— Как вы познакомились с Алексеем Навальным? Почему решили его защищать?

— В январе 2010 года я сдал адвокатский экзамен, в феврале получил удостоверение. И вот я — молодой, 27-летний, новоиспеченный адвокат, конечно же, без собственной клиентуры. Примерно в это же время я впервые услышал об Алексее Навальном. Я прочел, что он приобрел небольшие пакеты акций крупнейших компаний с государственным участием и, став миноритарным акционером, добивается раскрытия ими своей финансовой отчетности, представляющей общественный интерес. Меня это заинтересовало, я стал следить за его деятельностью, начал читать его блог в Живом Журнале.

Весной он опубликовал пост, в котором объявил, что ищет юристов для своего нового проекта по борьбе со злоупотреблениями при госзаказе «РосПил».

«Долгая эпопея»

Это был совсем не мой юридический профиль, но я все же отправил ему свое резюме. Через некоторое время он связался со мной и предложил поговорить по скайпу. Так мы и познакомились. Поскольку у меня не было опыта в сфере госзакупок, однако был опыт работы следователем в прокуратуре и статус адвоката, мы договорились, что я буду его представителем в судах и правоохранительных органах. Это был май 2010 года.

В 2011-м Алексея начали привлекать по делу «Кировлеса», в связи с чем он предложил мне заняться и этим делом тоже, тем более что это именно моя специализация. Я согласился, он познакомил меня с его адвокатом Ольгой Михайловой, и с этого момента началась долгая эпопея нашей защиты Навального от уголовного преследования.

Эпопея, обернувшаяся для него гибелью, для меня тюрьмой, для Оли эмиграцией.

— Каким вам запомнился Алексей?

Он не притворялся и не играл ролей. Никакого другого Навального для «своих» не существовало. Каждое мгновение, с любыми людьми и в любой обстановке, он был ровно тем самым парнем, которого вы читали в ЖЖ, Твиттере и смотрели на YouTube.

И еще он был человеком волевым. Ему была присуща способность к очень высокому уровню самоконтроля и самодисциплины, чего бы это ни касалось, будь то последовательность в изучении иностранного языка, выполнение физических упражнений, отказ от сладкого или избранная регулярность публикации постов.

Он мог себя заставить считать лень врагом «номер один» и корнем всех зол. Для меня это главный его секрет, рецепт успеха и предмет моего искреннего восхищения. В этом он был для меня примером и образцом для подражания.

Когда я сталкиваюсь с трудностями, часто говорю себе: «Навальный бы смог, и я смогу».

Недоброжелатели не любили его не потому, что он что-то делал плохо, им не нравилось именно то, что он человек, который все делал хорошо.

«Бывший адвокат Навальный из тюрьмы защищает своего бывшего адвоката»

— Как он менялся за годы?

— Становился более зрелым и мудрым. Каких-то особенных, специфических изменений в нем я не заметил. В октябре 2023 года в ИК-6 в поселке Мелихово со мной разговаривал, острил, каламбурил, ругал Советский Союз тот же самый Навальный, с которым я общался в мае 2010 года по скайпу в Москве.

— Вы помните вашу последнюю встречу?

— Прекрасно помню. На последней встрече он «доставал» меня своей политической анкетой, которая по его задумке была призвана поставить жирную точку в вопросе «кто есть кто?» среди лидеров общественного мнения. Говорю «доставал» с ностальгической улыбкой, потому что я не разделял его энтузиазма относительно результатов этой затеи, а он в ответ задорно кипятился и обрушивал на меня новые аргументы.

Думаю, стоит рассказать и о нашей первой «невстрече».

Я был задержан 13 октября 2023-го. На этот день у нас с ним было назначено заседание в Ковровском суде по одному из административных исков к колонии. Эти суды освещала журналистка Антонина Фаворская, которая с марта 2024 года находится в СИЗО по тому же делу, что и я (Антонина Фаворская вместе с журналистами Константином Габовым и Сергеем Карелиным обвиняются в «участии в экстремистском сообществе» из-за сотрудничества с ФБК*, судебный процесс идет в Нагатинском суде Москвы. — «Новая»).

Когда я уже сидел, а Тоня еще нет, мы переписывались через «ФСИН-Письмо», она рассказала мне о том, сорвавшемся из-за моей неявки, судебном заседании. Послушайте, как описывает это Тоня (цитирую фрагмент ее письма):

«Когда я сказала то, что уже час, как было во всех СМИ [арест адвокатов], то секретарь возмутилась конкретно! «Как так? И [Кобзев] не позвонил заранее, не предупредил, а мы тут ждем уже тридцать минут!» Зашла в зал, а там — Навальный: «Фаворская, почему тебя так давно не было?» Конечно, он обомлел, когда я быстро выпалила, что произошло.

Потом пришел Самойлов (судья), и уже когда заседание по просьбе истца перенесли, он, смотря в свои бумаги, начал тебя отчитывать за легкомысленность (дословно): «Он что, позвонить не мог, сообщить?» И тут Алексей пытался объяснить судье, что ты собирался, конечно же, прийти, но случилось иначе, и при «этой процедуре» происходит так, что телефон забирают…

Это была такая степень абсурда, что было совсем не смешно, а просто жутко» (конец цитаты из письма).

Ох. Не могу удержаться и не вспомнить Ярослава Гашека. Я начну, а читатели сами пусть продолжат цитату: «Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат…»

«Полный Suum cuique»

— Согласны вы с тем, что для Алексея Навального каждый раз было свое правосудие, так называемое «правосудие для Навального»? Суд в ОВД «Химки», закрытые процессы в колониях, хотя обычно подобные процессы проходят в открытом режиме…

— Да, согласен. Но тут важно заметить, что этот феномен обусловлен главным образом не уникальностью «дел Навального» и его личности, а отсутствием в России независимого суда и сложившейся системой избирательного правосудия, функционирующей в режиме ручного управления. В итоге у каждого значимого для государства по тем или иным причинам дела — «свое правосудие». Шесть лет за спектакль — это тоже «свое правосудие».

«Да, у вас тут полный Suum cuique», — усмехнулся бы римлянин, глядя на нас («каждому свое» — на латыни).

— Чему вы научились у Алексея Навального?

— Перефразируя сказанное выше — преодолевать себя.

— За эти годы стали ли вы друзьями с Алексеем или с подзащитным не стоит дружить?

— Начну со второй части вопроса. Адвокат — не психотерапевт, юридические дела — не ментальные нарушения, а жалобы, завещания и брачные контракты — не таблицы Роршаха. Дружба клиента с адвокатом позволяет как минимум первому сэкономить семейный бюджет на консультациях, а второму дает возможность при случае заработать и расширить клиентуру за счет рекомендаций кругу знакомых подзащитного. Так что препятствий нет, взаимная выгода очевидна. Дружить стоит. И стоит денег.

Возвращаясь к первой части вопроса. Нет, друзьями мы не стали. Мы до конца были друг для друга людьми «с работы».

Но, конечно, в силу длительного общения мы хорошо изучили друг друга, понимали с полуслова и относились с взаимным уважением, симпатией, заботой и теплотой.

* Объявлен властями РФ экстремистской организацией, его деятельность запрещена на территории РФ.