— Заболел ребенок. Набираешь 03, вызываешь скорую. А тебе отвечают: «Врачи свободны, машины есть, но к вам никто не приедет, поскольку нельзя» — как-то так я себе сейчас представляю ситуацию с Борей Вишневским*, — говорит Надежда Денисенко, мама ребенка с особенностями здоровья, многолетняя избирательница известного «яблочника». — У него осталось доброе сердце, но его лишили рук.

Депутата петербургского Законодательного собрания Бориса Вишневского 29 марта Минюст признал «иноагентом». Спустя два месяца, в мае, Госдума приняла поправки, запрещающие «иноагентам» баллотироваться на любых выборах. Уже избранным политикам предписывалось в течение 180 дней сложить полномочия.

30 октября Вишневский объявил, что вынужден отказаться от мандата. Перестать быть депутатом. Завершить работу, которой занимался 13 лет. Хотя, когда вспоминаешь, сколько всего он успел сделать за это время, ощущение такое, что работал он гораздо дольше.

— Очень многим кажется, что я в петербургском ЗакСе был всегда, — шутит сам Борис. А без шуток признается, что для него это была не просто работа, но значительная и очень важная часть жизни.

У петербуржцев неспроста сложилось впечатление, что Вишневский — депутат с тех пор, как в России в принципе появились выборы. Да, в питерском парламенте он только с 2011 года. Но вместе, рядом с людьми, нуждающимися в его голосе и в его помощи, — гораздо раньше. Ровно с того момента, как в 1985 году он, ведущий инженер ЦНПО «Ленинец», пришел в политику. Если до сих пор талантливый специалист разрабатывал навигационные системы, позволяющие самолетам ориентироваться в пространстве, то теперь почувствовал, что в подобных подсказках нуждается страна. Это случилось в прекрасное время надежд и перемен — 40 лет назад, когда в СССР началась перестройка.

— Тогда стало можно вслух обсуждать то, что раньше можно было обсуждать только на кухне, — говорит Борис. — Что нужны реформы, рыночная экономика, самоуправление, многопартийная система и конкурентные выборы.

Во время первых альтернативных выборов народных депутатов СССР в 1989 году Вишневский впервые в жизни вышел на митинг. Выступал перед людьми, стоя на ящике из-под картофеля. За это молодого ученого хотели покарать так страшно, как только было возможно.

— Меня вдруг вызвали в партком и сказали: тебя вчера видели на митинге, мы тебя накажем, не дадим тебе защищать диссертацию. И прозвучала даже самая страшная угроза — мы тебя исключим из партии. Я ответил секретарю парткома: ты читал выступления генерального секретаря? Ты в курсе, что у нас перестройка, гласность, демократизация и прочее? Куда хочу, туда хожу. Защита диссертации у меня уже назначена, ты сам это подписал, министерство утвердило, и ничего уже нельзя сделать.

Вишневский не был членом КПСС. Никогда. Как и не состоял ни в каких других партиях, организациях или движениях, близких к власти. У него всю жизнь была другая задача — поважнее, поскольку в любые годы в России мало кто решался на себя ее брать: критиковать неверные шаги власти, не соглашаться с несправедливостью, отстаивать права и свободы граждан. Борис на это решился еще в 1990 году. Тогда он — активный участник демократического движения в Ленинграде, член Ленинградского народного фронта и движения «Демократическая Россия» — в первый раз избрался депутатом районного совета. Значение слова «депутат» — посланный, назначенный, уполномоченный народом — Борис усвоил так глубоко, как, наверное, никто другой в петербургской политике.

* * *

— Самое главное, что я делал эти 13 лет в петербургском ЗакСе — был голосом несогласных, — говорит политик. — Старался сказать с трибуны всё то, что люди думали, но сами выразить или не могли, или не решались. Я говорил это, чтобы люди понимали: они не одни. Я давний болельщик футбольного клуба «Ливерпуль», у которого есть гимн: «You'll Never Walk Alone», в переводе: «Ты никогда не будешь один». Мне нужно было давать людям ощущение, что они не одни. Поэтому я безумное количество раз ездил по отделам полиции, выручая задержанных на протестных акциях. Постоянно публично озвучивал неудобные и неприятные для власти вещи, чтобы люди понимали, что не только они так думают. Они не маргиналы. Не ничтожное меньшинство. Есть те, кто говорит об этом вслух с трибуны городского парламента.

— Боря всегда, все годы, что я его знаю — а это больше 50 лет, говорил правду, открыто, прямо, по всем вопросам, — вспоминает Александр Шишлов, руководитель фракции «Яблоко» в петербургском парламенте. — Я думаю, он и клеймо «иноагента» получил главным образом за то, что говорил и писал правду, крайне неудобную сейчас для власти. Делал это остро и громко. Власти такое не нравится — ни городской, ни федеральной. Особенно то, что он прямо высказывал свою позицию по отношению к происходящему с февраля 2022 года. Думаю, это и есть главная причина. «Иноагентство» — это современная политика борьбы с теми, кто не нарушает закон, но реализует свое конституционное право на собственную точку зрения, позицию, свободу слова и свободу выбора.

— У правящей партии не получилось не то что сжиться, а даже признать то, что есть политики и депутаты с другим мнением. Поскольку депутаты представляют избирателей, имеющих такое же другое мнение. Это совершенно естественно, — рассуждает Лев Шлосберг*, политик, правозащитник, журналист. — Есть политики, представляющие большинство. Есть политики, представляющие меньшую часть общества, но она тоже существует и имеет право на высказывание своего мнения.

Вишневский озвучивал эту мысль еще в середине 80-х, за несколько лет до принятия российской Конституции. Сегодня он, давний поклонник творчества братьев Стругацких и друг Бориса Стругацкого, про права и свободы в России говорит исключительно с горькой иронией:

— Мы сейчас живем в мире «Обитаемого острова» с некоторыми элементами из «Трудно быть богом». С идеологией «умные не надобны, а надобны верные», с наказаниями за «невосторженный образ мыслей». Только за это дают не пять ударов розгами, а пять лет.

Шлосберга признали «иноагентом» на девять месяцев раньше, чем его петербургского друга и коллегу, — в июне 2023 года. Но именно в этот момент, по словам Вишневского, для него, уже давно попавшего в немилость у власти, прозвучал последний звоночек.

— Мое прямое политическое преследование началось в 2019 году, когда я в первый раз заявил, что буду баллотироваться в губернаторы, — рассказывает Борис. — Все время, пока в Петербурге губернаторствует Беглов, я для него — главный оппонент.

После того, как Льва Шлосберга зачислили в «иноагенты», мне стало понятно, что со мной — это только вопрос времени. В любую минуту может произойти. Это было ожидаемо. Предотвратить это было невозможно.

Решения Минюста о пополнении реестра «иноагентов» обычно сваливаются на последних, как снег на голову. Их нельзя не только предотвратить, но и оспорить в суде. По крайней мере, до сих пор ни к одному человеку, получившему такой статус, российские суды не прислушались. К Борису — тоже. Хотя его дело, с правовой точки зрения, абсурдно.

— То, что мне инкриминируют как основание для наделения меня статусом «иностранного агента», — это то же, чем занимается все политическое руководство страны — интервью иностранным СМИ. Больше мне ничего вменить не могут. Я не получаю никаких иностранных денег. Я не связан ни с какими западными организациями. Ничего. Но дал интервью. Так и Путин дает. Почему тогда список «иноагентов» не начинается с Путина, Лаврова, Захаровой и других? Они делают то же самое. Закон же должен быть один для всех. Или есть два разных закона? Один для Путина, другой для Вишневского?

— Никаких уголовных претензий к Вишневскому не было. Возникли политические? — рассуждает режиссер Александр Сокуров. — Но, как мы знаем, все политические вопросы должны решаться в политической дискуссии, а не в суде и не через административное отрубание головы гражданину. Вишневский сдал мандат по принуждению. Если депутата принуждают сдать мандат — это оскорбление избирателей. Депутатское звание Вишневского назначено петербургским народом, народу и отзывать это звание. А у нас произошла политическая казнь и гражданина, и депутата…

* * *

Друзья политика сетуют, что все публикации о нем после сложения мандата напоминают некрологи. Но тут же сами добавляют: это объяснимо, учитывая способ расправы с Борей. Вишневский был не только «голосом несогласных» и «представителем меньшинства», но что еще важнее — как отмечают его коллеги и помощники — «самым народным депутатом в Петербурге», «заступником» и «защитником» горожан.

— Уход Вишневского из городского парламента Петербурга — это большая потеря для этой организации, но несоизмеримо большая для избирателей, — продолжает Александр Сокуров. — Когда-то жители города на выборах в огромном числе голосовали за Вишневского, и делали это неоднократно. Потому что Борис Лазаревич был настоящим депутатом. Не политиком, а депутатом. К нему обращались и за бытовой, и за социальной, и за политической помощью, и никому он не отказывал. Никогда.

Вишневский для обычного горожанина был самым доступным, чутким и близким из петербургских политиков. К нему необязательно было записываться на прием — до него легко удавалось дозвониться. Его можно было встретить на улице, в магазине, в троллейбусе, в трамвае… Он с первого же дня работы в Мариинском дворце отказался от служебной «Тойоты»: каждый депутатский автомобиль обходится бюджету в 150 тысяч рублей в месяц, Борис не растрачивал казну. При необходимости ездил на своем стареньком, часто выходящем из строя «Опеле». Но общественный транспорт был надежнее.

С лекарствами и лечением, с отоплением и водоснабжением, с детскими садами и школами, с освобождением незаконно задержанных из полицейских участков, с разбирательствами в судах. Борис действительно работал в Петербурге «скорой помощью», и город знал об этом.

— Он просто жил в таком режиме. У него такой образ жизни, — объясняет Дмитрий Анисимов, бывший помощник Вишневского, заместитель председателя петербургского регионального отделения партии «Яблоко». — Для него не существовало каких-то маленьких или незначительных вопросов. Он всегда всем помогал или делал все возможное, чтобы помочь. Никогда никому ни в чем не отказывал.

— При этом мы видели только какую-то вершину айсберга. Близкие Бориса знали куда больше. Такая работа, конечно, требовала от него невероятной отдачи. У него не было как такового рабочего дня. Он все время был на связи. Бориса было трудно уговорить, чтобы он отдохнул или лег на лечение. Для него обычно отдых заключался в том, что он на две недели ложился в больницу в связи с его астмой. Это был весь его отдых — две недели в стационаре, в которые он, впрочем, тоже продолжал работать дистанционно. Мы и все люди, которые его ценят, были не в восторге от того, что он в таком атомном режиме работает, старались, чтобы он побольше отдыхал. Но это было почти невозможно.

Многие вопросы, которые решал Вишневский, другим политикам могли казаться мелкими и незначительными. Подумаешь, добиться, чтобы ветерану поставили газовую колонку, семье с больным ребенком выделили дорогостоящее лекарство по квоте, в многоквартирные дома вовремя подали тепло. Но Борис смотрел на них с позиции маленького человека с минимумом возможностей.

— Когда Боря в первый раз баллотировался в депутаты, он с хиханьками-хаханьками цитировал мне Макарова (Вячеслав Макаров — спикер петербургского парламента с 2011 по 2021 год. — Н. П.), который говорил, что работа депутата — лучшая работа, четыре года можно ничего не делать, — вспоминает жена Вишневского Виктория Работнова. — А на следующий день после выборов я увидела Борю сидящим за компьютером. Я спросила: что ты делаешь? Он начал сбивчиво объяснять: вот тут мама тяжелобольного мальчика разослала письмо всем избранным депутатам с просьбой помочь найти лекарства, и он не может не ответить. Думаю, 99% остальных обладателей мандата письмо этой матери проигнорировали, но не Боря.

Те первые депутатские слова родные часто припоминали политику, когда он возвращался домой в ночи, вымотанный, уставший. Жена шутливо спрашивала: «Опять ничего не делал? Только деньги получал?»

Несмотря на редкие встречи, тяжелые будни, недостаток общения с родным человеком, семья Вишневского не обрадовалась его уходу из Законодательного собрания и внезапной свободе. И жена, и сыновья депутата прекрасно понимали, насколько ему нужна и важна была работа, которую он потерял.

— Я хорошо помню, — продолжает Виктория, — когда начался ковид и отменили заседания ЗакСа, всех посадили на карантин, Боря два дня ходил по потолку. Он — депутат, а непонятно, что делать? Но продолжалось это недолго. Вскоре Боря и его помощники подключились к сбору денег и закупке защитных средств для больниц. Он вновь почувствовал себя при деле, без которого жутко переживал.

— Когда Боря сложил полномочия, я не вздохнула легко, нет, ни разу, потому что когда ты понимаешь, что человеку, с которым ты живешь, это надо, то радоваться нечему. А ему это все было крайне нужно. У него отняли то, чем он жил, чем он дышал…

Санкт-Петербург

* Внесены Министерством юстиции РФ в реестр «иностранных агентов».