Люди, в октябре 1917-го захватившие власть в России, считаются идеалистами и бессребрениками. Тех, кто постарше, с детских лет учили с почтительностью относиться к ним (к «ленинской гвардии») и тем более к самому основоположнику. На самом деле эти люди были начисто лишены всяких моральных принципов, им их заменяла фанатичная вера в то, что будущее, возводимое по рецептам единственно верной науки, оправдывает и ложь, и предательство, и безудержную жестокость.

Главным свидетелем обвинения здесь выступает, как всегда, язык, на котором они изъяснялись и который (увы!) с энтузиазмом приняла страна.

Исследователь пишет: «Одними из наиболее часто упоминаемых в метафорическом смысле животных «советского зверинца» были змеи, пауки и скорпионы: «беззубое змеиное шипение вредителей в науке»; «бело-монархические гадюки»; «кулаки-пауки»; «скорпионы самодержавия». Советские газеты и журналы писали о «французском империалистическом пауке, разбухшем от немецкой репарационной крови»»; о «паутине клеветы, которую ткут социал-демократические прихвостни империализма. Литератор Серафимович в очерке «Сражение» писал: «О, гады, шипуче-ползущие, извивающиеся вокруг ног идущих миллионов, меньшевистско-буржуазные гады! Нет, вам не заронить в сердца бойцов яда вашей мутно-лживой слюны».

Принстонский профессор Стивен Коткин в своем труде «Сталин» (первые четыре тома к 2023 году успели выйти в России в издательстве Института Гайдара) пишет:

«Когда Троцкий сообщил на совместном пленуме ЦК и ЦКК в сентябре 1927 года, что бывший врангелевский офицер, связанный с разгромленной «оппозиционной типографией», был агентом ОГПУ, раздался возглас: «Это не к порядку дня». Каганович выкрикнул: «Меньшевик! Контрреволюционер!»

Председательствующий без конца звонил в колокольчик. Кто-то бросил в Троцкого том экономической статистики, еще один запустил в него стакан с водой.

Так они общались на заседаниях высшего в стране органа — с теми, кого называли «товарищами».

О кровавом «февральско-мартовском пленуме» 1937 года обычно сдержанный Коткин пишет: «Всё это можно было бы услышать на скотобойне, если бы свиньи, коровы и овцы могли говорить».

Огромную стенограмму этого пленума не просто сразу засекретили: примерно треть заседаний (самая яркая — «бухаринская» часть) — в стенограмму не попала вообще, как не было ее. Даже «для своих», в занумерованный, распространяемый только среди членов ЦК отчет она не попала. И извлекли стенограмму из партийного архива лишь спустя более чем полстолетия, опубликовав в 26 (!) номерах журнала «Вопросы истории» в 1993 году, 1994-м и 1995-м. Без комментариев, без оценок.

Из 72 человек, выступивших на пленуме, 53 были расстреляны.

Это все скрыто за словами «культ личности». Стоит задуматься: если раз за разом в стране происходит обожествление каждого нового вождя, наверное, это о чем-то говорит; не только ведь о прискорбных чертах характера того или иного персонажа. По-другому и не может произойти — в строго законспирированной централизованной системе, где «свой Сталин» неминуемо рождается в любой крохотной конторе.

«Любимый вождь уральских большевиков» и другие

Четыре года назад перед командировкой на родину Горбачева — в село Привольное Ставропольского края — в главном хранилище периодической печати страны, в газетном комплексе Российской национальной библиотеки мне нашли подшивки районной газеты 30-х годов. Я тогда несколько дней просидел в читальном зале, делая выписки и стараясь представить, что осталось за этими пожелтевшими страницами.

Нашел, например, стихи Алексея Геталова, привольнинского учителя, учившего Горбачева, неизменно откликавшегося на все важные события окружающей жизни пламенной поэтической строкой. Вот что он, в частности, пишет в произведении, озаглавленном «Счастливая молодость (посвящаю молодым комбайнерам Рязанцеву и Потапову)»:

…Захлестнулись радостью горячей
матери-старушки и отцы —
Сыновья — герои, не иначе!
Сыновья — такие молодцы!

Не забыть вам знаменитой встречи!
Сам Ефим Георгиевич был —
сколько бодрости
короткой речью
он в сердца,
в работу вашу влил!..

Что же это за Ефим Георгиевич такой, вдохновляющий словом молодых тружеников на новые и новые победы, щедро вливающий бодрость в их сердца?

Район, в который входит Привольное, когда-то назывался Медвеженским. В 1934-м первым секретарем крайкома партии стал Ефим Евдокимов, так что уже через год один из районов (как раз — Медвеженский) удостоился быть переименованным в честь партийного руководителя.

Этот Евдокимов в 1920 году был начальником особой «Крымской ударной группы», занимавшейся превентивным уничтожением тысяч пленных белогвардейцев, несмотря на официальное обещание амнистии. За проделанную «работу» был представлен к ордену Красного Знамени. Комфронта Фрунзе наложил резолюцию: «Считаю деятельность т. Евдокимова заслуживающей поощрения. Ввиду особого характера этой деятельности проведение награждения в обычном порядке не совсем удобно».

Затем Евдокимов служил на ответственных постах в ОГПУ, но в результате внутренних склок любимую работу вынужденно оставил — и был брошен на работу партийную, сначала сюда, в Ставрополь (тогда — Ворошиловск), а в 1937-м — в Азово-Черноморский крайком.

9 ноября 1938 года арестован, а 2 февраля 1940-го расстрелян. В 1956-м реабилитирован и восстановлен в партии.

А район неожиданно (по просьбам жителей, не удивившихся, впрочем, такому своему пожеланию) был переименован в Молотовский. Тоже — не навсегда, как вы понимаете.

Старший научный сотрудник Института истории и археологии Уральского отделения РАН Андрей Сушков из Екатеринбурга написал книгу «Империя товарища Кабакова. Уральская партноменклатура в 1930-е годы».

Иван Дмитриевич Кабаков — первый секретарь Уральского обкома ВКП(б), человек с церковно-приходским образованием, возглавлявший тогда необозримую территорию, превышавшую площадь Англии, Франции и Италии, вместе взятых (впоследствии из Уральской области «нарезали» Тюменскую, Пермскую, Челябинскую, Свердловскую…).

«Любимый вождь уральских большевиков», «главный инженер-строитель социалистического Урала», Кабаков до последнего своего дня считался вернейшим учеником товарища Сталина. Едва минуло три года после приезда Кабакова в Свердловск, как его имя стал носить вступивший в эксплуатацию Магнитогорский рудник. Со временем имя Кабакова стали носить Верх-Исетский металлургический и Синарский труболитейный заводы, Уральский металлургический и Свердловский государственный педагогический институты, Свердловская авиашкола пилотов, школа № 1 и детский сад № 23 в Свердловске, колхозы в районах области…

Если «в дверях, окнах и полах бараков, где жили рабочие, зияли огромные щели, уборные располагались рядом с жильем и из них, а также из помещений для животных, где содержались коровы, прямо в бараки поступали зловония»,

Летом 1937 года Кабаков был вызван в Москву на заседание Политбюро. Поехал со спокойной душой: он не знал, что еще накануне его сняли с должности как троцкиста, шпиона и вредителя…

Расстреляли. Реабилитировали. Его имя носит сейчас улица в Туле.

Сменивший Ивана Кабакова на посту первого секретаря обкома ВКП(б) Абрам Яковлевич Столяр уже через полгода полностью повторил путь своего предшественника.

Тоже реабилитирован.

Как яхту назовете, так она и поплывет…

Точное число памятников Сталину в городах и селах Советского Союза — никем не подсчитано. Можно смело сказать, что всего их было установлено несколько тысяч — от маленьких в школах до исполинского монумента (высотой 54 метра) на канале Волго-Дон, открытом в 1952 году.

В честь Сталина были названы следующие советские города:

Сталин (1924–1929) и Сталино (1929–1961), до 1924 года — Юзовка, с 1961 года — Донецк; Сталинград (1925–1961), до 1925 года — Царицын, с 1961 года — Волгоград; Сталинабад (1929–1961), до 1929 года — Дюшамбе, с 1961 года — Душанбе; Сталинск (1932–1961), до 1932-го и с 1961 года — Новокузнецк; Сталиногорск (1933–1961), до 1933 года — Бобрики, с 1961 года — Новомосковск…

Да что там Бобрики! В 1937–1938 годах были предложения переименовать Москву в Сталинодар. Петроград же переименовали…

В годы массовых репрессий «не повезло» Томску. Многие граждане полагали, что город назван в честь бывшего лидера советских профсоюзов Михаила Томского, покончившего жизнь самоубийством в 1936 году. Анонимный автор письма в «Правду», «комсомолец завода Народного комиссариата оборонной промышленности», писал 22 декабря 1938 года в ЦК ВКП(б): «Фамилия известного оппозиционера Томского, врага советского народа, еще живет в нашей стране. Не пора ли поставить вопрос перед соответствующим органом нашего правительства о том, чтобы переименовать город Томск в город с другим названием».

Зато автор еще одного письма, преподаватель географии в одной из средних школ Челябинской области П. Ламетти, уже ничего не напутал. В августе 1938 года он сообщил властям об открытии, сделанном им при изучении новой административной карты СССР, изданной в 1936 году: «На юго-западной части острова Октябрьской революции на 95-м градусе в.д. есть мыс Гамарника. Предлагаю переименовать мыс врага народа именем героя Советского Союза товарища М.М. Громова». Письмо Ламетти было переслано в Президиум Верховного Совета СССР, в результате мыс Гамарника был переименован в мыс Медный.

Замнаркома обороны Ян Гамарник в 1937 году застрелился перед арестом, поэтому шельмовался в печати посмертно. И его, и Томского реабилитировали.

«Кто дальше всех бросил мяч?»

Лауреат Гонкуровской премии Анри Барбюс с 1923 года был членом Французской компартии и преданным другом молодой Страны Советов. В Москву он приезжал 6 раз и 3 раза встречался со Сталиным в Кремле. В начале 30-х именно ему доверили написать биографию вождя. Захватывающая его переписка по этому поводу с руководителем Управления пропаганды ЦК ВКП(б) А. Стецким опубликована в томе «Большая цензура», изданном в 2005 году Фондом А. Яковлева.

«Мне кажется, что в книге недостаточно дан образ Сталина-человека; не показан его стиль в работе, стиль его языка; не выявлены его многообразные связи с массами; не показано, какой любовью окружен Сталин. Вы не нуждаетесь ни в моих комплиментах, ни в моих похвалах, но мне хочется сказать Вам, что именно такой мощный талант, как Вы, призван дать этот величественный образ Сталина», — писал Барбюсу Стецкий.

Барбюс по мере сил пожелания заказчика выполнял, но издания биографии на русском языке так и не увидел: приехав в очередной раз в Москву, он заболел пневмонией и 30 августа 1935 года умер в Кремлевской больнице.

Например, того же Стецкого расстреляли. Кроме того, в книге писатель положительно отзывался и о Бухарине, и о Радеке, и о Бубнове…

А жаль. Очень хорошие строки остались в запрещенной книге!

«Во весь свой рост он (Сталин) возвышается над Европой и над Азией, над прошедшим и над будущим. Это — самый знаменитый и в то же время почти самый неизведанный человек в мире».

«И кто бы вы ни были, лучшее в вашей судьбе находится в руках того другого человека, который тоже бодрствует за всех и работает, — человека с головою ученого, с лицом рабочего, в одежде простого солдата».

Этими словами кончается книга. В ней, кстати, автор впервые нашел замечательную формулу: «Сталин — это Ленин сегодня!».

По указанию Сталина в «Правде» была опубликована «краткая биография» вождя на 12 полосах (вдвое больше объема обычного номера), составленная институтом Маркса–Энгельса–Ленина; кроме того, она была напечатана в виде книги (88 страниц). Получив свой экземпляр, Сталин заявил помощникам, что у него «не было времени ее смотреть». На самом же деле он изменил некоторые фразы, кое-что вставил, кое-что вычеркнул и заменил некоторые фотографии.

Но краеугольным камнем оставалась его «связь с Лениным». «О Ленине он думает всегда, и даже тогда, когда мысли его погружены в проблемы, подлежащие разрешению, рука его машинально, автоматически чертит на листке бумаги: «Ленин… учитель… друг… — восторженно писали в «Правде» Поскребышев и Двинский, два главных помощника Сталина. — Как часто после рабочего дня уносили мы с его стола исчерченные этими словами вдоль и поперек листочки».

В «Кратком биографическом очерке» (тираж 1 000 000 экземпляров), отредактированным, повторяю, лично Сталиным, сказано: «…Мастерски выполняя задачи вождя партии и народа и имея полную поддержку всего советского народа, Сталин, однако, не допускал в своей деятельности и тени самомнения, зазнайства, самолюбования. В своем интервью немецкому писателю Людвигу, где он отмечает великую роль гениального Ленина в деле преобразования нашей родины, Сталин просто заявляет о себе: «Что касается меня, то я только ученик Ленина, и моя цель — быть достойным его учеником».

Но вождь при этом строго следил, чтобы «не пересаливали». «Кто победил в «крихеви» (грузинский кулачный бой)? Сосо! — писал Григорий Елисабедшвили, приятель юного Сталина и по церковно-приходской школе в Гори, и по Тифлисской семинарии. — Кто дальше всех бросил мяч? Сосо! В то же время кто больше всех прочел книг? Сосо! Кто лучше и приятнее всех поет? — Сосо!..» Сталин запретил издавать эти воспоминания, написав: «Кроме всего прочего, автор безбожно наврал».

Больше повезло Ворошилову, старому другу и соратнику еще по прославленной обороне Царицына, хотя «наврал» он ничуть не меньше, чем Елисабедшвили. Ворошиловская статья «Сталин и Красная армия», опубликованная в 1929 году в «Правде», дала начало безудержному прославлению «нашего родителя», как без тени иронии называл вождя даже в частных письмах его заместитель по ЦК Лазарь Каганович.

Черновик статьи Ворошилов отправил Сталину на предварительный просмотр. Нарком обороны опрометчиво написал, что Сталин делал меньше ошибок, чем другие. Сталин это, конечно, заметил: «Клим! Ошибок не было, выброси этот абзац».

Но и над Ворошиловым к концу жизни вождя, похоже, начали сгущаться тучи. Осведомленный мемуарист, работавший в ЦК на разных руководящих должностях, Д. Шепилов пишет: «С годами подозрительность, страхи, маниакальные представления у Сталина явно прогрессировали… Перед тем, как лечь спать, Сталин часто пристально всматривался через окна: нет ли на земле или на снегу следов человеческих ног, не подкрадывался ли кто к окнам. В последнее время он даже запрещал сгребать свежий снег под окнами — ведь на снегу скорее увидишь следы… Он зачислял в разряд вражеских лазутчиков Молотова, Ворошилова, Микояна. В маниакальной одержимости он периодически менял работников МГБ и обслуживавших его лиц».

«Ни в чем я не виноват перед партией и перед Вами»

Лион Фейхтвангер тоже написал (как заказывали) восторженную книгу о порядках в СССР, неосторожно названную «Москва. 1937». Ее у нас тоже издали и тоже очень скоро надолго запретили. Из чувства сострадания не буду приводить многочисленные «проколы» знаменитого писателя, его «ошибки», выявившиеся буквально через пару месяцев после выхода книги.

«Чего Вы, собственно, хотите? — спросил меня шутливо один советский филолог, когда мы говорили на эту же тему. — Демократия — это господство народа, диктатура — господство одного человека. Но если этот человек является таким идеальным выразителем народа, как у нас, разве тогда демократия и диктатура не одно и то же?»

Но все-таки: как они все унижались перед Сталиным, «идеальным выразителем народа»! Как врали!

Когда ночью последний раз пришли за Зиновьевым, он поспешно сочинял письмо Сталину: «Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично.

Сталин ему не ответил. По его требованию 20 декабря 1934 года Зиновьева вместе с Каменевым снова исключили из партии. Он и потом будет писать генсеку: «В моей душе горит желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это… Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Вас и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял всё, что я готов сделать всё, чтобы заслужить прощение, снисхождение…»

Сменивший на этом посту Ленина, предсовнаркома СССР Алексей Иванович Рыков (один из лидеров «правых»), выступая на Х съезде Компартии Украины, жаловался, что оппозиция употребляет такие термины, как «диктатор Сталин», «сталинские методы». «Все это является злостной и гнусной клеветой на всю партию и на товарища Сталина», — заявил Рыков, добавив, что «ни один вопрос ни одним членом Политбюро не решается единолично».

В Политбюро, членом которого Рыков стал в тот же день, когда Сталин занял должность генерального секретаря, Алексей Иванович был важнейшим членом сталинского большинства. Он знал лучше, чем кто-либо еще, что Сталин заранее принимал многие решения без всякого Политбюро — на Старой площади, в своей кремлевской квартире, на даче в Сочи, в телефонных разговорах с руководством ОГПУ.

В 1927 году Сталин снова (в последний раз) попросил об отставке. Это тем легче сделать, что в уставе партии не предусмотрен пост генсека, заметил он. Рыкову снова пришлось спасать положение. Он безоговорочно заявил, что Центральный комитет сохранит должность генерального секретаря, «учрежденную Лениным и полученную Сталиным», за которого проголосовали все, включая оппозиционеров, изгнанных из партии. Рыков указал, что Сталин полностью оправдал оказанное ему доверие своей работой — как до, так и после смерти Ленина.

Алексей Иванович Рыков был расстрелян по одному фальсифицированному делу вместе со своим другом Николаем Ивановичем Бухариным. Реабилитирован.

А могло ли быть иначе? Этот вопрос задает себе (и читателям) профессор Коткин. И доказывает, что альтернативы Сталину уже не было. Один раз «пущенный во власть», он уже никуда из нее не мог деться. Сталин «просто» забрал себе псевдоним — ЦК, и все его «оппоненты» не могли противостоять ему по этой причине. С ЦК не спорят! Партия всегда права!

Поэтому все они только и делали, что каялись и извинялись — во имя единства.

Это и есть принцип вождизма — он был заложен при строительстве партии и государства еще при Ленине. Так оставалось и при Сталине, и после него.

В конечном счете единственной альтернативой Сталину был добровольный или недобровольный демонтаж самого большевистского режима. Так считает профессор Коткин.

Голодная смерть в «цветущем саду»

В Харькове посетившего СССР видного французского политика, бывшего премьера республики Э. Эррио, сводили в «образцовый» детский сад, на тракторный завод и в музей Тараса Шевченко. Когда он захотел побывать в деревне, его отвезли в колхоз, где его снова встречали активисты и оперативники ОГПУ, на этот раз под видом крестьян. И всюду его кормили до отвала. Советская Украина похожа на «цветущий сад», отмечал Эррио в «Правде». «Когда утверждают, что Украина опустошена голодом, позвольте мне пожать плечами».

Между тем в регионах, где не было никакой или почти никакой еды, проживало до 50 миллионов граждан СССР. В 1932–1933 годах в стране был зафиксирован миллион случаев сыпного тифа и полмиллиона случаев брюшного тифа. ОГПУ в докладе Сталину (март 1933-го) сообщало о задержании 219 460 беженцев, отправившихся на поиски еды. Трупы людей и животных усеивали сельские дороги, железнодорожные пути, открытую степь, приграничную полосу. Крестьяне ели кошек и собак, выкапывали лошадиные туши, варили сусликов. Днепропетровское ОГПУ доносило в Харьков «об увеличивающихся случаях опухания и смерти на почве голода, проверенных и документально подтвержденных врачебными осмотрами».

Чекисты доносили о шайках людоедов, похищавших сирот: «Эта группа зарезала и употребила в пищу троих детей, в том числе одиннадцатилетнего сына и беспризорного, родители которого умерли от истощения».

Сталин потребовал снять украинских партруководителей Косиора и Чубаря, а начальника украинского ОГПУ Реденса понизить в должности.

Станислава Косиора и Власа Чубаря расстреляли, правда, через несколько лет, когда они оба вошли в Политбюро. И Реденса тоже.

«Инженеры»

В Большом театре, к 14-й годовщине смерти Ленина, артисты московского театра им. Вахтангова сыграли последний акт пьесы Погодина «Человек с ружьем». Сталин из императорской ложи восторженно аплодировал Рубену Симонову в роли Сталина.

Существует рассказ (легенда?) о том, как Щукин и Симонов, игравшие роли Ленина и Сталина, как-то ехали после спектакля, не смыв грима, в автомобиле по Москве. Милиционер, остановивший машину, якобы перепугался до смерти… Верю, что артисты напугали милиционера.

В 1934 году прошел Съезд советских писателей. Кто-то распространял среди членов иностранных делегаций анонимную листовку; НКВД конфисковал 9 экземпляров этой листовки, написанных карандашом, и пытался по почерку определить автора. «Вы устраиваете у себя дома различные комитеты по спасению жертв фашизма, вы собираете антивоенные конгрессы, вы устраиваете библиотеки сожженных Гитлером книг — все это хорошо, — говорилось в листовке. — Но почему мы не видим вашу деятельность по спасению жертв от нашего советского фашизма, проводимого Сталиным… Почему вы не устраиваете библиотек по спасению русской литературы… Мы лично опасаемся, что через год-другой недоучившийся в грузинский семинарии Иосиф Джугашвили (Сталин) не удовлетворится званием мирового философа и потребует по примеру Навуходоносора, чтобы его считали по крайней мере «священным быком».

Сами писатели назвали листовку провокацией из-за рубежа.

Съезд обошелся в 1,2 миллиона рублей, значительно превысив свой бюджет; вместе с завтраками, обедами и ужинами в день на одного его участника уходило около 40 рублей. Между тем средняя цена обеда в рабочей столовой составляла 84 копейки, в столовой для служащих — 1 рубль 75 копеек, обед в коммерческом ресторане стоил 5 рублей 84 копейки. В 1934 году зарплата рабочего в среднем составляла 125 рублей в месяц, зарплата школьного учителя — около 100 рублей.

«Более всего поражает то, — отмечал составитель сводки НКВД, — что после съезда писателей очень мало говорят о нем. Словно все сговорились хранить молчание». На самом деле писатели тратили немало сил именно на разговоры о том, насколько влиятелен тот или иной член правления Союза, кто идет «вверх», кто «вниз», и что это будет означать для их карьер и литературного процесса.

Тем более что платили им исключительно хорошо, в столице строились «писательские дома» с невиданной планировкой, под Москвой открылся дачный поселок в Переделкино. А сам Сталин лестно назвал своих писателей «инженерами человеческих душ».

Что, разумеется, не помешало расстрелять несколько десятков «инженеров». Несмотря на все правильные слова, которые те произносили и писали. За что? Спросить никто не решился. «В сталинском терроре скрывается элемент откровенного абсурда, не поддающийся объяснениям», — точно подметил американский советолог Адам Улам.

Центральная тема — Сталин

«Победу над Финляндией» предполагалось отпраздновать 21 декабря — в рамках юбилея вождя; и Жданов заказал Шостаковичу музыку, чтобы исполнять ее на улицах Хельсинки.

«Победа» в назначенные сроки не состоялась. «Сюита на финские темы» так и не была исполнена, но в Екатерининском зале Большого Кремлевского дворца юбилейные торжества все же состоялись. Затем Сталин вместе со своей свитой направился в соседний Георгиевский зал, где было устроено представление. Молотов без устали танцевал, демонстрируя результаты уроков танго, которые он брал вместе с Ворошиловым, и пел.

Сергей Прокофьев сочинил в честь Сталина специальную кантату «Здравица». Кантату исполнил Николай Голованов, дирижер Большого симфонического оркестра СССР. Серию специальных концертов дал хор Красной армии; усиленное внимание вновь уделялось теме «Сталин — руководитель и строитель Красной армии».

Лицо Сталина вышивали на туркменских и узбекских коврах; вырезали на кости резчики Крайнего Севера; рисовали на палехских шкатулках. Государственная Третьяковская галерея устроила выставку «Сталин и люди советской страны в изобразительном искусстве», на которой было представлено множество картин маслом, бюстов, гравюр и книжных иллюстраций. «Воля миллионов уже давно поставила перед искусством тему «Сталин» как центральную тему», — гласил каталог выставки.

В число работ, получивших наибольшую известность, входила картина Александра Герасимова «Сталин и Ворошилов в Кремле», изображавшая обоих вождей, одетых в армейские шинели и фуражки, в полный рост на фоне облачного неба и кремлевских стен и башен. Большинству художников приходилось рисовать Сталина по ретушированным фотоснимкам, но Герасимову вождь позировал. Более живой по композиции была картина Василия Ефанова «Незабываемая встреча» (1937); на ней улыбающийся Сталин держал в обеих руках ладонь девушки на приеме для активистов тяжелой индустрии; здесь же в заваленной цветами кремлевской комнате присутствовали аплодирующие Орджоникидзе, Молотов, Хрущев, Каганович, Ворошилов, Буденный, Калинин и Крупская (чуть позже скончавшаяся).

В то время как барды и акыны из всех союзных республик наперебой сочиняли панегирики вождю, были учреждены «Сталинские премии» для самых выдающихся ученых, конструкторов, оружейников и художников.

Более 4000 студентов были удостоены «сталинских стипендий». Проводились групповые экскурсии по домам, в которых жил Сталин в Сольвычегодске, Тбилиси и Гори. В киножурналах показывали, как заводы и фабрики по всей стране выполняют к юбилею взятые на себя производственные обязательства и как лачугу в Гори, в которой родился Сталин, посещают толпы паломников…

Выступая на съезде Советов в 1936 году, Молотов потчевал делегатов фантастическими цифрами роста, предусмотренными в третьем пятилетнем плане — от 13,5 до 15,2%. Предполагалось, что выпуск локомотивов по сравнению с 1937 годом вырастет на 225%, добыча угля — на 206%, производство электроэнергии — на 200%. Почти одновременно с выступлением Молотова на съезде «Крокодил» напечатал карикатуру на Третий рейх. «Что вы сделали для пропаганды нашего четырехлетнего плана?» — спрашивал Геринг Геббельса, и тот отвечал: «Запретил населению смеяться».

Через 5 лет начнется война, которая едва не опрокинет многие аксиомы, старательно вбитые в головы людей пропагандистами. Это будет стоить стране почти тридцати миллионов жизней.

Но жизни людей никто не считал — ни до, ни во время, ни после.