«По гигиеническим соображениям»

65-летний руандийский доктор Эжен Рвамучо получил 27 лет тюрьмы.

Что ему вменили? 14 мая 1994-го, в разгар геноцида, в течение которого с апреля по июль зверски убили около миллиона человек из народности тутси, в университете руандийского города Бутаре доктор произнес речь, в которой, как скажет он сам на суде, не было ничего необычного — слова, «чем-то похожие на строчки из «Марсельезы»». Все же суд идет во Франции, и присяжным так легче понять.

Второе и самое страшное из того, что ему вменила прокуратура, — то, что он, будучи в то время директором Университетского центра общественного здравоохранения Бутаре, не только руководил процессом массовых захоронений убитых, но и лично добивал раненых, а также приказывал засыпать землей еще живых, и все это с главной целью — скрыть следы преступления… Но все это неправда, не раз повторил сам Рвамучо с 1 октября, когда начался этот судебный процесс. На самом деле он только помогал хоронить уже погибших людей, причем только «по гигиеническим соображениям» — «чтобы не добавлять к катастрофе еще и санитарный кризис», как сказал один из двух адвокатов доктора Филипп Меиляк.

«Лежали горы трупов. На них нападали беспризорные собаки, которые рвали их на части. Необходимо было должным образом решить проблему скопления мертвых», — свидетельствовал 11 октября Жан Непомусене Гахуруру, который в 1994-м занимал пост генсекретаря руандийского Красного Креста, а сейчас был вызван в качестве свидетеля защиты.

Я впервые пришел на этот суд в предпоследний день, 29 октября, когда выступали адвокаты доктора. Уже было известно, что накануне даже сами прокуроры согласились с тем, что у них нет подтверждений того, что врач убивал кого-то лично.

«Как представляется, в ходе прений не было выявлено каких-либо доказательств того, что мсье Рвамучо сам совершал суммарные казни, пытки или другие бесчеловечные акты», — сказал Николя Перон, один из двух гособвинителей.

Поэтому обвинения в преступлениях против человечности отпали, и прокуроры запросили для доктора не пожизненного заключения, а 30 лет тюрьмы. Впрочем, велика ли разница, когда обвиняемому 65…

«Значит, мы братья…»

Я не искал встречи с обвиняемым, он сам ко мне подошел в перерыве предпоследнего дня процесса. Дело в том, что он и бросившиеся его обнимать женщины сразу же заметили, что я их снимаю, хоть я и стоял метрах в десяти и «брал» их на тихую пушку зума, стараясь не привлекать внимания. Одна из женщин настойчиво потребовала удалить все фото с ее участием, а так как сам добрый доктор, грустно улыбнувшись (чего тут радоваться, когда тебе грозит 30 лет), тут же сказал: «Я сейчас вернусь и позволю вам меня поснимать», то я поддался требованиям. Через минуту доктор вернулся, но уже с другим предложением: «Я сегодня не очень хорошо одет, давайте завтра, я буду выступать, оденусь намного лучше…»

Назавтра доктор действительно выступил — с последним, чрезвычайно лаконичным словом, но остальное не подтвердилось — одет он был так же, как и накануне: аккуратные темно-синие брюки, чистые классические темные ботинки. Правда, свитер, кажется, был другим — не песочным, а чуть более оранжевым. И рубашка — чуть другого оттенка, хотя тоже светлая. Впрочем, возможно, для него это были важные нюансы, особенно в судьбоносный день.

А накануне судьбоносного он поинтересовался, для какого СМИ я работаю и какая у меня фамилия.

— Safronov?! — внезапно обрадовавшись, переспросил он не потому, что мог знать мою фамилию, а потому что догадался, какого она может быть происхождения. — Ви говорите па-рюски? Так значит, ми с вами братья! — сразу же перешел он на тот язык, на котором обучался медицине в советском Ленинграде.

— Я еще и по-украински говорю, — выпалил я, не найдя в себе вот так, экспромтом, христианской способности к всепониманию.

— Ну что же, я бывал и в Украине, тогда это еще было возможным, — сказал он с тем же легким акцентом, показав, как внимательно следит за развитием языка и событий, ведь в советском Ленинграде явно не говорили так, как сейчас только и следует говорить: «в Украине».

— Ну, что бы вы хотели спросить? — поинтересовался доктор после того, как я малодушно закруглил тему «братства».

— Я просто не был на предыдущих заседаниях. Что сказало обвинение, какие выдвинуло против вас факты и как вы их отрицаете?

— У меня вообще нет фактов. Как вы поняли*, меня обвиняют за то, что я учился в России, когда там был коммунизм, и что я хуту с запада страны — как будто только из-за этого я экстремист. И всё! Вот факты. Нет других фактов. Факт один — такой, что я врач-гигиенист, и во время этого… в это время… я просто… как сказать… был похороны людей… и всё… Но я ничего не видел.

— Вы не видели ничего?!

— Я ни в чем не обвинен. И никто меня не обвиняет, никто.

— Вы говорите, что участвовали в похоронах людей… В течение какого времени? И сколько их было?

— Где-то одна неделя. Потому что я гигиенист… Я советовал. (…) И всё.

— А эти люди были убиты во время геноцида?

— Да, да.

— А это в каком месяце (1994 года) было?

— Они были убиты в апреле, и похороны были где-то в мае. Вот и всё. Сейчас я ничего не могу сказать.

— А это в каком городе было?

— Бутаре. Всё.

— Это были сотни людей или тысячи?

— Остальное давайте будете с моим адвокатом.

— А вы выступали уже или еще нет?

— Завтра.

— А приговор когда ожидается?

— Завтра.

— Вечером?

— Вечером, — холодно подтвердила на русском подошедшая к нам руандийская женщина (вероятно, жена), и, они, обнявшись, отошли в сторону.

Последнее слово. «Я никогда не приказывал добивать выживших»

На следующий день, 30 октября, заседание было назначено на 9:30. Доктор и его русскоговорящая женщина, как и накануне, встали в общую очередь к металлоискателю, установленному перед залом судебных заседаний. Хотя выдвинутые прокуратурой обвинения абсолютно точно можно назвать особо тяжкими, никто не лишал обвиняемого свободы — вплоть до вынесения приговора. Доктора отпустили домой даже в предпоследний день, когда уже стало известно, что для него запросили 30 лет. И это с учетом открытых границ полумиллиардного Евросоюза. Доктор стоял в очереди почти сразу за мной. Но снимать в упор человека, который готовится произнести последнее слово перед вынесением приговора на пожизненный срок, я не стал, а потом это уже было технически невозможно. Не смог я заставить себя и просто с ним заговорить, хотя дурная воспитанность призывала сказать «здравствуйте». Он меня, кажется, заметить не успел. В судебном зале я, как и другие журналисты, смотрел на него сверху, с отведенной для нас галерки. Спектакль оказался тяжелым, особенно его второй, вечерний акт.

Начался он с небольшим опозданием.

Все зрители, адвокаты, прокуроры, истцы и журналисты оказались в зале в 9:35, и доктор успел с грустной улыбкой три минуты о чем-то поговорить со своим адвокатом Меиляком.

Судьи и 11 присяжных вошли в 9:38. «Встать, суд идет», слово обвиняемому. На самое важное в своей жизни слово доктор потратил не больше трех минут. Возможно, таков был совет адвокатов. Говорил не очень громко, со смирением…

После этого председательствующий судья Жан-Марк Лавернь объявил: «Прения, таким образом, закончены» — и в рамках выдвинутых прокуратурой обвинений попросил присяжных ответить на 11 вопросов, подробно описав каждый из них. Затем подчеркнул, что присяжные должны принимать решения «в гармонии со своей совестью», руководствуясь главным принципом — «внутренней убежденностью». Добавил: «Мы удаляемся на совещание и не выйдем, пока не примем решения, сколько бы времени это ни заняло… Месье Рвамучо, до этого времени вы не должны покидать Дворец правосудия…»

После этого к доктору подошли любящие его люди — женщины, мужчина, еще мужчина… Дюжина, не меньше. Обнялись. Потом доктор посмотрел наверх. Увидел меня, стоящего в первом ряду галерки.

Я выразил лицом сочувствие, поднял плечи — хоть я и не могу заглушить в себе понимание, что он, скорее всего, виновен, мне все равно его жалко в его нынешнем состоянии. Он кивнул, вздохнул и пожал плечами в ответ.

* * *

Журналисты вышли из зала первыми, но доктор к нам уже не показался. Как объяснили жандармы, ему позволили выйти через другую дверь — наверное, чтобы не подставлять под вспышки камер.

На вопрос, к какому часу можно ожидать приговора, девушка-жандарм ответила: «Вероятно, не раньше 20 часов». То есть через 10 часов.

Он знает о геноциде «по откровениям в постели»…

А пока мы ждем. Более многочисленная сторона — близкие доктора и его «болельщики» (в числе которых — «председатель правительства Руанды в изгнании» священник Тома Нахимана) — сидят на первом этаже дворца, возле зала заседаний, а на втором этаже — Ален Готье, создатель и руководитель Коллектива гражданских истцов по Руанде (Collectif des parties civiles pour Rwanda), его жена, несколько журналистов…

Готье рассказывает мне, что это именно его коллектив инициировал расследование в отношении Эжена Рвамучо и, выходит, довел его до суда. А ведь «геноцидчик Рвамучо» (Готье называет его по-французски génocidaire) попал к нему «в руки», можно сказать, случайно:

— В 2002 году, когда мы только создали нашу ассоциацию, я участвовал в коллоквиуме в Сенате Франции, организованном группой негационистов. Я был немного шокирован речами, которые там услышал, и в какой-то момент задал вопрос. Кто-то спросил: «А кто этот белый, что задает вопросы?» И тогда кто-то повернулся и сказал: «Этот белый знает о Руанде только по confidences sur l'oreiller». («По откровениям в постели» — намек на то, что у Готье руандийская жена. — Ред.). И я спросил у своего соседа, моего друга: «Ты знаешь этого типа?» Он говорит: «Да, это доктор Рвамучо». И вот так он открылся. С этого момента мы начали наши поиски. Пять лет мы собирали свидетельства в Руанде, мы привезли документы, которые его касались, и в 2007 году подали заявление в прокуратуру.

* * *

С тех пор была долгая судебная процедура, и вызвано это было несколькими обстоятельствами, говорит Готье:

• во-первых, «французское правосудие традиционно тянет резину»,
• во-вторых, с 2006 по 2009 год Руанда разорвала дипотношения с Францией**,
• в третьих, до 2012 года дела о руандийском геноциде рассматривались медленнее, «пока при Парижском суде не появилось подразделение по преступлениям против человечности».

После создания подразделения процедура стала более упорядоченной:

— Каждый раз, когда мы подаем жалобу, прокуратура назначает судебных следователей, которые затем едут по судебному следственному поручению в Руанду, чтобы искать как свидетелей обвинения, так и свидетелей защиты. Часто на это нужны годы… И когда следователи считают, что имеют достаточно доказательств, прокуратура решает либо отправить дело в суд присяжных, либо объявить об отсутствии состава преступления. И такое уже было в нескольких случаях, когда мы подавали жалобы. С 2001 года мы написали примерно 35 жалоб…

— И скольких судили?

На тот момент приговор доктору еще не был вынесен, но правозащитник Готье все предсказал заранее.

* * *

Он рассказал еще кое-что о докторе, которого изучил со всех возможных сторон. И посетил все заседания суда над ним. Говорит: «После каждого заседания мы составляли подробный отчет. Можете найти у нас на сайте».

Значит ли это, что Готье просто-напросто не может забыть фразу, которую Рвамучо бросил в его адрес в Сенате двадцать с лишним лет назад? Разве что отчасти, потому что ассоциация довела до суда и «других геноцидчиков», как и было сказано.

— Рвамучо был арестован во Франции в 2010-м, но вскоре вышел. Почему тогда арестовали и достаточно быстро отпустили?

— Он тогда был арестован на кладбище***, когда участвовал в похоронах одного из своих друзей, который был сооснователем CDR — самой экстремистской партии Руанды (хоронили Жан-Боско Бараягвизу — помимо прочего, секретаря исполкома печально знаменитой радиостанции «Свободное радио и телевидение тысячи холмов» (RTLM). Бараягвиза, приговоренный за участие в геноциде Международным уголовным трибуналом по Руанде (МУТР), умер во время отбывания наказания в тюрьме Бенина, но был похоронен во Франции. — Ред.). Правоохранители тогда надеялись арестовать Кабугу, финансиста геноцида (и печально знаменитого радио. — Ред.), но арестовали Рвамучо.

И потом было требование о его экстрадиции со стороны руандийских властей. Но Кассационный суд (во Франции) всегда отказывал в экстрадиции в Руанду. Так что через три месяца Рвамучо выпустили на свободу, и с тех пор он больше никогда не был под стражей. Он продолжал жить, работать.

— Рвамучо известен французской юстиции только с 2007 года благодаря вашей жалобе. Но ведь еще в 2000-м, когда он впервые попросил французский вид на жительство, ему отказали, как говорят, как раз ссылаясь на подозрения в соучастии в геноциде. Подозрения не подтвердились? Ведь позднее он получил вид на жительство…

— Да, [в 2000 году] OFPRA (Французское ведомство по защите беженцев и лиц без гражданства. — Ред.) отказало ему в статусе политического беженца. Но в ту эпоху OFPRA еще не обязано было передавать юстиции решения, которые оно принимало. Так что никто тогда не узнал. И все это осталось там…

(На следующий день после суда я нашел в газете Le Monde формулировку, с которой OFPRA отказала Рвамучо: «Решительно подстрекал и поощрял своих соотечественников к участию в осуществлении геноцида». — Ю. С.).

— Что вы услышали на этом процессе самое противоречивое, что вас больше всего поразило в показаниях Рвамучо?

— То, что он ничего не признает. Он обвинен в том, что произнес речь в университете в Бутаре 14 мая 1994 года в присутствии премьер-министра Жана Камбады и побуждал интеллектуалов, как его и просил премьер, «наконец принять участие» в геноциде. Говорил, что не только крестьяне могут участвовать, нужно даже дать оружие (интеллектуалам). На суде Рвамучо защищался, говоря, что не это хотел сказать…

— А какие есть доказательства того, что он не только участвовал в захоронениях, но и убивал кого-то? Или позволял убить?

— Нет, никто теперь не говорит, что он убил кого-то. Даже гособвинители отказались от этого обвинения. Он также лично не захоранивал раненых людей. Но он присутствовал в момент такого захоронения. Этого может хватить в юридическом плане, чтобы обвинить его в том, что он ничего не делал, хотя мог помешать этому.

— Но есть подтверждение того, что там были еще живые люди?

— Есть свидетели (обвинения), которые пришли и сказали, что там были живые. Но поверят ли им присяжные… Он говорит: нет. Все люди, захоронение которых я видел, к тому моменту были мертвы.

* * *

Дальше Готье хоть и не говорит, что считает доказательную базу против Рвамучо «хрупкой и недостаточной», как сказал в суде его адвокат, но признает, что свидетельств не так много:

— Проблема в том, что Рвамучо совсем не известен в Бутаре. (…) Так что почти никто не свидетельствует, что он там был. Но такие есть. Есть водитель машины, который провез французских следователей по десяти местам, где Рвамучо, согласно обвинению, [организовывал] создание массовых могил. И водитель всегда свидетельствовал: Рвамучо там был. Он и сам не отрицает, что был там, но говорит, что «по санитарным причинам».

Мы очень хорошо знаем руандийскую коммуну Ндора, потому что уже изобличили местного супрефекта, который в 1994-м собрал всех тутси на одном холме, и затем 25 тысяч человек было убито. Рвамучо, среди прочего, присутствовал на захоронении жертв этого холма… Трибунал по Руанде приговорил супрефекта к 25 годам тюрьмы.

Приговор. «Позор французскому правосудию»?

…В полвосьмого вечера Готье конфиденциально сообщил: оглашение приговора назначено на 20:15.

…Мы в зале. Я смотрю с галерки на Эжена Рвамучо, который, сидя в высоком голубом кресле и повернувшись к своим адвокатам, о чем-то тихо, с улыбкой, с ними разговаривает. В 20:18 в зал один за другим входят присяжные и судьи. Неопытные присяжные, видимо, не умеют скрывать эмоций. На убитых лицах большинства из них обвинительный приговор читается с первого взгляда.

Председательствующий Лавернь начинает, один за другим, снова перечислять все 11 вопросов, поставленных перед присяжными, и сообщать, на какие они ответили «виновен», а на какие — «нет». В итоге на восемь вопросов ответ «виновен». После перечисления нескольких десятков статей французского УК и международных правовых документов (в том числе МУТР), председательствующий объявляет:

* * *

Если коротко, то суд признал Рвамучо виновным:

• в пособничестве геноциду и участии в сговоре с целью подготовки геноцида,
• соучастии в преступлениях против человечности,
• участии в сговоре с целью подготовки этих преступлений.

При этом он был оправдан по обвинениям в осуществлении геноцида и преступлениях против человечности.

Рвамучо держится внешне спокойно — поворачивается лицом к залу, где сидят его близкие, прикладывает руки к губам, как будто в молитве, в то время как два жандарма уже встали за его спиной, готовые увести подсудимого из этого свободного мира в другой, который еще хуже. Он, видя одного из жандармов, почему-то говорит ему «спасибо», берет принесенный с собой черный рюкзак и бумажный пакет с вещами, уходит…

Потом, переговорив в углу зала с жандармами, возвращается, говорит своим: «Будьте сильными».

«Мы с тобой!» — отвечает ему одна из его дочерей (по данным AFP, я этого не услышал).

20:51. Рвамучо жмет руку своей адвокатше. Его уводят.

Мы, зрители, выходим из зала и снова оказываемся на свободе.

Покидая это мероприятие, в ходе которого никто не проявил радости, я вижу, как выходящая прямо передо мной красивая темнокожая девушка (возможно, она и есть «одна из дочерей») бросает в зал: «Позор французскому правосудию!.. А он и там останется сильным» — и уходит.

А что по этому поводу думает радио?

Хотелось бы с ней согласиться, но есть немало косвенных признаков, указывающих на то, что «сила» доктора Рвамучо — злая. Я окончательно осознаю это постепенно, погружаясь в детали судебных заседаний.

На судебном заседании 11 октября был заслушан экс-премьер «геноцидного» временного правительства Руанды Жан Камбанда. Выступал он в режиме видеоконференции из тюрьмы в Сенегале, где отбывает пожизненное заключение по приговору МУТР. Камбанда поддержал Рвамучо, назвав его «мужественным человеком», который «выполнил свою работу».

В числе «близких людей Рвамучо» газета Le Monde называет и руандийского врача-гинеколога Состена Муньеману, который в декабре 2023-го за участие в геноциде был приговорен судом присяжных Парижа к 24 годам лишения свободы (он тоже обжаловал приговор).

26 октября председательствующий судья Лавернь задал Рвамучо вопрос о характере его связей с Жаном-Боско Бараягвизой, основателем «Коалиции в защиту Республики», партии экстремистов хуту, секретарем исполкома радиостанции RTLM, «акционером которой Руамучо являлся в коммерческих целях». «Господин Рвамучо продолжал уклоняться от ответа, утверждая, что он стал жертвой «политического процесса», — пишет Monde.

А выступление доктора Рвамучо 14 мая 1994 года в университете в Бутаре, как выясняется, транслировали в эфире RTLM…

Когда он сам на суде сравнивает свою речь с «Марсельезой», он цитирует такие строчки из французского гимна: «К оружию, граждане! Создавайте свои батальоны».

* * *

Перед ямами, вырытыми экскаваторами, директор Университетского центра общественного здравоохранения Эжен Рвамучо стоял, вооруженный винтовкой, выданной властями. Он признает, что был с оружием, но уверяет, что «никогда им не пользовался».

Вспоминаю слова Готье: «Люди живые… там были… И их зачерпывали экскаватором».

Суд не для всех

Приговор «неприемлем», и он «не на высоте исторического судебного разбирательства» — реагирует, выйдя из зала суда, адвокат осужденного Филлипп Меиляк, объявляя, что «на следующее же утро» подаст апелляцию.

Суд, наверное, разберется. Возможно, хотя и вряд ли, даже найдет процедурные нарушения… Потому что уже были случаи, когда людям, в чьей вине не приходится сомневаться, удавалось уходить от ответственности «за недостаточностью улик».

Ален Готье рассказывал, как в самом начале работы их коллектива они занимались случаем священника Венчеслава Муньешяки из церкви Святого Семейства в Кигали. Служителя церкви обвиняли в том, что он выдавал людей тутси геноцидчикам. Но через 25 лет французское правосудие вынуждено было объявить об «отсутствии состава преступления». При этом в Руанде «святой отец»***** еще в 2006-м был приговорен к пожизненному.

Еще один «пример» пришел сам. Как пишет Le Monde, каждый день доктора Рвамучо приходил поддержать на слушаниях Калликст Мбарушимана, бывший исполнительный секретарь «Демократических сил за освобождение Руанды», вооруженной группы хуту. Несмотря на то что много лет он находился под следствием МУТР и Международного уголовного суда, обвинения, выдвинутые против него во Франции Коллективом гражданских истцов по Руанде, 1 октября были сняты по решению упомянутого выше подразделения парижского суда по преступлениям против человечности. «За недостаточностью улик». Мбарушимана 20 лет живет во Франции в статусе политического беженца.

Есть и другие «основания» для непреследования виновных, говорит Готье.

Для примера он приводит случай вдовы руандийского президента Жювеналя Хабьяриманы, которую в 2010-м тоже арестовывали во Франции, но вскоре отпустили. И сегодня — тишина. «Я думаю, что ее никогда не будут судить», — прогнозирует Готье, поясняя это «политическими причинами». Искать ли эти причины в ответственности самой Франции за этот геноцид? Ответственности, которая признана, но не полностью, уже и президентом Макроном.

14 ноября Ален Готье ждет решения административного суда Парижа по иску пострадавших, обвиняющих французское государство в «фактическом соучастии» в геноциде. Речь в жалобе идет и о конкретном действии (или, точнее, бездействии?) французских военных, которые, по мнению заявителей, «сознательно» с 27 по 30 июня 1994 года оставили без защиты около 2000 людей народности тутси, укрывшихся на холмах Бисесеро. И тем самым позволили «геноцидчикам» расправиться с ними.

Отдельная жалоба по поводу этих «событий в Бисесеро» подана в Апелляционный суд Парижа, который должен вынести решение 11 декабря.

С большой долей вероятности истцы получат отказ.

* * *

Вполне возможно, что и доктор Рвамучо никогда не был бы осужден, если бы не пришел на тот «злополучный» коллоквиум в Сенате и не бросил оскорбительную реплику в адрес Алена Готье.

До сих пор во Франции, по подсчетам СМИ и правозащитников, живет никак не меньше сотни руандийских «геноцидчиков». Еще больше их в других, главным образом африканских странах.

* * *

Как бы то ни было, помимо приговоренных МУТР, девять человек уже осуждены во Франции, а еще около 40 дел подозреваемых, проживающих здесь, сейчас находится «на стадии расследования». Филибер Гаквензире, президент Ассоциации выживших жертв Ibuka, так сказал корреспондентке Le Monde в Руанде: «Нам нужно идти дальше, потому что оставшихся дел все еще очень много, и эти дела не менее знаковые, чем дело Рвамучо».

* * *

Какой еще урок можно извлечь из примера этого доктора, учившегося, так уж вышло, в России?

О том, что любой рядовой исполнитель, уверенный сегодня, что не понесет наказания, потому что выполнял приказ и потому, что до него ввиду «незначительности содеянного» очередь «никогда не дойдет», может очень сильно ошибаться?

* Я этого не понял и понять не мог, потому что доктора не обвиняли на этом суде в чем-либо, связанном с его учебой в СССР.

** «Потому что был доклад французского судебного следователя Брюгьера, который обвинил президента (тутси) Кагаме и его приближенных в сбитии самолета президента (хуту) Хабьяриманы (уничтожение самолета и стало предлогом к началу геноцида. — Ред.). Что было опровергнуто через несколько лет докладом другого следователя — Тревидика», — напоминает Готье. На руках нынешнего президента Руанды и его приближенных в любом случае много крови, напоминала на процессе адвокат доктора Рвамучо, пытаясь использовать для его защиты прием «вотэбаутизма».

*** Рвамучо был арестован на кладбище 26 мая 2010 года на основании международного ордера на арест, выданного Руандой, где в 2009 году его заочно приговорили к пожизненному сроку. О существовании ордера, по данным региональной газеты La Voix du Nord, французским следователям «напомнила» проведшая поиск в интернете медсестра из больницы города Мобёжа, которую обидела реплика доктора Рвамучо о ее полноте. Готье в ответ на цитирование этой версии напоминает о своей жалобе, поданной гораздо раньше — в 2007 году. Впрочем, зная о некоторых практиках французской бюрократии, можно предположить, что жалоба 2007 года была где-то затеряна или забыта.

**** Гражданскими истцами объявили себя около 800 человек, большая часть из которых «идет» через организацию Алена Готье.

***** В 2023 году он был отстранен от священнослужения папой римским Франциском. Но это было наказание не за геноцид, а за то, что священник признал свое отцовство.