Богмут Дмитрий Игоревич, 1975 г.р.

• ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Очень рад вашему письму. Это первая весточка от представителей прессы за 8 месяцев моего пребывания в СИЗО. За этот срок я получил массу писем с самыми теплыми словами поддержки из США, Германии, Франции, Нидерландов, Киргизии, Таиланда и ряда российских городов. С некоторыми адресатами сложилась постоянная переписка.

Бережно храню все письма, архив пополняется. Скажу простую и очевидную вещь: именно поддержка из разных стран от неравнодушных, честных и смелых людей вкупе с убежденностью в своей правоте не дают сойти с ума в заключении, заставляют сопротивляться отчаянию и депрессии.

По поводу медицинской помощи. Неделю назад (письмо датировано 17 декабря. — Ред.) наконец взяли кровь из вены и пальца, сделали ЭКГ и флюорографию. Пока тишина. Ожидаю вывода к врачу на санчасть после получения результатов анализов, если таковой состоится. Изложу свои жалобы на состояние: истощение (атрофия мышц конечностей), перебои в работе сердца, боли в районе кишечника после тюремной пищи, дискомфорт и боли в области печени. На воле в 2022 году я проходил полное обследование, у меня выявили: гипертонию, неполную блокаду правой ножки пучка Гиса, аритмию, хронический панкреатит, гипермегалию печени, кисты печени, расширение субарахноидального пространства — последствие черепно-мозговой травмы в 2020-м, сильная миопия (близорукость — минус 9 на оба глаза).

Это только то, что я запомнил из выписки. Мне необходимо обследование в тюремной больнице на предмет наличия заболеваний, препятствующих содержанию под стражей, а таковые имеются.

Меру пресечения мне продлевают уже который раз, несмотря на объективные и обоснованные доводы защиты по смягчению на подписку о невыезде. Апелляционные жалобы моего адвоката также стабильно отклоняются судами. Да, по результатам вышеупомянутого обследования мне была показана диета № 5. За время заключения я потерял 8 кг веса (61 кг ныне против 69 кг до ареста при росте 182см).

Честно говоря, не хотел бы описывать здешний тюремный быт и условия содержания. Во-первых, велика вероятность, что в этом случае письмо до вас не дойдет, а во-вторых, я не хочу возможных проблем, ибо нахожусь за решеткой. Как вариант — на эти темы с вами не против пообщаться мой сокамерник, порядочный и толковый парень. Вчера у него был день рождения, ему стукнул 31 год. Мать прислала ему торт, «отметили». Он за решеткой в «Крестах» почти год.<…>

Давайте лучше расскажу о некоторых положительных моментах. Персонал изолятора вежлив, всякие жаргонные выражения и матершина — табу. Не видел ни одного случая рукоприкладства или грубого обращения с заключенными. По поводу сокамерников и прочих арестантов… ну, вначале меня изрядно покидали по камерам, сейчас «квартирую» уже в пятой по счету, где вроде осел на постоянку. Попадались разные персонажи. Драк и скандалов не случалось, но иногда соседствовал с неприятными людьми. Сидел с выходцами из Средней Азии. Южане, кстати, очень чистоплотны, сам не выношу грязи и неопрятности. С первым сокамерником (таджиком) проводил время в нескончаемых беседах и философских дискуссиях. На память он подарил мне изумительную крафтовую толстовку с красивым принтом, которой дорожу пуще воли! У каждого своя история, своя боль. Попадались арестанты, которые жали мне руку, услышав о моем уголовном деле. Встречался с парнем из «Вагнера», ровный и спокойный человек. Агрессивных и неадекватных не наблюдал.

Пару слов о питании. Первые месяцы баланда была [непечатное слово], сейчас кормежка стала вполне приличная, уровня средней советской столовки. На второе — в баланде постоянно говядина, которую я обожаю. С воли меня поддерживают продуктами и одеждой — в первую очередь коллеги из моего НИИ ядерной физики, где я трудился до ареста. От всей души благодарю тех, кто оказывает помощь. Также мне с воли приходит много распечаток на научные и исторические темы. Сейчас читаю роман «Честь имею» В.С. Пикуля из библиотеки СИЗО. <…>

Последний месяц пишу препринт (институтскую публикацию) о созданном в нашей лаборатории азотном криостате, позволяющем проводить съемки мессбауэровских спектров образцов при сверхнизких температурах. Передаю привет моему наставнику и руководителю Козлову Валерию Степановичу, старшему научному сотруднику, кандидату химических наук!

Теперь о другом. Первая мысль, когда оказался в заключении, — что все рухнуло, жизнь слита в унитаз, впереди мрак, холод и мучения. Душили отчаяние и депрессия, особенно первое время.

В одном послании от бывшего политзэка, отсидевшего 10 лет, прочел толковый совет: гнать прочь мысли о тяжелой судьбинушке, заняться чем-то конкретным, посвятить себя какому-то делу.

Вы спрашиваете, к чему я оказался готов или нет, когда оказался в тюрьме? Ответ прост: оказался не готов абсолютно ко всему, ибо арест для меня сродни удара под дых, внезапно и неожиданно. Что самое сложное? Осознать, что ты за решеткой, принять текущие реалии, в которых очутился поневоле. У меня некоторый период времени было стойкое ощущение, что это страшный сон, я проснусь — и кошмар исчезнет… Если бы вернулся в день задержания, ровно ничего бы не изменил, продолжал заниматься подготовкой к экзамену по радиационной безопасности.

Предполагаю, что судебный процесс будет носить характер показательной расправы, я не питаю никаких иллюзий насчет справедливости и объективности разбирательства. Тревожно за будущее страны и судьбу ее граждан.

В заключение приведу цитату из письма от одной эмигрантки, выросшей в Украине и давно живущей в Германии, выпускницы Мюнхенского университета, историка по образованию: «Когда в России стали появляться первые политзаключенные, мне стало ясно, что прошлое не изжито и набирает силу, чтобы захлестнуть собой настоящее». Еще цитата из другого письма: «Мы все знаем, что Вы невиновны и стали жертвой ненавидящих все свободное и живое».

* Внесено властями РФ в реестр «иноагентов».