московский корреспондент агентства «Рейтер» Джон Ретти, которого (по его словам) проинформировал лично Хрущев, и Люция Барановская, секретарша Первого секретаря ЦК Польской объединенной рабочей партии, передавшая на короткое время доклад журналисту Виктору Граевскому, а тот показал его в израильском посольстве, где с текста сняли копию. Текст доклада тут же получил премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион, передавший его президенту США Дуайту Эйзенхауэру…

При этом в самом СССР вокруг текста росла «стена секретности». Лично председатель КГБ генерал Серов докладывал в ЦК о «чрезвычайном происшествии»:

«По сообщению Управления КГБ Пензенской области, 23 марта с.г. в Пачелмском райкоме КПСС утерян экземпляр № 34322 доклада товарища Хрущева Н.С. «О культе личности и его последствиях». Этот экземпляр значится за вторым секретарем райкома партии т. Фроловым. Принятые меры розыска положительных результатов пока не дали».

Еще через два месяца Пензенский обком рапортовал секретарю ЦК Беляеву:

«Для проверки обстоятельств утери доклада и розыска этого документа в этот же день в Пачелмский район были командированы ответственный работник обкома партии и 2 работника областного управления КГБ. Несмотря на принятые меры, розыск документа положительных результатов не дал.

Установлено, что секретарь райкома партии т. Ермаков грубо нарушил указания обкома партии о порядке ознакомления коммунистов и актива с докладом товарища Хрущева и поручил провести ознакомление с докладом не только членам бюро райкома, а и другим работникам и, в частности, т. Фролову, который при поездке в территориальную парторганизацию Шеинского сельсовета безответственно отнесся к сохранности вверенного ему документа и утерял его при неизвестных, как он объясняет, для него обстоятельствах.

Бюро обкома партии приняло к сведению сообщение Пачелмского райкома о том, что т. Фролов решением бюро райкома от 27 марта с.г. исключен из рядов КПСС и снят с работы зампредседателя райисполкома.

В настоящее время розыск утерянного документа продолжается».

Текст так и не нашли.

Между тем на съезде доклад не обсуждали. Единогласно проголосовали «за» осуждение «культа» и разошлись.

Отступление о «культе личности»

Но, собственно говоря, что это такое — «культ личности»?

Более 30 тысяч памятников (точное количество подсчету не поддается) Сталину было воздвигнуто по всей стране. Его именем были названы 7 городов и бесчисленно — сел, колхозов, заводов. Но ведь в числе первых городов, переименованных в честь (еще живущих!) героев революции, были и Ленин (село Пришиб переименовали в город Ленинск), и Троцкий (Гатчина стала Троцком), и Зиновьев (Елисаветград — Зиновьевском), и Петровский (Екатеринослав — Днепропетровском)…

И, конечно, культ личности — это репрессии.

18 декабря 1927 года советская тайная полиция отпраздновала свой десятилетний юбилей парадом с участием конницы и броневиков на Красной площади, который принимал первый заместитель председателя ОГПУ Ягода. Затем — торжественный вечер в Большом театре. В течение трех дней первые полосы газет были заняты фотографиями и рассказами о подвигах ВЧК.

Участников торжеств развезли по лучшим ресторанам столицы. В «Национале», «Гранд-отеле» и «Савойе» ненадолго появлялся Ягода, за которого провозглашали тосты как за «великого чекиста». Не только он, но и вся верхушка чекистской касты была награждена орденом Красного Знамени — высшим в ту пору государственным знаком отличия. Никому из них это не помогло. Самого Ягоду расстреляли в 1938-м.

С начала 1937-го и до конца 1938 года были арестованы 2300 из общего штата в 22 тысячи работников государственной безопасности. Причем большинство (1862 человека) обвинялись в «контрреволюции». Были расстреляны все 18 «комиссаров государственной безопасности», которые служили при Ягоде, за исключением одного — его отравили.

На смену пришел Ежов, многократно прославленный в газетных статьях, народных песнях и сказах, но его тоже расстреляли. Потом были Берия, Меркулов, Абакумов… Расстреляны все.

Из «секретного доклада» на ХХ съезде складывалось впечатление, что жертвами «культа» стали только старые большевики, только «ленинская гвардия». Для всех руководителей той поры (и безусловных сталинцев, и тех, кто осуждал вождя) «массовый террор» означал только одно — истребление кадров партии. О массовом уничтожении народа думали куда как меньше. Да и вспоминали реже.

К началу 1954 года генпрокурор Руденко и министр внутренних дел Круглов подготовили отчет о репрессиях: с 1921-го по 1953-й 3 777 380 человек были осуждены специальными трибуналами; из них казнены 642 980, 2 369 220 заключены на сроки до 25 лет, а 765 180 отправлены в ссылку.

Погром такого масштаба, который бы не сопровождался крахом режима, мог случиться только в рамках однопартийного ленинского режима, и в конечном счете заговорщического мировоззрения и логики коммунизма.

Да и дело не только в расстрелах и ссылках.

Из воспоминаний заведующего Международным отделом ЦК КПСС В. Фалина:

«У нас в Комитете информации работал Баландин такой. Он пришел из партийных органов, и после смерти Сталина его назначили директором музея Сталина на ближней даче — решено было создать там музей. Время от времени он приходил к нам в комитет, рассказывал, как идут дела.

Вот когда уже все было готово — все собрано, все расставлено, даже в камине дровишки стояли, которые лично Сталин наколол, — пришла комиссия во главе с Хрущевым…

Посмотрели, как портьеры не доходили до пола, примерно на полметра — чтобы было видно, прячется за ними кто-то или нет. На дверь с окошком, через которое ему передавалось питье, а иногда даже еда, когда он был не в духе. На внутренний заборчик перед окнами: вокруг дома было три кольца охраны, но после того, как один неумеха-фельдъегерь решил заглянуть в окошко, посмотреть на Сталина, а тот увидел на снегу его следы, вот сделали этот заборчик.

А тут еще Хрущеву донесли, что даже дочь [Сталина] Светлана могла навещать отца только по пропуску. Он посмотрел и сказал: «Никакого музея! Любой здравомыслящий человек, который придет сюда, скажет: 30 лет страной управлял сумасшедший».

К 1953-му это ясно стало каждому, не только Хрущеву, не только Микояну, но и самым твердокаменным сталинским соратникам, не случайно же спор на Президиуме ЦК возник не «по принципиальному вопросу», а лишь о том, как говорить о произошедшем со страной, во весь ли голос?

Заслуга Хрущева, что сказал — он, и сказал — громко. Хоть и далеко не все».

«Другой партии я не знаю!»

В 2002 году в Москве в издательстве РОСПЭН издали солидный (800 страниц) том из рассекреченных документов ЦК КПСС. В 1956-м надо было объяснить населению, каким образом в СССР десятилетиями существовал террористический и лживый режим под несмолкаемые аплодисменты терроризируемых. По стране прокатилась волна закрытых партсобраний.

Котлов (парторганизация Луцкой швейной фабрики): «Думаю, сейчас ЦК партии поведет народ по ленинскому пути».

• Председатель колхоза имени Кирова Рава-Русского района Львовской области т. Пушкарев:

«Меня воспитала партия. Другой партии, кроме КПСС, я не знал. Сам я рабочий. Был свидетелем многих несправедливых действий Сталина. Мы благодарны ХХ съезду партии за то, что нам раскрыли глаза. До сегодняшнего дня я не мог высказать свои мысли открыто. К каждому было какое-то недоверие. Да я и сам никому не доверял. Я хорошо знал секретаря Западно-Сибирского крайкома т. Эйхе. В 1927 году к нам приезжал Сталин. Нас тогда всех вызвали в крайком. Нужно было собрать 8 млн пудов хлеба. Сталин на этом совещании сказал всего два слова, что хлеб есть и его нужно взять. Нам дали секретные пакеты, которые мы должны были распечатать по приезде на место. Когда я прибыл на место и распечатал пакет, то там было написано: выселить 28 семей, и я сам лично вывез 21 семью за болото без всякого разбора. Через некоторое время Эйхе был арестован. И такие случаи были не единичны».

Роберт Эйхе, хладнокровный палач Западной Сибири, сам попал под каток репрессий, и его страшная судьба стала одним из сюжетов хрущевского доклада.

Записка отдела партийных органов ЦК КПСС по РСФСР «Об антипартийных выступлениях на партийном собрании актива Чеховского района Сахалинской области».

«Главный геолог Всесоюзного научно-исследовательского геологоразведочного института Министерства нефтяной промышленности, член КПСС с 1927 года т. Алексейчик заявил, что он полностью согласен с предложением о созыве чрезвычайного съезда партии с целью обсуждения деятельности Сталина и возможного посмертного исключения его из рядов партии, выявления пособников и соратников Сталина и отстранения их от руководящей работы.

Далее он заявил: «Исходя из того, какой ущерб нанесен культом личности, мы должны сделать для себя из этого печальные и неприятные выводы, заключающиеся в том, что партия оказалась близорукой, неподготовленной, дезориентированной, а руководство партии (ЦК, крайкомы, обкомы) ориентировало партийные массы в этом вопросе неправильно. Если Сталин страдал манией величия и преследования, то его место не место Председателя Совета Министров и секретаря ЦК, а больница. Оценивая все это, мы должны прийти к выводу, что Сталин нанес нам вред больше, чем любой вредитель, любой враг народа. Поэтому все его заслуги меркнут».

В выступлении т. Алексейчик также сказал: «Странным является, что ХХ съезд КПСС только заслушал доклад т. Хрущева о культе личности, не обсудил его, а следовательно, детально не разобрался в этом вопросе. При рассмотрении этого вопроса не было ни самокритики сверху, ни критики снизу».

Считаем, что Сахалинский обком КПСС поступил неправильно, допустил либерализм в отношении людей, выступающих с непартийными заявлениями. Секретарь обкома КПСС т. Мочалов, прибывший в район на другой день после актива, ограничился лишь беседой с этими коммунистами».

Проштрафившийся обком тут же отреагировал. Протокол заседания бюро Сахалинского обкома КПСС № 6 пункт 1. На постановлении помета: «По этому вопросу доложено ЦК КПСС и на месте приняты меры. 20.04.1956».

Как защитили решения ХХ съезда

Особняком в строю дежурных партсобраний с одобрением решений ХХ съезда стоит закрытое собрание Теплотехнической лаборатории АН СССР, которое прошло 23 и 26 марта 1956 года.

Перепуганный начальник Политотдела лаборатории И. Шмелев написал по этому поводу «информацию» в ЦК КПСС, пытаясь выгородить себя и переложить на других ответственность за «заговор» молодых ученых, отчего-то поверивших, что с ними разговаривают всерьез.

Поэтому мы сейчас и можем достаточно полно представить себе, что происходило на собрании.

• Орлов Ю.Ф., младший научный сотрудник, член КПСС с 1948 года, парторганизация научных секторов:

«У нас такое положение, когда собственность принадлежит народу, а власть — какой-то кучке прохвостов. Наша партия пронизана духом рабства. Большинство членов партии приспосабливается».

• Нестеров В.Е., младший научный сотрудник, член КПСС с 1955 года, парторганизация научных секторов:

«Доклад начальника Политотдела меня не удовлетворил, так как такой доклад можно было услышать после XIX съезда, но не после ХХ съезда… О выступлении тов. Хрущева о культе личности. Ведь жутко, что 70% XVII съезда и членов, и кандидатов ЦК были расстреляны. Это говорит о слабости нашей партии: в 30-х годах коммунистов, наверное, погибло больше, чем в Октябрьскую революцию, и это в самой демократической стране мира.

Заканчиваю выступление словами американского писателя Марка Твена: «Господь Бог наделил американцев тремя свободами: свободой совести, свободой слова и благоразумный решимостью не пользоваться ими». Эти слова относились к капиталистическому обществу, но, к сожалению, относятся и к нам. Нужно, чтобы так больше не было».

Слово было предоставлено докладчику т. Шмелеву (пишет о себе в третьем лице начальник политотдела). В своем выступлении т. Шмелев ответил на некоторые критические замечания в адрес Политотдела, призвал коммунистов на активное творчестве, претворение в жизнь решений ХХ съезда КПСС, на обеспечение выполнения научно-тематического и производственного планов работ лаборатории.

26 марта собрание продолжилось.

• Сарафанов П.А., главный энергетик, член КПСС с 1922 года, парторганизация хозяйственных подразделений:

«Считаю выступление тт. Орлова и Нестерова неправильными, ошибочными. Они высказали мысль, что советский строй менее демократичен, чем буржуазный. Тов. Нестеров агитировал дать свободу пропаганде Би-би-си, что, конечно, на руку капиталистическим монополиям, стремящимся посеять рознь между народам. О заседаниях Верховного Совета СССР тов. Орлов Ю. сказал, что это чепуха. Это утверждение просто несерьезно и возмутительно. Нам надо усилить борьбу с буржуазной идеологией против пережитка капитализма в сознании людей. Утверждение в слабости нашей партии совершенно неправильно. В том, что наша партия открыто вскрывает недостатки, — в этом сила, а не слабость нашей партии».

• Терентьев С.М., помощник директора по кадрам, член КПСС с 1925 года, парторганизация хозподразделений:

«Я хочу сделать несколько замечаний по поводу выступления товарища Орлова, который заявил, «когда собственность принадлежит народу, а власть какой-то кучке прохвостов». Тов. Орлов, страной руководит не кучка недостойных людей, а народ под руководством партии. Тов. Орлов, Вы воспитанник советской высшей школы и без возмущения нельзя слушать вашу клевету на Партию и Правительство. Тов. Орлов целиком охаивает органы государственной власти. Гнусные дела вела банда Берия и его сподручные из следственной комиссии, но ведь нам известно, что не все органы целиком были завербованы предателем Берия».

• Гришук Г.И., старший лаборант, член КПСС с 1944 года, парторганизация научных секторов:

«Надо понимать их выступления, о чем они говорят. Тов. Орлов сказал, что в Верховном Совете СССР нет демократии, а разве это не так? Правильно, там в то время демократии не было. Решения принимались и все кричали «Уря, уря», да и мы все тоже кричали. В докладе тов. Хрущева, а его читал каждый, указано, что т. Хрущев разговаривал с товарищем Булганиным, [когда] ехали к Сталину и не знали, куда вернутся от него, куда их повезут. Ближайшие соратники не знали, что делать, говорить, а мы и тем паче ничего не могли сделать, т.к. не имели никакой власти. Органы безопасности многих расстреляли, в чем же их заслуга? Заслуги никакой нет, так как они расстреляли лучших людей».

• Щедрин Г.И., старший техник, член КПСС с 1942 года, парторганизация научных секторов:

«В народе говорят, на съезде была подана тов. Хрущеву записка: «А где Вы были?» Обратившись к делегатам съезда, тов. Хрущев спросил: «Кто написал?» и, не получив ответа, заявил: «Боитесь? И мы вот также боялись».

Наша партия была слаба. Разве в том сила партии, что один человек держал в кулаке 8 миллионов коммунистов, а члены ЦК 22 года молчали».

• Третьяков Е.Ф., младший научный сотрудник, член КПСС с 1949 года, парторганизация научных секторов:

«Я до смерти Сталина верил в него, считал его великим человеком. Содержание письма меня поразило, оно очень тяжелое. И не согласен с названием в письме — культ личности Сталина, это не культ личности, а диктатура. Сталин сам создал культ личности террором, который вызвал страх, сопровождающий всю деятельность Сталина. Говорят о заслугах партии, а где они?»

• Елисеев Г.П., младший научный сотрудник, член КПСС с 1945 года, секретарь парткомиссии парторганизации научных секторов:

«Я предлагаю снять портрет Сталина, который висит у нас в зале, кажется, его не следует оставлять здесь».

• Смолянкин В.Т., младший научный сотрудник, член КПСС с 1943 года, парторганизация научных секторов:

«Самое неприятное, самое тяжелое, по-моему, что произошло за период с 1936 по 1953 год, это потеря самостоятельности, смелости, революционной активности масс. Что же произошло? Произошло то, что люди потеряли веру в свои силы, они разучились открыто высказывать свои мысли, и у членов партии инициатива и смелость пропали. Члены партии приблизились к уровню беспартийных масс.

От обсуждения доклада тов. Хрущева на партсобрании у меня неприятный осадок. Непонятно мне, как рассматривать доклад тов. Хрущева на ХХ съезде о культе личности — как постановку вопроса с предстоящим дальнейшим обсуждением или как законченный вопрос? В последнем случае непонятно, почему не было обсуждений».

• Мезенцев Л.Г., начальник Политуправления Министерства среднего машиностроения СССР:

Товарищ Мезенцев в течение 40–45 минут в своем выступлении в острой и принципиальной форме подверг правильной и резкой критике политически неправильные, антипартийные выступления. Во время выступления товарища Мезенцева некоторые коммунисты из парторганизации научных секторов пытались выкриками помешать говорить, но партийное собрание призвало к порядку крикунов и свое выступление товарища Мезенцев закончил под аплодисменты.

После выступления тов. Мезенцева со справками выступили тт. Авалов и Нестеров. Они в своих выступлениях от своих политических ошибок не отказались, а еще больше их углубили».

Конечно, жаль, что начальник Политотдела, подробно воспроизведший речи «смутьянов», не привел ни слова из «острой и принципиальной» сорокаминутной речи своего начальника. Думаю, и сейчас было бы полезно вчитаться в его резоны. Но, что поделать, это было общим стилем всех выступлений того времени: на не понравившиеся выступления отвечать оскорблениями.

И что в итоге?

Орлова, Щедрина, Нестерова и Авалова исключили из рядов партии с обязательным увольнением из Лаборатории («оставлять в Лаборатории нельзя, так как они будут чувствовать себя «героями» и вести разлагающую работу среди коллектива. Им партия не дорога», — прокомментировал начальник Политотдела).

«Наглые и разнузданные демагогические разговоры о членах ЦК КПСС, облеченных заслуженным доверием всей партии, разобщают членов партии, а не сплачивают вокруг ЦК. Их выступления призывают к демобилизации коммунистов в борьбе за осуществление исторических решений съезда».

Но это не помогло. Президиум ЦК КПСС уже 5 апреля переподчинил парторганизацию лаборатории райкому и снял Шмелева с работы, как «не справившегося с порученным делом».

«Не видать вам успеха, как своих ушей без зеркала!»

Один из самых неубиваемых доводов противников Хрущева: а сам — что делал «при Сталине»?

27 июня 1937 года Политбюро установило «план»: в Москве и Московской области следовало арестовать не менее 35 тысяч «врагов» и не меньше пяти тысяч из них расстрелять. И уже 10 июля первый секретарь обкома Хрущев доложил Сталину, что в Москве и области арестована 41 305 «преступных и кулацких элементов». В том же документе он требует повысить ему «лимит на расстрел» — до 8500 «врагов первой категории».

Вина Хрущева тоже велика, хотя в своих воспоминаниях он и пытается это отрицать.

Всем им место рядом — на скамье подсудимых — что бы они потом ни делали, что бы ни говорили. Судить надо — всех! А не одного Берию с несколькими приближенными.

Что же было дальше?

В том же 1956-м, после «венгерских событий», когда Советской армии «пришлось» танками подавлять антикоммунистическое восстание, Хрущев резко сменил тон в разговорах о Сталине. На приеме для дипкорпуса и советской элиты в канун Нового года он поразил присутствующих, заявив, что и сам, и его коллеги «по-сталински бескомпромиссно борются с классовым врагом». А три недели спустя, перед восемьюстами гостями на приеме в китайском посольстве, объявил, что «быть коммунистом — значит быть сталинцем», хотя в борьбе за марксизм-ленинизм Сталин и допускал «ошибки», и что «дай бог, чтобы каждый коммунист боролся за интересы рабочего класса так же, как Сталин». Враги коммунизма, продолжал он, пытаются использовать критику ошибок, допущенных Сталиным, во вред советскому строю. Но «ничего у вас не выйдет, господа, не видать вам успеха, как своих ушей без зеркала!»

В первые три месяца 1957 года Верховный суд РСФСР рассмотрел 32 дела о «контрреволюционной деятельности», а в последующие 6 недель — еще 96. Среди «контрреволюционеров» были: школьник, которого поймали с «антисоветским плакатом», студент, «открыто делавший антисоветские заявления», и рабочий, наклеивший на забор «антисоветскую листовку». Все они были осуждены по печально известной 58-й статье сталинского УК. Та же судьба постигла многих из тех, кто писал анонимные письма в газеты — они не знали, что эти письма переправляются в КГБ. А всего через несколько месяцев Хрущев заявил во всеуслышание, что в СССР больше нет ни одного политзаключенного.

И следующую атаку на Сталина и сталинизм Хрущев предпринял только в 1961-м, на XXII съезде. В частности, Сталин был вынесен из Мавзолея. Надо ли говорить, что все решения и на этом съезде партия приняла единогласно.

…А памятники Сталину сегодня ставят повсеместно.