Окончание. Начало в материале от 25 января 2025 г.
23 июня 1993 г. Среда.
Испил до дна он чашу бытия
Каменотёс и сын каменотёса,
Сократ до мировых дошёл вопросов.
Но у вопросов тех цена своя:
Испил до дна он чашу бытия.
Желающих предупредим заранее.
Он выпил сам. И умирал в сознании.
P. S. 2025 г.
Испил он, между прочим, эту чашу со смертельным ядом цикутой не по собственной воле, а по приговору афинского «демократического» суда, обвинившего его в утверждении новых богов и посему — в растлении юношества.
Уже в наши дни суд был повторен в Афинах. Вердикт: оправдан.
17 июня 1993 г. Четверг.
Предавши друга, говорить негоже:
«Платон мне друг, но истина дороже».
Ты, может, прав по-своему. Но вот
Уйдут друзья — и истина уйдёт.
24 июня 1993 г. Четверг.
Кому — афина, а кому — свинья.
Да, мерой всех вещей и в эллинскую пору
Был человек, согласно Протагору.
Сократ добавил: мера каждому своя,
Кому — Афина, а кому — свинья.
P.S. 2025 г.
Но это всё было в древней Элладе. А наш XXI век сделал к этому добавлению ещё одно: гибрид свиньи и — нет, пока ещё не богини Афины, но уже человека. В 2017 году коллектив генетиков (в него входили 37 американских, японских, испанских учёных), вводя стволовые клетки человека в зародыш свиньи, получили в результате… химеру.
Для чего нужны эти странные, экстравагантные эксперименты? Вот что на этот счёт полагает «Клуб любознательных» («КП», 28.1. 2017 г.). Благодаря им «биологи когда-нибудь научатся выращивать человеческие органы внутри животных». И всё же научный комментарий этой новости «Комсомолка» озаглавила: «Радостно хрюкать пока ещё рано».
28 ноября 1994 г. Понедельник.
Дождями выщербленный Понт
Эквинский. Утро. Херсонеса
Античный сон. И горизонт
Тумана сдвинула завеса
К давно минувшим берегам,
Где были амфоры и боги,
Которые совсем не строги.
И было весело богам
С людьми на брудершафт якшаться
За чашей доброго вина,
С красавицами обниматься
Земными. И не их вина,
Что полубоги были дети.
Они не знали полумер
На том и этом, белом свете.
За то их и воспел Гомер.
Век Фидия, Сократа век,
Ахилла гнев, Икара крылья…
Да, боги на Олимпе жили,
Но мерой был им человек.
5 сентября 1996 г. Воскресенье.
Воспоминание из осени 1990 года.
«Клянусь Зевсом, Землёй, Солнцем, Девой, богами и богинями олимпийскими и героями, кои владеют городом, областью и укреплениями херсонеситов, я буду единомыслен относительно благосостояния города и сограждан и не предам ни Херсонеса, ни Кертинитиды, ни Прекрасной гавани …, но буду охранять для народа херсонеситов и не нарушу демократии».
(Клятва, которую давали жители эллинского Херсонеса, вступая совершеннолетие)
Историческая улица
По дороге в Херсонес.
Пыль от «Волги» до небес.
Перепуганная курица
Выскочит из-под колёс,
Закудахчет, разволнуется.
Во дворе индюк надуется,
И в сердцах залает пёс.
Ветра сонная волна,
Листопад сухой и солнечный.
И опять с утра до полночи
Эллинская тишина.
Клятву верности хранит
Голубой Прекрасной гавани
И ветрилам первоплаваний
На века херсонесит.
Скажете, что нет его,
Что другие здесь обычаи,
Что земля — в ином обличии?..
Ну а мне-то что с того!
Счёт столетиям ведёт
Тихий свет над базиликами.
Рядом с тенями великими
Спит, в клубок свернувшись, кот.
У колонн античных спит.
И пойму вдруг апрори я:
Спит всемирная история,
переделанная в быт.

Адрес: Севастополь. Херсонес. Ул Древняя, д. 1.
9 декабря 1996 г. Поедельник.
Ещё молодого, тридцатилетнего Сократа пифия святилища Аполлона Дельфийского оракула объявила мудрейшим из людей.
Когда мудрейшим из мужей Афин
Сократа вдруг пророчица назвала,
А он ещё не дожил до седин,
Она всего лишь истину вещала.
С Олимпом спорить будет кто едва ли.
Сократ ведь с юных лет на том стоял,
Что знал лишь то, что ничего не знал —
Другие даже этого не знали.
1 февраля 1996 г. Четверг.
28 января Нью-Йорке умер Иосиф Бродский.
P. S. 2025 г.
Опубликовав 1.2.1996 г. в «Новой газете» свои стихи памяти Бродского, поставил к ним эпиграф из Поля Рикёра: «Человек — это радостное «да» в рутине бесконечности».
С Полем Рикёром я встречался и беседовал, когда он в августе 1993 года приезжал в Москву на XIX всемирный философский конгресс. Тогда, в разговоре, мы с ним в основном «бродили» по цветущим альпийским лугам реальной жизни, но всё же время от времени подымали взор и к заснеженным, обледенелым вершинам высокой философии.
Что я знал о нём до этой встречи? Что в созвездии на тот час живущих философов мира он был звездой первой величины. Что его специализация — феноменология, наука о сущности явлений. Феномен, к которому он небезуспешно пытался применять разработанные им методы анализа, — культура. Наиболее известные работы — «Платон и Аристотель», «Габриэль Марсель и Карл Ясперс», «Истолкования. Очерки о Фрейде», «Язык», «Культуры и времена». Профессор Сорбонны. Читать лекции его приглашали лучшие университеты Европы и Америки. Но что он за человек? Что кроется за его печально-интеллигентной улыбкой, за печальными глазами, за напряжённой морщинкой у переносицы?
Началось интервью с того, что он, взглянув на часы, сказал, что может уделить мне 15 минут.
Именно этот момент запечатлел наш фотокор Юра Инякин. Но потом получилось так, что мы пробеседовали с ним весь обеденный перерыв, около двух часов. И эта беседа стала потом довольно объёмной публикацией в «Известиях». Я выбрал из неё всего два фрагмента. «Античных», естественно.

Поль Рикёр. Фото: Юрий Инякин
— У Хайдеггера есть не то философский этюд, не то стихотворение в прозе «Просёлок» — об уходе по просёлочной дороге мира от древа детства и о последующем — всю жизнь — возвращении его к этому древу, к своим корням, истокам. А есть ли у Вас образный аналог, выражающий Ваше философское кредо?
— Да, есть. Это картина Рембрандта из нью-йоркского музея «Меторополитен», где Аристотель положил руку на бюст Гомера. Философия в интерпретации поэзии. Или поэзия в интерпретации философии, если хотите. Творящая мысль — вот моё кредо.
— Сейчас много говорят и пишут о том, будто мы, наконец, возвращаемся к античному, протагорову принципу: «Человек — мера всех вещей». Не преждевременно ли идеал выдаётся за действительность? Не остаётся ли в силе утверждение Ларошфуко: философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией?
— Противоречие между идеалом и реальностью было всегда. И сегодня есть тоже. Гуманизм в реальности никогда не существовал. Он всегда был идеалом. Так что не нужно идеализировать действительность. Но это нисколько не принижает самоценности ни действительности, ни идеала.
Близкое к современному умозрительное понимание гуманизма и демократии сложилось уже в Древней Греции. Это, конечно, был идеал, мечта. Ибо личность, элементы свободы в человеческой жизни, реальный демократический опыт были очень ограничены.
Афинская демократия существовала недолго, римская же — около тысячелетия. В конечном итоге на смену античной демократии пришла империя. Ваше русское «царь» происходит, между прочим, от «цезаря».
Таким образом, в философском смысле идея демократии принадлежит древним грекам. В политическом же смысле реальную демократическую структуру удалось реализовать римлянам.
Но, с другой стороны, греческие города-полисы умерли, а греческая философия жива. Сократ, Платон, Аристотель являют собой такое приближение к человеку как мере всех вещей, о котором и сегодня можно только мечтать.
Когда сейчас надеются на ускоренное утверждение гуманистических и демократических идеалов, надо, чтобы потом не разочароваться и не впасть в отчаяние, понимать: на самом деле это очень долгий и тернистый, непрямолинейный путь длиной в десятилетия, а то и в века.
К демократии человечество идёт через страшные войны и революции. Нужно быть в этом отношении очень трезвыми. И — терпеливыми.
Наше столетие было веком экстраординарного насилия. Будущие историки ещё вынесут строгий приговор таким событиям, как самоубийство Европы в 1914 году, как две самые страшные в истории диктатуры — нацизм и сталинизм, как геноцид еврейского народа.
Но это не означает, что мы жили в беспросветное время. В нём тёмные страницы оттенялись светлыми: концом колониализма, замирением Западной Европы, неизбежным крахом диктаторских режимов в разных районах планеты. Но цена, заплаченная за позитивные изменения, просто ужасает.
3 ноября 1997 г. Понедельник.
Работа с камнем требует терпенья.
Познав прозренье богосотворенья,
Освобождая из скалы богов,
Не каждый к диалогу с тем готов,
Кто на Олимпе судьбы человечьи
Предначертал и Громовержцем стал.
Молчат гранит и мрамор, и металл.
Но Фидий, в них бессмертных слыша речи,
Их на земной возводит пьедестал.
И потому он в мире смертных вечен.
И вечно дышит в мраморах его
Утраченной Эллады божество.

Фидий. «Зевс Олимпийский»
5 марта 1998 г. Четверг.
Как тяжело дубовое весло
Прикованному намертво к галере,
Как тщетно мозг его в свободу верит!
Но верит он однако же! Назло
Тупой неумолимости судьбы.
А ночью, остудив дневные раны,
Над морем лунный свет струится странно.
Плывёт галера. И молчат рабы.
29 июня 2001 г. Пятница. Петербург.
Надо мной атланты держат небо, только Атлантиды больше нет.
Приехал в Питер. Остановился у Игоря Гирмана. Ленинградец до мозга костей, влюбленный в свой город. Мальчишкой пережил Блокаду. Был вывезен из блокадного Ленинграда по Дороге жизни. В молодости имел прямое отношение к тому, что во время войны в Корее средства противовоздушной обороны северян вдруг неожиданно стали наносить очень эффективные удары по американской реактивной авиации. Об автомашинах знает всё. В жизни, в политике, в истории любит неспешно, спокойно, трезво докапываться до корней.
Однажды зашёл с ним разговор о песнях Городницкого. Он крайне скуп на оценки современного искусства. А когда на ТВ идут рекламные ролики, вообще просто вырубает звук со словами: «Перхоть». Но о Городницком сказал: «Наш, питерский». И добавил почему-то: «Человек из Атлантиды».
Съездили с Игорем на Пискарёвку. Положили цветы на одну из братских могил, где на граните — «1942». У него здесь родные. Но в какой могиле, неизвестно.
А на следующее утро я отправился на традиционное свидание со старыми добрыми друзьями, с которого — после Пискарёвки — начинаю каждую командировку в город моего раннего детства. Сначала к Сфинксам у Академии художеств, затем — к атлантам, рождённым воображением академика той же Академии художеств, скульптора Александра Теребёнева и воспетым другим Александром — поэтом и тоже академиком (РАЕН) Городницким. Был бы жив при рождении атлантов третий (вернее, самый первый) Александр, который Сергеевич, он тоже непременно не обошёл бы их своим вниманием.

Сфинкс у Академии художеств

Атланты скульптора Теребёнева
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Стоят они, навеки
Уперши лбы в беду,
Не боги — человеки,
Привычные к труду…
(Александр Городницкий. «Атланты». 1965 г.).
И хотя я скажу себе тихо:
«Не бывало её никогда»,
Если спросят: «Была Атлантида?»
Я отвечу уверенно: «Да».
Пусть поверят историям этим.
Атлантида — ведь дело не в ней…
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
(Александр Городницкий. «Атлантида». 1970 г.).
За окнами становится темней.
Нас осеняет общая идея
Легенды допотопной. Перед ней
Ни эллина уж нет, ни иудея.
И проявив научное чутьё,
Из фляги греческой некрепкое питьё,
Мерцающее в сумерках, как пламя,
Мы разольём, поднявшись над столами,
И выпьем, чокнувшись, за гордый флаг её,
За детство, что у каждого своё,
За прошлое, утраченное нами.
(Александр Городницкий. «Была ли Атлантида или нет?..». 1995 г.).
Александру Городницкому, человеку из Атлантиды
Эрмитаж. Атланты — часовые
Вечности. Над Балтикой — гроза.
И по Атлантиде ностальгией
Каменеют древние глаза.
Да, они не боги — человеки,
На сизифов труд обречены,
Гастарбайтеры теперь навеки
Из утраченной навек страны.
Город детства, город — быль и небыль
Уплывает в грозовой рассвет.
Надо мной атланты держат небо.
Только Атлантиды больше нет.
P.S . 2025 г.
Открыл я Городницкого для себя много лет назад, когда в далёкие уже 60-е, получив в подарок от Серёжи и Зои Крыловых «самиздатскую» плёнку с записью его песен. На своей, по нынешним понятиям весьма громоздкой «Яузе-5», купленной на заработанные на студенческой целине деньги, прокручивал эту плёнку и раз, и два, и десять раз подряд — весь день, потом вечер, потом, приглушив звук, чтобы не тревожить соседей, ещё и полночи.
Почему так? Сейчас, задним числом, думаю вот что. Слишком многое в этих песнях было для меня лично узнаваемо. Как, наверное, для тысяч и тысяч других людей в стране.
А я иду по деревянным городам,
Где мостовые скрипят, как половицы.
Только, может, у меня не города были, а таёжные посёлки. В командировке от «Комсомолки», когда от одного к другому добирался сквозь густые заболоченные дебри, где слабое лунное сияние высвечивало на мокрой после дождя земле то и дело пересекавшие тропу медвежьи следы.
Самое интересное: уже когда впервые услышал песни Городницкого, означились «странные сближения», которые случатся со мной в будущем, в морских научных экспедициях «Экофорума за мир» по Балтийскому, Чёрному, Средиземному морям. До Геркулесовых столбов, правда, не добрался, но когда проплывал мимо курящегося вулкана Стромболи, смотрел на него глазами автора очень античных и очень сегодняшних строк:
Ещё под парусом тугим в чужих морях не спим мы,
Ещё к тебе я доберусь — не знаю сам когда.
У Геркулесовых столбов дельфины греют спины,
И между двух материков огни несут суда.
А теперь, собственно, об атлантах и Атлантиде. Слово «атлант» многозначно. Это и сын титана Япета (и сам титан) в древнегреческой мифологии, по повелению Зевса держащий на голове и руках небосвод. И вписанная в архитектуру скульптура с тем же, но в более скромном масштабе, предназначением — поддерживать, как, например, в Эрмитаже, портики и перекрытия. И, наконец, это житель легендарной островной страны Атлантиды, которую люди ищут и всё никак не могут найти чуть ли не со времён Платона.
Сделать первые шаги в эту страну-сказку можно разными путями. Открыв, например, соответствующий том в энциклопедии или страницу в Википедии. Или обратившись к платоновским диалогам «Тимей» и «Критий». Или прочтя повесть Александра Беляева «Последний человек из Атлантиды». Или… Ну а дальше можно просто утонуть в море книжной и электронной продукции, посвященной этой утраченной земле.
У меня другой совет: откройте мемуарную книгу Городницкого «И вблизи, и вдали», прочтите главу «Сколько миль до Атлантиды», и вы получите необходимые сведения из первоисточника. Из родника, если хотите. Ибо написаны эти мемуары не только автором знаковых для моего поколения «Атлантов» и других прекрасных песен и стихов об Атлантиде, но и участником её поисков, непосредственно спускавшимся в глубоководном аппарате «Аргус» к таинственной подводной горе Ампер, где якобы обнаружились стены столицы атлантов. Цель экспедиции была иная: исследовать характер подводных горных цепей — не вулканического ли они происхождения. Но попутно проверялась и версия о якобы найденной Атлантиде. Вокруг этой версии много было тогда сенсационной шумихи в наших и не наших СМИ.
С научной задачей экспедиция успешно справилась. А вот сведения об открытии Атлантиды, увы, не подтвердились.
И именно Городницкому, автору посвящённых ей романтических поэтических строк, довелось докладывать на Учёном Совете Института океанологии АН СССР: то, что принято было раньше за стены, возведённые жителями Атлантиды, имеет на самом деле нерукотворное происхождение.
Председатель Совета Андрей Сергеевич Монин оказался даже куда большим романтиком, заметив в заключении: «Рано делать окончательные выводы. Городницкий говорит одно, а рисует — другое. Посмотрите на его подводные рисунки. С этим ещё надо разобраться».
И всё-таки он по-прежнему остаётся для меня человеком из Атлантиды. Ибо как у Маяковского «все мы немножко лошади», а у Слуцкого ещё и «лошади в океане», так у Городницкого все мы немножко люди из Атлантиды и одновременно не боги — человеки, держащие на своих руках небо над планетой Земля. И при этом душой сросшиеся с непростой, трагической землёй России под ногами.
20 июня 2005 г. Понедельник.
«Ты знаешь: мир эллады был цветной»
Древние греки, подарившие нам демократию, которая в их бытии была весьма далека от наших нынешних идеализированных представлений об их народовластии. Надо ведь помнить, что речь шла о демократии рабовладельческого мироустройства.
Кстати, о греках. Античные сюжеты у у Петра Саруханова, художника нашей «Новой газеты» стали для меня подлинным открытием. Ведь и в массовом, и в изысканно-утончённом, эстетском восприятии современного человека мир Эллады — это белоснежные или пожелтевшие от тысячелетий античные статуи. Или такие же бело-жёлто-каменные колонны Парфенона, терракотовые статуэтки, коричнево-чёрные вазы, лекифы, гидрии, амфоры. Мир одноцветный, в крайнем случае, двухцветной.
И мало кто знает, что и античные статуи, и фронтоны, колоннады эллинских храмов были на самом деле разноцветными, раскрашенными. Что ныне «слепые» глаза древнегреческих Афродит, Зевсов и Аполлонов были когда-то голубыми, карими или зелёными.
Мир эллинской культуры — это тоже был белый свет, расщеплённый на семь цветов радуги.
Пете Саруханову
Мне всё равно, ты Бог или безбожник.
Пусть древний мрамор обесцветил зной,
Ты знаешь: мир Эллады был цветной,
Был радужный до родниковой дрожи
И осенённый светом и весной.
И потому ты истинный художник.
25 января 2015 г. Воскресенье.
Как пить в Татьянин день: по-гречески или по-скифски?
Юноша! Скромно пируй и шумную Вакхову влагу
С трезвой струёю воды, с мудрой беседой мешай.
(Александр Пушкин).
Детский парк, как детский сад.
Детский снег такой пушистый!
Белые парашютисты
С неба в гости к нам летят
И в пушистой синей рани
Тихо шепчут нашей Тане:
«Хмуриться ты не спеши.
Нынче праздник для души.
И пускай сегодня вновь
Солнцем полнятся бокалы.
Мы их вместе, как бывало,
Вновь поднимем за любовь.
И на дне их, может быть,
Снова истину увидим.
Не по-грецки, как Овидий, —
Нам дано по-скифски пить.
Пламя солнечных лучей
Мы с водою не мешаем.
И душе не разрешаем
На земле мы быть ничьей,
Кроме собственной. Вот так
Говорит десант небесный
Имениннице прелестной.
Ну а я, хоть не мастак,
Как когда-то, пить немало
(Вроде бы, не по годам,
Вроде бы, и не пристало
Даже за прекрасных дам),
Выпью влаги золотой
За тебя — не разбавляя! -
Как душа повелевает
Дома, на Руси святой,
Дерзко, может быть, при этом
Не последовав совету
Пушкина. Но тот совет —
Юноше в осьмнадцать лет…
Да не упрекнёт меня никто в том, что Овидий был не грек, а римлянин. Древние римляне, думается мне, пили ещё по-гречески, а не по-скифски или по-русски.
28 ноября 2020 г. Суббота.

Эта вышедшая в нынешнем году книга уникальна. Ибо, если перелистать всю историю образования в России, ни об одном студенческом курсе, ни об одном школьном классе не рассказано было так полно и талантливо. За исключением разве что пушкинского набора Царскосельского лицея да ещё знаменитой 110-й московской школы.
На курсе журфака МГУ 1955-60 гг. учились Наталья Бехтина, Лев Борщевский, Виктор Булгаков, Виктор Веселовский, Григорий Водолазов, Лидия Графова, Андрей Золотов, Юрий Клепиков, Юлиан Надеждин, Марк Розовский, Станислав Сергеев, Светлана Туторская, Владимир Хорос, Георгий Целмс, Сергей Чудаков, Константин Щербаков…
Когда-то, в незапамятные эллинские времена философа Диогена спросили: «Когда мир благоденствует?» Он ответил: «Когда его цари философствуют, а философы царствуют». Минули века и тысячелетия. А благоденствия как не было, так и нет. Какие пути реально ведут к нему человека мыслящего и действующего, а какие лишь в тупики крушения несбыточных иллюзий? Чтобы обсудить это, мыслители прошлого и уже наших дней собрались вместе на пикник, вокруг костра. При чём тут костёр? А рядом с ним теплее в участившиеся после оттепели заморозки. Вот так образно ответил на вопрос о содержании этой книги однокурсник автора Юлиан Надеждин. Ответил стихами.
Пикник
После прочтения книги Григория Водолазова «Идеалы и идолы».
Пошёл мудрец по свету
И дружеский аврал
Устроил — в книгу эту
Всех, как к костру, собрал.
Так вольно и легко нам,
Наш добровольный плен —
Они, Сократ с Платоном,
Маркс и Карпинский Лен.
Быть у костра большого
И мы имеем честь:
Здесь и Борщевский Лёва,
И Целмс, и Хорос здесь.
Мы с Игорем Дедковым
Стаканом позвеним,
Мы вольнодумцам новым
Порастолкуем с ним -
Что делать, кто виновен,
И счёт какой у них.
Вы Рак, Телец иль Овен,
Не бросим вас одних.
От старого причала
Вы с чистого листа
Начните жить — с начала,
Как учит книга та.
И в дальний путь готовясь,
Всем помнить есть резон:
Про власть, свободу, совесть
Сократ, всё знает он… <…>
Можно, конечно, выразить эту мысль построже. Как это сделано в одной из аннотаций: «Мыслители прежних времен (Сократ, Платон, Аристотель, Макиавелли, Кант) и наши современники (Эвальд Ильенков, Юрий Буртин, Лен Карпинский, Игорь Дедков, Игорь Клямкин) парадоксально встречаются друг с другом на страницах новой книги вице-президента Академии политической науки Г.Г. Водолазова «Идеалы и идолы». Но мне лично ближе то её выражение, что в стихах.
Но откуда у Григория Водолазова эта античная «закваска», так ощутимая в «Идеалах и идолах»? Естественно предположить, что с лекций по античке на первом курсе журфака. Эти лекции и оставили впечатляющий след. Но тут ещё и другое. «Закваска» эта — со школьных времён, когда в далёком Казахстане ссыльный учитель математики, «контрреволюционер» в глазах тогдашнего начальства, давал им задачи не с обычными, скучными бассейнами и трубами, а упакованные в эллинский гекзаметр. Этим ссыльным учителем был отец Гриши Водолазова, тогда ещё осваивавшего азы арифметики, а десятилетия спустя ставшего известным философом и политологом, профессором МГУ и МГИМО.
Из книги «Курсовая работа»
Вспоминает Григорий Водолазов:
«Есть кадамба-цветок.
На один лепесток
Пчёлок пятая часть опустилась.
Здесь же рядом росла
вся в цвету семенгда,
И на ней третья часть уместилась.
Потом ещё какие-то части пчелиного улья размещались на других, неведомых нам, но таких романтичных цветах. И ещё одна пчела, которую тоже следовало учесть, решая задачку, —
Летала и взад и вперёд,
ароматом цветов наслаждалась.
Так скажи ж мне теперь, подсчитавши в уме,
Сколько пчёлок всего здесь собралось.
И мы, окутанные поэтической красотой древней Эллады, с её таинственными кадамбами и семенгдами, быстро, лихорадочно, скрипя молодыми мозгами, считали, считали…».
19 марта 2022 г. Суббота.
Фаюмский портрет пожилого римлянина на фоне всемирной пандемии и военной операции в защиту Донбасса.
На Украине идут бои за Мариуполь. Эшелон с беженцами из Донбасса идёт в Ярославль. В Москве, в Музее имени Пушкина, открыта выставка «Мумии Древнего Египта. Искусство бессмертия».

Фаюмский портрет пожилодого римлянина. I век н.э. Рядом: фото Бертольда Брехта. ХХ век н. э.
Среди чумы опять затеян пир.
К самосожженью кружится планета.
И смотрит Брехт с фаюмского портрета
На обезумевший от боли мир.
28 января 2025 г. Вторник.
«Ищу человека, но не негодяя»
Общеизвестна притча об ответе Диогена на вопрос, что он ищет при ярком солнечном свете с зажжённым фонарём (отсюда, наверное, выражение «днём с огнём»): «Ищу человека». Менее оизвестно, что полный ответ был: «Ищу человека, но не негодяя».
Время точит и камень, и бронзу.
Но слова твои, Диоген, жить будут вечно!
Ведь ты учил нас благу довольствоваться малым
И наметил путь продвижения к счастливой жизни!»
(Надпись на памятнике Диогену в Синопе).
«При всякой обстановке вы можете находить успокоение в самом себе. Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира, — вот два блага, выше которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хоть бы вы жили за тремя решётками. Диоген жил в бочке, однако же был счастливее всех царей земных».
(Антон Чехов. «Палата № 6»).
Слова доктора Андрея Ефимыча Рагина, на своей шкуре потом испытавшего, что значит придерживаться философии Диогена в России, с её многочисленными палатами № 6.
Был первым бомжом Диоген из Синопа.
Но ценим его мы совсем не за то,
Что жил он в пифосе, по-нашему — в бочке.
Мы ценим его за бессмертные строчки
О царстве философов в мире крутом.
Словам тем и ныне дивится Европа,
Девиз его поисков забывая:
«Ищу человека, но не негодяя».
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68