Незадолго до катастрофы двадцать второго года Владислав Сурков написал текст про физику социальной и политической динамики, в котором утверждал, что общество всегда естественным образом переполнено брожением внутренних сил, которые в состоянии контейнировать лишь сильное государство. И российское государство, как только сделалось наконец сильным, остановило «лавину социального хаоса и вытащила травмированную страну из-под завалов перестройки. Двадцать лет стабильности, которых не хватило Столыпину, теперь у нас есть. И еще будут. Вертикаль, порядок и скрепы гарантированы».

Дальше автор разумно отмечал, что те самые внутренние силы общества даже при этом самом сильном государстве с придушенными политической жизнью и гражданским обществом никуда не деваются, а приспособляются и начинают жить своей жизнью, потихоньку наливаясь соками и энергией, и не стравливать возникающее от этого напряжение — вредно и ошибочно. Но стравливать его послаблениями внутриполитическими — опасно для власти, и потому выход один: его «нужно выносить куда-нибудь подальше. Экспортировать для утилизации на чужой территории». И тут же вводит для всего этого определение: «экспорт хаоса».

Ровно его мы сегодня и наблюдаем. Пассионарная часть населения сама отправилась на фронт, при этом пассионарии с другим знаком были поштучно выявлены и отправлены за решетку или вынуждены уехать. Оставшиеся граждане нагружены, завалены патриотическими про-военными нарративами, обклеены буквами Z, отправлены плести маскировочные сети и вязать носки, собирать посылки и учить детей маршировать строем. Заходятся в военизированном угаре телевизор, радио и социальные сети, поощряются доносы на тех, кто шагает не в ногу, всеми силами, натужно создаётся атмосфера всеобщего единения и провластной приподнятости. Общество в массе своей потихоньку подстраивается, как и положено обывателю, предлагаемые за лояльность плюшки берёт и прячет в укромное место на чёрный день — и всячески изображает требуемое.

Параллельно по всему миру расползается нестабильность и напряженность, то тут, то там вспыхивает и взрывается то что-то реально материально горючее, то не менее опасное социальное протестное. Складывается ощущение, что напряжение плетётся сетью, где все его источники друг с другом плотно взаимосвязаны.

Рвануло в октябре двадцать третьего в Израиле, следом весь Запад захлестнули массовые пропалестинские протесты, и рисуется цепочка: ХАМАС — «Хезболла» — Иран. А чей лучший друг сейчас Иран?

Опять начало расти напряжение вокруг Тайваня, а с кем Китай сейчас активно дружит? Потряхивает партизанскими войнами весь центр Африки? А кто там в военных советниках? Выявлены группы информационного влияния через блоги и социальные сети в Штатах накануне тамошних выборов, и с кем они оказались связаны и кем оплачивались? А вот произошёл то один взлом важных серверов и баз данных, то другой, и спецслужбы европейские опять ищут каких-то то ли «Медведей», то ли «Волков» с чем-то славянским в названии. Всё вместе, даже если не додумывать, вполне выглядит как тот самый хаос в его экспортном исполнении.

Но тут ведь вот какая штука. Хаосу, если ты его выпускаешь наружу, даже если ты думаешь, что ты им управляешь и его подпитываешь, совершенно наплевать на границы. Они для него в воздухе не нарисованы и по земле не проложены.

И вот — то в столице массовый теракт, то в областном центре поменьше, но тоже пугающий, то завод загорится, то бензозаправка, а за ней ещё одна взорвётся как будто на пустом месте, то дамба рухнет, вызвав наводнение, то газ взорвётся в жилом доме сначала тут, потом там, а ещё через пару дней ещё где-то, то что-то с неба упадёт, а потом загорится здесь, там, а ещё вон там, и даже в той же столице. Почти ни дня без сообщения в разделе «Чрезвычайные происшествия».

И можно было бы отделаться общими рассуждениями про особенности текущего момента, вызовы исламизации и износ технологического оборудования, но всё это ещё сверху густо приправлено бесконечными сообщениями о жестоких насильственных преступлениях против личности.

Государственная статистика бодро рапортует, что в текущем году количество таких преступлений никак особо не меняется в части роста, относительно стабильно всё с ней. Но, для начала, она и так была более чем впечатляющей в последние годы, а кроме того, тут же, как всегда, важны качественные признаки и детали. Вот подряд — одно за другим — сообщения из новостной ленты, как она высвечивается по запросам «напал» и «убил» на экране: «в петербургском метрополитене мужчина напал на женщину из-за «восточной внешности» и сломал ей нос… мужчина напал на несовершеннолетнюю россиянку в подъезде… мужчина с ножом напал на грузчика, который не дал ему украсть корзину с алкоголем… россиянин напал с ножом на жену из-за песни во время романтического ужина… в Томске мужчина с самодельным оружием напал на бывшую жену… московский айтишник убил жену в лесу под Владимиром… в Омске вернувшийся с СВО житель убил бывшую жену… в Пермском крае сожитель убил женщину и ее малолетнюю дочь».

Стоп-стоп-стоп, у нас же тут Год семьи объявлен, а тут такое творится, мужья не праздник празднуют, а режут жён чуть ли не каждую неделю. Но, увы, всё именно так: агрессия, замешанная на снятии понятно чем табу на лишение другого человека жизни и, перемешавшись с тем самым объявленным хаосом, захлёстывает страну. И агрессия физическая, и агрессия вербальная: тут никакого пространства не хватит перечислять бесконечно возникающие словесные конфликты на улицах, в транспорте, на работе, в медиа. Растёт общее напряжение, социальное и личное. Сурков в той же статье писал: «…во все более монолитной с виду структуре общества образуется все больше лакун и полостей, заполняющихся неизвестно чем». И, наверное, он предполагал что-то общественно-политическое. Но это дело всё под корень вытравили репрессиями и запретами. И лакуны с полостями заполнились как раз агрессией и социальным напряжением на индивидуальном и семейном уровне.

Власть, похоже, никак этого сдвига не чувствует, не улавливает, а лишь продолжает бить в бубен заклинаний про традиционные ценности и посконность. Да и трудно остановиться. Ведь как завели шарманку про Петра и Февронию и специальный День семьи, любви и верности (объявили в две тысячи восьмом), так и вспоминают про ту семью в основном в декларациях и заявлениях, плюс иногда денежкой посыпают в виде разнообразных дополнительных выплат. Да, создали материнский капитал, да, придумали социальную семейную ипотеку, на которые финансовые силы как раз в Год семьи и закончились, да, где дотянулись и где по дороге всё не разворовали, построили детские площадки и схожее полезное.

Но только лишь деньгами и новыми качелями людей не убедишь создавать ячейку общества и беречь, развивать её. Для этого нужно что-то большее, чем призывы и денежный перевод. Для этого в первую очередь нужна уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне, стабильность нужна и отсутствие социального невроза. Вместо этого же государство взяло на себя роль эдакого парткома-профкома советских лет, и в предложенных условиях, когда с одной стороны воюем, с другой стороны горит, а с третьей взрывается, начало диктовать людям, как им и с кем жить. Ничего глупее и контрпродуктивнее придумать, кажется, нельзя.

Потому что не риторически, а в реальности у нас первым определяющим условием антисемейной нестабильности наличествуют продолжающиеся уже более тысячи дней военные действия в Украине. Семьи теряют мужчин. Власть заливает горе деньгами. Выходит, что часть семьи всегда можно купить, продать, обменять на что-то материальное. И значит это, что семья это не что-то стабильное, надолго, а краткосрочное и подлежащее трансформации в зависимости от обстоятельств. Интересно, что бы Феврония сказала, если бы ей предложили обменять Петра на солидные, но гробовые?

По всё той же причине во многих семьях разорвалась ткань поколений: уехали многие, уехали в основном молодые — кто в одиночку, а кто новенькими семьями, забрав у бабушек и дедушек внуков. Те самые расширенные семьи, где вместе или рядом живут и поддерживают друг друга несколько поколений, оказались у очень многих россиян разрушены. Кто-то вообще не может увидеться теперь уже годами, а кто-то постоянно мечется между Москвой и Ереваном, Воронежем и Тбилиси, Питером и Белградом, Екатеринбургом и Хайфой.

В том, что у нас называется «Концепция государственной семейной политики» (да, есть у нас такая), говорится, что «большая многопоколенная семья в традиционной российской семейной культуре всегда была основным типом семьи, в которой были налажены тесные взаимосвязи между несколькими поколениями родственников». Те, кто у нас отвечает, казалось бы, за то, чтобы этот постулат жил и развивался, сделали всё, чтобы его для многих россиян разрушить: и физически, и географически.

К слову, о пресловутой государственной политике в отношении семьи. Во-первых, у нас есть упомянутый документ, согласно которому беречь и охранять российскую семью, всячески способствовать её спокойствию и развитию отвечают все — от президента до Министерства просвещения, от депутатов и сенаторов до всевозможных уполномоченных.

Слов там написано много важных и с виду разумных, но в основном на таком канцелярите, что сквозь них не продраться, и смысл ускользает, а возможно, и не для смысла всё это написано, а для галочки, большой такой государственной галки, которая отмечает: о семьях мы позаботились, дадим им вон то и вот это, прикажем помогать так и эдак, и всё прекрасно будет жить и процветать. Одна только вот деталь. При поиске во всём длиннющем тексте по слову «безопасность» находится лишь одно совпадение, да и то — связанное с охраной труда.

Всего лишь этим документом, описывающим, как государство тщится помогать своим гражданам в их частной, семейной жизни, дело, само собой, не обошлось. От невинных реляций и деклараций о важности и нужности семей для страны и счастливых пар для общества, по мере нарастания в последние времена историко-патриотической истерии, государство отправилось глубже и дальше — в приватное, отрегулировав сначала кто с кем должен жить, введя запреты на всё, что про личные отношения внутри одного пола или гендера, а потом определив, что оно будет решать, имеет ли право человек хотеть детей или нет.

Публичное выражение нежелания размножаться объявлено вне закона. И ладно с ним, что обычно никто такого на публике и не декларирует, речь же идёт о личной, сугубо частной жизни, но государству очень важно, кажется тут не столько содержание и смысл, а общий посыл «плодитесь и размножайтесь» плюс борьба с, как они это представляют, либеральными завихрениями распоясавшегося среднего класса. Впереди замаячил ещё и подзабытый с советских времён налог на бездетность, и маячит он вполне отчётливо, с этих станется.

И дело не только в том, что в любой отдельный момент ребенка могут оставить в неполной семье, и не в том, что ребенок со всех сторон обложен теперь идеями, согласно которым самое главное в его жизни не его собственно детство, счастливые игры и чтение интересных книг, а флаг, гимн и патриотические песни.

Куда страшнее то, что жить ребенку в нашем нынешнем обществе просто физически небезопасно. Согласно данным за прошлый год, в стране совершается более ста тысяч преступлений против несовершеннолетних. В 2022 году восемьдесят детей были убиты их родителями. Фиксируется рост преступлений против половой неприкосновенности детей и подростков, причём половина таких преступлений совершается их родственниками. И ситуация, несмотря ни на какие политики, не улучшается, и сияющий на каком-то государственном сайте древний лозунг «Дети — цветы жизни!» никак не гарантирует, что детям может быть безопасно даже в их собственной семье.

Да и семей этих становится в стране всё меньше и меньше. В 2023 году было зарегистрировано на 10% меньше браков, чем годом ранее. В первом полугодии 2024 года число зарегистрированных браков продолжало сокращаться: за январь–июнь было заключено на 3,1% браков меньше, чем за тот же период 2023 года. Параллельно растёт число разводов, в целом их приблизительно семь на десять браков, и если в статистике упоминается снижение их числа, то речь идёт о десятых долях процента. Так, в 2023 году число разводов снизилось к предыдущему году на 0,1%.

Да и в целом Год семьи выдался ударным по части разводов. В этом году, как специально к оказии и объявленной всенародной кампании прославления брачных уз, прямо кучно пошло. Сначала объявил о разводе гуру скреп и семейности, православный миллиардер Герман Стерлигов, объявивший свою жену и дочь «еретичками» и отлучивший их, а также «предавших его», по его собственному заявлению, сыновей, от наследства. Потом начался шумный бракоразводный процесс многодетной владелицы компании Wildberries Татьяны Ким (Бакальчук) с мужем Владиславом, причём этот процесс постепенно перерос в стрельбу в центре Москвы, последующие публичные высказывания с элементами угроз со стороны Рамзана Кадырова и комментарии пресс-секретаря президента. Параллельно с этим появились новости о разводе тоже православного и тоже миллиардера Вячеслава Малафеева и о его последующем браке с уполномоченной при президенте по правам ребенка и недавней матушкой, тоже многодетной, Марией Львовой-Беловой, которая тоже расторгла свой предыдущий брак.

И только вы захотите воскликнуть: «Они что, сговорились?!» — как вас догонит новость совсем последних недель о разводе певца всего патриотического — Шамана (Ярослава Дронова «Я русский!») — с его супругой на протяжении семи лет Еленой Мартыновой. Пикантность этой новости придаёт то, что, согласно многим близким к паре людям, это именно Елена, таланливая пиарщица и специалистка в области коммуникаций, создала Шаману его нынешний образ и фактически сделала его тем, кем он теперь стал.

Отличный Год семьи, не правда ли? Такого специально не придумаешь, ни один антигосударственный контрпиарщик такого плана не напишет, чтобы одновременно и громко в стране бросились разводиться практически все символы и говорящие головы традиционных скреп.

Но именно так среди прочего выглядит бумеранг хаоса. Отправленный в сторону соседей и мира с разными целями, среди которых и намерение «стравить» пар общественных чаяний, придавленных плитой государственного контроля, он возвращается и бьёт по самым устоям, по самому центру. Тлевшее до того, но активно начавшееся в феврале двадцать второго, породило такие социальные турбулентности, которые неизбежно сказались на ткани самого российского общества.

Люди внутри страны неизбежно задались вопросами о том, что будет дальше, стоит ли в этой тревожности и неопределённости вить гнёзда и рожать детей, да и общая нервозность не сказалась положительно на устойчивости ячеек общества.

Какой смысл проводить хоть каждый год пресловутый «Год семьи» и городить огород с разнообразными политиками и концепциями, если люди, лишённые многих иных способов самовыражения, будут естественным образом реагировать на социально-политический и личный стресс так, как до них в подобных условиях реагировали их бабушки и дедушки, а до них — прабабушки и прадедушки: меньше жениться, меньше рожать, жить сегодняшним днём, не видеть будущего, не строить планов.

Довольно спорной выглядит в связи с этим пафосная финальная фраза Суркова в его трактате про геополитическую и социальную прекрасность экспорта хаоса: «Россия будет расширяться не потому, что это хорошо, и не потому, что это плохо, а потому что это физика». На это можно ответить, что довольно бессмысленно и глупо расширяться куда бы то ни было, если это расширение убивает российскую семью — сердце и источник любых возможных расширений. И это тоже физика.