Штат Айова — другая Америка, в основном одноэтажная, глубинная. Признаюсь — я не очень хорошо ее знаю и поэтому не мог не воспользоваться приглашением старого знакомого побывать в этом штате. Насколько я помню, второй или третий раз в жизни.

Грег — американский дипломат на пенсии, с которым мы познакомились во время первых, неудачных переговоров по ракетам средней дальности в Женеве в начале восьмидесятых годов прошлого столетия. Потом он работал в Москве, в Вашингтоне, закончил карьеру в Бразилии. Сейчас живет в родном штате, недалеко от Гриннелл-колледжа, где учился.

От Вашингтона до столицы Айовы — города Де-Мойн — чуть больше двух часов лету. Аэропорт этого сравнительно небольшого города — довольно приличных размеров, у нас такие в городах-миллионниках. Строят второй терминал.

Водитель, везущий меня в Гриннелл, пожилой коренной житель Айовы, по дороге рассказывает о себе и о штате. Ему за семьдесят, был владельцем IT-компании, продал ее, некоторое время отдыхал, но это ему надоело, стал подрабатывать водителем в университете. Как и других людей, я не расспрашиваю его о том, будет ли он голосовать и за кого, но по разговору ясно, что это умеренный республиканец. Его идеал президента — Рональд Рейган. «Хорошо было, спокойно». Жизнью доволен, дети давно выросли, все преуспевают.

Гриннелл-колледж — небольшой, но престижный частный университет. 1200 студентов (одна треть из них — иностранцы, в основном из Индии, Китая, Японии, некоторых стран Центральной Европы), плата за обучение высокая, условия для учебы идеальные. Среди спонсоров-благодетелей университета — один из самых богатых людей в мире инвестор Уоррен Баффет. Грег и профессор Эд Коун приглашают меня пообедать. Порции гигантские, это способ «поддержать местного производителя» — штат сельскохозяйственный, свиней на здешних фермах в восемь раз больше, чем жителей штата. Мои собеседники не скрывают — будут голосовать за Харрис, Трампа считают опасным, непредсказуемым человеком.

На следующий день — встречи со студентами и преподавателями. За ланчем мне задают вопросы о временах, когда я работал в МИДе и отношения между Россией и Америкой были, в отличие от нынешних, если не идеальными, то вполне нормальными и с хорошей перспективой. Сейчас это кажется далеким прошлым. Можно ли вернуться к таким отношениям? Я отвечаю, что не знаю, но думаю, что это было бы в интересах и России, и Америки.

Я спрашиваю, ощущают ли студенты ту поляризацию, политическую нетерпимость, раскол общества, о котором сейчас так много говорят в США. Одна из студенток, местная, отвечает довольно подробно. Да, люди разделились по своим политическим предпочтениям, но Айова такой штат, где поляризация проявляется в более мягких формах. В ее семье раскола нет, но жаль, что общение с некоторыми родственниками почти прекратилось. Им ничего доказать невозможно. Такой ответ я слышал несколько раз.

В четыре часа дня — моя лекция для студентов и преподавателей университета. Я пришел, как договаривались, за полчаса, чтобы наладить показ слайдов и проверить микрофоны. Народу пока никого. Придут ли? Зря беспокоился — за пять минут до начала аудитория была заполнена. В Гриннелле традиционно сильная программа изучения русского языка, истории и культуры. Правда, преподаватели, как и в других американских вузах, жалуются на снижение интереса к этим курсам — с каждым годом записывается все меньше студентов. Мне это кажется странным — в самые мрачные года холодной войны интерес к Советскому Союзу, русскому языку был высок, снизился он после окончания холодной войны и распада СССР. Сейчас, в аналогичных холодной войне условиях, казалось бы, должен быть и запрос, и интерес. Но и то, и другое смещается в сторону Китая и Ближнего Востока.

После выступления — неформальное общение со студентами, один из которых оказался из Грузии. Симпатичный, умный молодой человек, на последнем году обучения. Возвращаться на родину пока не собирается.

Затем обед с ветеранами университета. Разговор очень доброжелательный. На улице в это время шел сильный дождь. И тут — неожиданность. Мы уже расходились по домам, когда по телефонам пришло уведомление о приближении торнадо. Это здесь, как почти везде на Среднем Западе США, довольно частое явление. Всем было предложено спуститься в подвальный этаж, где мы проторчали минут пятнадцать, пока не пришло сообщение, что торнадо либо рассосалось, либо ушло в другую сторону. Под ливнем добежали до машины…

На следующий день — программа, которую организовала Рита, тоже моя знакомая, сотрудница Национальной академии наук. Это, в отличие от Российской академии, довольно скромная частная институция, которая сохраняет некоторые контакты с РАН. Рита очень расстроена нынешним коллапсом в российско-американских отношениях, но надеется, что придет время, когда контакты возобновятся в полном объеме. Она, как и Грег, родилась в Айове. Мы едем в Айова-сити, где расположен Университет штата Айова — большой государственный вуз, в котором уроженцы штата получают большие льготы — сниженную плату за обучение и, для малоимущих при определенных условиях, стипендию.

По сравнению с просторной территорией Гриннелла, по которой не спеша куда-то идут, а может быть, просто гуляют расслабленные студенты, Айова-стейт — гудящий улей. Множество зданий различных факультетов — от геологического и сельскохозяйственного до медицинского и гуманитарных наук. Опять-таки, судя по вопросам, которые задавали студенты после моих двух выступлений, в университете они не «отбывают номер», а реально учатся и внимательно следят за событиями.

Но голоса выборщиков от этого штата скорее всего унесет Трамп. Еще недавно этот штат был спорным и нередко «синим» (за демократов), в 2008 и 2012 годах здесь побеждал Обама, но в последнее время, как и большинство штатов с преобладанием сельского населения, Айова сильно качнулась вправо.

Следующий номер моей программы — встреча с судьей Кевином Маккивером, другом семьи Риты. Человек с богатой биографией — в молодости (начало 1990-х годов) семь лет служил на флоте, потом учился на юридическом факультете, был прокурором, недолго занимался частной практикой, а с 2015 года — окружной судья. Афроамериканец.

Разговор получился интересным. Служба на флоте пришлась на годы, когда холодная война ушла в прошлое. Это чувствовалось во всем, говорит судья. Раньше мы должны были различать силуэты всех советских военных кораблей, это регулярно проверялось. Потом это требование было отменено. Строго соблюдались соглашения о предотвращении опасной военной деятельности и инцидентов на морях. Мы интересно поговорили о сходствах и различиях дипломатического и судебного перевода. Маккивер рассматривал несколько дел, где требовался перевод на китайский язык. Кроме того, в штате много боснийских беженцев и иммигрантов. Выходцы из этой балканской страны ведут себя спокойно, говорит судья, но некоторые дела доходят до суда. Переводчиков приходится приглашать из одного из чикагских университетов.

В Айове судьи не избираются, а назначаются губернатором по представлению специальной комиссии с участием судей и общественности. Но через шесть лет избиратели должны подтвердить выбор (Маккиверу это предстоит в нынешнем году). Судьи не должны занимать политических позиций. Но вопрос о поляризации я все-таки задал.

Да, проблема реальная, ответил Маккивер, и обостряющаяся. Причин много, и одна из них — социальные сети. Они не располагают к спокойному обсуждению проблем. Это своего рода эхо-камеры, в которых громче всего резонируют голоса людей, занимающих крайние позиции. Люди читают в основном то, что подтверждает уже сложившееся у них мнение. И высказываются обычно грубее, чем в нормальном общении лицом к лицу. Некоторым это в конце концов надоедает, но далеко не всем. Инфлюенсеры знают, что взвешенные, изложенные нормальным человеческим языком мнения вряд ли привлекут к себе внимание. Из-за этого меняется и политическая речь. Но в Америке многое развивается по закону маятника, и можно надеяться, что со временем он качнется в противоположную сторону.

Прощаемся с судьей после ланча (бутерброды) в кафе, владельцы и персонал которого — амиши (о них можно посмотреть кинофильм «Свидетель» или погуглить). И едем в гости к матери Риты, энергичной женщине 83 лет. Она собрала своих друзей и знакомых, от 65 и старше, чтобы я мог пообщаться с народом.

В гостиной небольшого дома в городке Винтон (население 5 тысяч человек) собралось человек пятнадцать. Среди них учителя, врач, юрист, пастор местной протестантской церкви, домохозяйки. Ритина мама много лет была директором местной школы. Она горячая сторонница общедоступного государственного образования и критикует недавно принятые в штате законы, позволяющие родителям забирать часть уплаченных в бюджет штата налогов и отдавать детей в частные, т.е. платные, как правило, религиозные школы. В результате, особенно в сельской местности, «вымывается» финансирование общедоступных школ, некоторые закрываются.

Некоторые из них в свое время участвовали в «народной дипломатии», ездили в Советский Союз, в Россию. Айова была породненным штатом со Ставропольским краем, родиной Михаила Горбачева. Снова слышу добрые слова о нем и о Рональде Рейгане. Снова — слова надежды на то, что происходящее сейчас — не навсегда.

А я задаю все тот же вопрос — о поляризации. Ответы разнообразные.

— Поляризация есть. Люди стали меньше прислушиваться друг к другу. Но пресса преувеличивает это явление. Газетам надо о чем-то писать, телевидению — вещать.

— Да, есть. Но мы в Айове — люди хорошие, доброжелательные (есть такая фраза — Iowa nice. — П. П.). Стараемся не обострять.

— Виноваты политики. Это они разжигают. Раньше рейтинги одобрения политиков были, как правило, выше пятидесяти процентов. Теперь — ниже, иногда значительно. Но они не заслуживают большего. Это относится и к нынешним кандидатам.

— Сложился этикет общения, в рамках которого мы стараемся оставаться. Между прочим, это старый принцип — не обсуждать политику, религию и деньги.

— Поляризация налицо, она гораздо больше, чем прежде. Предвыборные кампании превратились в бесконечный, изматывающий всех марафон. По телевизору выступают психиатры, дают советы, как преодолеть стресс. Какой-то тупик, и выхода из него пока не видно.

Вот такая картина. Но, как говорила моя мама, люди хорошие.