Магический шар и гранты от миллиардера

Главного редактора Ирину Гребневу в 2022 году оштрафовали на 100 тысяч за фейки о боевых действиях на острове Змеиный — причем вскоре после публикации Минобороны отчиталось о потерях. Было много попыток оштрафовать за дискредитацию, за опубликованные мнения (удавалось отбиться). Недавно ее также оштрафовали на 60 тысяч рублей за фейки о мобилизации еще в апрельском номере. 15 августа по требованию Генпрокуратуры Роскомнадзор приостановил выпуск газеты на 90 дней — новый номер выпустили раньше, и за это редакции уже прилетел штраф.

Но это, конечно, далеко не первые (и, зная «Арсеньевские вести», не последние) претензии властей к газете.

— У нас вышел девятый номер сразу после начала СВО, где на первой странице — портрет Путина на фоне ракет. В статье они нашли мою фразу «кадыровские головорезы». И посчитали ее экстремистской, в общем, фразой. Прокурор [Сергей Столяров] сразу же запретил следующий же номер. Сказал, мы можем печататься только после того, как номер просмотрят на предмет запрещенного. Мы, конечно, отказались. Позвоночное право — точь-в-точь как было при советской власти, — объясняет Гребнева.

— А вот этот вот магический шар нам Черепков подарил! — показывает Ирина Гребнева. С самым народным мэром Владивостока Виктором Черепковым газета в 90-е и после нежно дружила, публиковала «сериалом» его документальную повесть «Операция «Вирус» о гонениях и сфальсифицированном уголовном деле против него. Кроме громких скандалов, вплоть до выноса под микитки из здания мэрии аж с ОМОНом и взрыва гранаты у предвыборного штаба и строительства важнейших городских развязок Виктор Иванович запомнился горожанам своей верой в сверхъестественное. Ходят слухи, что даже «связывался с космосом» из-под стола рабочего кабинета. Магия не магия, но, кажется, редакцию до сих пор хранит кто-то свыше.

Черепковский подарок стоит на подоконнике за длинными желтыми, чуть оборванными шторами на проволочном карнизе. Около шара обосновалась пушистая Манечка. Ей и ее «подельнице» Алисочке принадлежат следы когтей на обоях. Кошки здесь очень нужны: цокольный этаж, сталинка, центр города. Когда часть редакции заселилась сюда в 2000 году, вспоминает Ирина Георгиевна, мыши пищали беспрерывно. Одна сотрудница принесла маленькую кошечку, которая на следующий же день пропала. Все думали, что ее мыши загрызли — ан нет, она сама наелась мышей и сладко спала.

До недавнего времени половина редакции размещалась еще и в небольшом кабинете офисного здания тоже в центре Владивостока, на улице Пограничной. Но недавно всех арендаторов оттуда выселили, и теперь «Арсеньевские вести» квартируют только дома у Ирины Гребневой в тихом переулке.

— В 2000 году наша газета выиграла два гранта от фонда Сороса*. Один из них — на развитие газеты из невыносимо огромной по тем временам суммы 50 тысяч долларов. Мы составили план развития, все расписали, строго ему следовали. А потом объявили еще один конкурс — на развитие электронной связи для прессы. Мы в нем тоже поучаствовали и выиграли 15 тысяч долларов. Для того времени слово «сервер» звучало фантастически! Когда я приехала к друзьям в Арсеньев и похвалилась, они изумились: да вы что, сервер — это для крупного предприятия, и вдруг вам! Этот сервер — вот он стоит, уже почти 25 лет.

У нас много техники с той поры. Вот этот огромный принтер А3 мы покупали на деньги из фонда Сороса, он тоже для нас был фантастическим чудом, но он уже вышел из строя. Компьютерную технику накупили. Бумаги целый вагон. Когда мы выиграли сервер, нам его надо было где-то поставить. А где? Там, где мы тогда арендовали кабинеты, нам отказали, поскольку к серверу надо было прокладывать проводку, а помещение у нас все-таки временное. Посовещавшись, решили купить квартиру. Частную. Стоила она очень дешево даже по тем меркам и была разута-раздета, мы сами делали ремонт.

Кстати, и технику эту у нас хотели отобрать. Нашелся какой-то фотограф, натравил на нас еще нескольких человек, чьи фото мы печатали. Потребовал большие суммы. Составили список всей аппаратуры. Но у него ничего не вышло, мы все оформили не на газету, а на издательский дом «Водолей».

Вслед за свободой слова

Газета «Арсеньевские вести» основана в 1992 году. Но журналистская карьера ее редактора началась раньше. Ирина Гребнева родилась в 1943-м, работала учителем, строителем, технологом… В Арсеньев (отсюда и название газеты; многие думают, что от имени исследователя Дальнего Востока Владимира Арсеньева) она переехала в 70-е из Куйбышева. Там поссорилась с начальником-инженером, который на должность конструктора перед выгодной командировкой решил взять свою протеже.

Небольшой городок в Приморье славен своими заводами — в частности, авиастроительным предприятием «Прогресс». Вот на «Прогрессе»-то Гребнева и работала инженером-электронщиком. Освоила программирование — сама себя со смехом называет «программистом-динозавром», потому что застала огромные вычислительные машины. Даже на учебу по программированию в Киев ездила, чтобы освоить программирование на компьютерах.

— Когда объявили гласность — вы не представляете! «Огонек», который писал что хочешь, — я даже еду готовила и держала его под мышкой, не могла с ним расстаться! Настолько меня увлекло, что там можно писать все и обо всем. И я хотела то же самое делать. Еще до всяких перестроек мы жаждали свободы прессы. Меня вызвали в горком партии, говорят: вы что творите, без разрешения КГБ никто не имеет права ни строчки писать. А я тогда временами писала в местную газету «Восход». И в одной из своих заметок сказала откровенно: пора бы уже городу обзавестись своей газетой. Вот после этого меня и вызвали.

А потом завертелось: перестройка, гласность, прочее. Мы, конечно, сразу организовали свою газету и напечатали! Поскольку типография в Арсеньеве с нами работать не пожелала, мы напечатали ее на периферии. Где-то около Арсеньева, в селе (Анучино. — В. Ф.). Директора типографии вызвали в горком и пригрозили десятью годами лагерей.

Денег у новорожденной редакции не было, зато было огромное желание иметь газету. Первое время приходилось буквально скидываться из своего кармана. Когда на очередной номер не хватало какой-то суммы, как по волшебству помогали читатели.

Миллион, Валентин и бандиты

«Арсеньевские вести» — газета маленькая, но кусачая. У власти всегда как кость в горле. Хотя были времена, когда редакцию не трогали. И даже помогали ей. В начале 90-х Гребнева была в командировке в Москве. И пошла в администрацию президента к Валентину Юмашеву.

— Я у них выпросила деньги. И он сказал: «Я вам назначаю выплату, но вы звоните и требуйте, настаивайте! Вот вам номер телефона бухгалтера». Я так и сделала. Миллион рублей мы получили. Я тогда плохо еще соображала, всех людей считала — до сих пор считаю — очень честными. Пришел наш парень, я его знала, и два его друга. Предложил: дайте нам эти деньги, мы их пустим в оборот и приумножим. И украли у нас эти деньги! Я пошла к бандитам и сказала: так и так, наши деньги украли, одного [вора] я точно знаю, помогите вернуть. Бандит ответил: «Нет проблем». Он должен был взять мой долг и сверх того — свою долю. И такой облом ему вышел, что после этого видеть и слышать он меня не хотел.

Парень, который забрал миллион, поступил в какую-то христианскую общину и стал очень верующим. Начал отдавать мне долг потихонечку буквально из своей зарплаты. И хорошо! Не знаю, что я бы с ними сразу сделала. А так — мне не хватает на газету, я к нему иду… А когда настало время взять у этого парня «сверх долга», бандиты в общину наведались. Стояло там трое христиан, взялись они за плечи, помолились в кругу и сказали: «Ничего мы тебе не дадим. Мы свое отдали, а тебе не дадим». И он ничего не смог с ними сделать, ушел несолоно хлебавши.

Тираж в 90-е у «Арсеньевских вестей» поначалу был невелик. Скакнул с выборами Ельцина в 1996 году, доходил до 14–16 тысяч. Иногда больше, когда печатались особенно острые статьи. И разбиралась газета легко — люди знали ее и любили. Сейчас, конечно, все изменилось — в этот раз напечатали 420 экземпляров. Чуть больше половины — подписка, остальное — розница. Да и содержание, конечно, уже не то.

В 2000-м Ирину Гребневу арестовали на пять суток, она объявила сухую голодовку. Скандал был — ух! На весь мир. Тогда «Арсеньевские вести» опубликовали запись беседы приморского губернатора Евгения Наздратенко со своими чиновниками (аудио появилось у тогдашнего мэра Черепкова) о том, как надо «нагнуть» избирком и избрать нужного кандидата на пост мэра Владивостока. Беседовали матом.

— Мы это все расшифровали, вместе с ругательствами. На первой странице напечатали с точками. И отметили: такие-то страницы людям моложе 18 лет читать запрещено. И все как есть, со всем матом, напечатали. Меня вызывали в милицию, спрашивали: вы зачем так сделали? Ну точками бы хоть обозначили или как! Я отвечаю: «Он большой чиновник, какое я имею право его речь редактировать? Как он сказал, так я и написала».

Большинство наших скандалов и преследований происходили именно в связи с выборами. Как ни выборы — такие страшные нарушения, что мы молчать просто не могли, — вспоминает Гребнева.

Но не выборами едиными. Чего стоит одна только премия «Ниже плинтуса», которую придумала журналистка Настя Попова. Вручали ее в начале десятых судьям и чиновниками за самые глупые ответы, отписки и решения. И, кстати, судьи с того времени сильно подтянулись.

Газета защиты прав человека

Тематика «Арсеньевских вестей» определилась четко с первых же номеров: писали о недостатках, «о том, что творилось». Милиция приходила — поражалась смелости журналистов: «Вы что делаете? Вы что пишете? Вы почему такое пишете? Писали бы как все».

— Я отвечала: «А вы знаете, у нас газета защиты прав человека!» Ничем другим я объяснить не могла, почему мы такое пишем. Тогда уже был Ельцин, гласность. Появилось слово «оппозиция», и никто ее не запрещал. Зато, когда в суд люди приходили и плакали, обманутые, в три ручья от беспомощности, им по секрету говорили: идите в «Арсеньевские вести», там помогут. И к нам приходило много таких за защитой.

Часто власть действительно реагировала. Вот случай из более позднего периода — у семьи забрали детей и даже распределили по разным социальным заведениям. Собирались вообще отнять, потому что у них плохие жизненные условия. Мы за них заступились и добились возвращения детей. Знаете, даже у бандитов есть какой-то кодекс чести. Пусть бандитский. А вот для чиновников ничего не существует. Ничего! Они могут сделать все что угодно с человеком. Представляете — детей забрать из семьи. Это уму непостижимо…

Был случай, когда на заводе не выдавали зарплату, мы напечатали коллективное письмо, к ним приехала комиссия и разрешила этот вопрос. С Седанкинским домом-интернатом мы судились по циклу публикаций Анастасии Поповой. Она очень много писала о них. Там молодежь держали фактически за рабов, квартиры им не давали. В основном там жили сироты. Да и со стариками плохо обходились. И вот за публикации они с нами судились. Директора сняли. Парню, который с нашей редакцией особенно сотрудничал, добились жилья. Он даже три года жил у нас в редакции на Пограничной. По закону ему уже и не положена была квартира, возраст вышел. Мы этот вопрос подняли вплоть до Госдумы. И в конце концов добились, что законодательство изменили. Но бывало у нас и похуже. Всякое бывало.

Дела по Седанкинскому дому-интернату шли долго — по полгода, по году, в последнюю неделю уже просто каждый день и целый день. В итоге редакция выиграла в первой инстанции. Доказала, в том числе с помощью свидетелей, аудио- и видеозаписей, документов, что в социальном учреждении молодых инвалидов принуждали к тяжелому труду по обслуживанию постояльцев; что за неповиновение начальству давали им сильнодействующие препараты; что в интернате продавали комнаты.

Вот только тогда вступила в силу норма о том, что от иска можно отказаться на стадии апелляции. И решение суда не вступило в силу. А иначе сколько бы уголовных дел посыпалось на голову тех, кто творил все эти безобразия…

Не судом, так кипятком

В Арсеньеве-то издание, конечно, с первых дней придушивали — там всю жизнь, в том числе при российской власти, у руля стояли коммунисты. А газета их критиковала, устраивала пятитысячные митинги в защиту демократии. Даже провела референдум с помощью клуба «Демократ» с вопросом: «Нужны ли коммунисты на заводе «Прогресс»?» Сборщиков подписей ловили, листы отбирали, и голосов до демократии немного не хватило.

— Я при коммунистах жила и ни в коем случае не желаю возврата тех времен. Ни в коем случае! — заявляет Гребнева. — Хотя нас сейчас фактически туда и ведут. Нам затыкают рты. Творящийся сейчас беспредел еще хуже. Установилось полное беззаконие. Особенно после того, как началась СВО. Совершенно невозможно ничего доказать.

Но главная проблема в начале 90-х была, конечно же, не в коммунистах, а в губернаторе. В Арсеньеве, Анучино и окрестностях газете отказали в печати довольно быстро, и редакция пошла по другим типографиям края. Каждый новый номер неимоверно бесил губернатора Наздратенко, и он все запрещал, запрещал. Так дошли «Арсеньевские вести» до Владивостока, до главной краевой типографии «Дальпресс», распространялись по киоскам «Роспечати». В общем, жизнь налаживалась, и читателей больше стало. Правда, «Дальпрессу» тоже вскоре печатать их запретили. Тогда они пошли за пределы края — Хабаровск, Благовещенск. Там тоже стали отказывать. Выгоняли из арендованных помещений, задерживали распространителей, угрожали рекламодателям…

Чиновникам рекомендовали действовать не как рэкетирам, а цивилизованно, то есть обращаться в суд. Ну Наздратенко и обратился. Выиграл процесс по статье Татьяны Романенко «Любимая работа — власть» на огромную сумму, которой хватило бы, чтобы газету-таки закрыть. Но «Вести» продолжили выходить, а на редактора со временем завели уголовное дело за неисполнение решения суда, тиражи стали арестовывать за сущие копейки в счет погашения долга. Через несколько лет, правда, огромная сумма штрафа стала чуть менее огромной благодаря стремительной инфляции, и закрыть долг помог читатель-бизнесмен.

С уходом Наздратенко обидчивые чиновники все чаще стали ходить в суды. Тогда, правда, и редакция обзавелась юристом — им стала Татьяна Романенко. Много раз газета доходила до Европейского суда по правам человека и выигрывала там! Кстати, первое такое выигранное в Страсбурге дело — за 2009 год, именно по статье самой Романенко про незаконные вырубки и вывоз леса.

Но и «физическое воздействие» не прекратилось. В 2009 году в помещении на улице Пограничной, 12, возник пожар, в котором погиб менеджер по рекламе Владислав Захарчук. Версталась газета, впрочем, в другом месте, и редакция даже не нарушила график. Почти сразу же помещение вычислили и затопили кипятком, но коллектив смог спасти все оборудование.

Вроде бы и «старый фонд, а что вы хотели» — но, знаете, как-то многовато совпадений. Возбуждения уголовного дело по факту пожара редакции добиться не удалось. На день рождения Гребневой, в прошлом декабре, на юриста редакции Татьяну Демичеву тоже как бы случайно наехала машина (сейчас суды продолжаются, хотя и идут со скрипом), и таких «подарков» было еще много. Чего стоит только один визит в редакцию представителя ЧВК «Вагнер» с висящим на шее ножом.

Причем «музыкант» не просто пришел, а оставил на столе дрон, как бы на время. Все всё поняли, но трогать технику не стали. И вот лежит этот дрон, лежит, «вагнеровец» за ним не возвращается — и Демичева советует Гребневой: да что он тут место занимает, уберите его, Ирина Георгиевна, в дальнюю комнату, где стены толстые и сигнал не пройдет, так хозяин сразу за ним и прибежит. И правда — прибежал!

— Я в редакции с 2015 года, — рассказывает Татьяна Демичева. — А в судах защищаю Ирину Георгиевну с 2010-го. Меня же всегда интересовал Европейский суд. А Ирина Георгиевна публикует материалы в защиту граждан — например, занималась темой по взрыву на атомной подводной лодке в бухте Чажма в 1985 году. У меня там пострадала сестра, она работала в госпитале, к ним привозили необработанных облученных больных. Никаких льгот и компенсаций им не дали. Первой, кто в своей газете написал про пострадавших и про то, как они защищали свои права, стала Ирина Георгиевна.

У газеты тогда шла череда судов, а у меня уже были знания по Европейскому суду. Сам бог велел поддержать газету. Ой, у нас тогда по три суда в день было! Что не выигрывали в России, с тем до Страсбурга доходили. И компенсации действительно нам выплачивали. Как, например, когда Гребневу и Алисимчик хотели оштрафовать за фельетон про Василенко — обиделся прокурор Василенко, его нарисовали завернутым в долларовую купюру, а дело касалось махинаций на выборах.

Мэр Владивостока Николаев и губернатор Дарькин с газетой не судились, надо отдать должное. А вот мэр Пушкарев пошел в суд. В тот год снег как выпал в начале октября, так до марта и лежал неубранный, ужасный гололед был. И один наш народный корреспондент, инвалид, написал, что «этот город не для пешеходов», цитировал Салтыкова-Щедрина, Маяковского — что-то о том, что для Пушкарева народ это какая-то тля… кажется, «беспартошная». Пришла в суд девушка из администрации Пушкарева защищать, с такой большой энциклопедией, и все время рассказывала суду, что такое тля. А нам что — три недели до суда оставалось, и в каждом номере газеты мы спрашивали читателей: мол, подан иск, Пушкарев обиделся на такую-то фразу, как вы считаете, прав ли автор статьи? Получаем ответную реакцию, рисуем графики — большинство, естественно, за нас. Приносим в суд. Каждый раз по делам о чести и достоинстве защита строится индивидуально.

Читатели-писатели

Ирина Гребнева показывает на снимок на стене. На фото 2013 года 14 человек, нормальная такая, большая редакция регионального издания.

— И это даже не все — тогда у нас люди еще работали отдаленно, в других городах. Это последний наш [такой большой коллектив]. В 2014 году [присоединили] Крым. И на нашу голову обрушились наши читатели с проклятьями. Не все, конечно, но очень многие. И нас многие покинули, потому что мы заняли позицию, что [присоединять] Крым было неправильно. Стало мало людей. Стало мало и денег, соответственно.

В 2022 году читателей стало еще меньше. Ирина Гребнева связывает это с тем, что люди поддерживают СВО.

Мы беседуем в гостиной, она же — журзал или, если хотите, «опенспейс»: большой стол посередине, пара стареньких компов у стены, принтер, чуть живые стулья, полки с папочками: «Служебные», «ИД «Водолей», «Отписки»… В соседней комнате стоит листоподборщик, а сгибает редактор лично.

Сотрудников сейчас — раз-два и обчелся, компы пустуют. В «Арсеньевских вестях» никогда много не платили, а в последнее время так и вовсе — копейки, и те с перерывами. Осталась главред, одна журналистка во Владивостоке, одна в Дальнереченске. Была в Спасске-Дальнем, но она отошла от газеты, к тому же с ней начали судиться.

В свое время «Арсеньевские вести» стали обладателем премии знаменитого немецкого издателя Герда Буцериуса «Свободная пресса Восточной Европы», грант из фонда Сороса получила Надежда Алисимчик, несколько премий им. Сахарова — у Марины Завадской. Она работает в «Арсеньевских вестях» до сих пор, пусть и за гроши. «Попробуйте соблазнить ее в другое СМИ!» — смеется главный редактор.

— Помните, был сатирик у нас, Валерий Семенович [Куцый, почетный гражданин Владивостока]? Он сотрудничал со многими газетами. А мы, можно сказать, самая паршивая газета, потому что у нас ни порядка никогда нет, ни квалифицированных журналистов, все время мы в гонениях, то и дело суды. И вот он в конце концов пришел к выводу, что может сотрудничать только с нами. Тогда газету за его статьи покупали, — говорит Ирина Гребнева.

Добрую часть «Арсеньевских вестей» составляют материалы от простых людей. Вот, например, читатель Павлов из села Ильичевка. Он всем сердцем поддерживает СВО, но знает, что в другую газету он писать не сможет. И вот публикуется в «Арсеньевских вестях», а Ирина Гребнева с ним спорит, возражает, иногда даже в режиме диалога.

— Последний такой материал у нас вышел совсем недавно, про патриотизм. Все мы выкладываем на сайт — правда, в раздел «Письма читателей».

Впрочем, признает юрист Татьяна Демичева, самоцензура в газете существует. Неофициальную точку зрения про Бучу редакция, например, не публиковала. Да и вообще сильно фильтрует информацию. Сайт без VPN не открывается. Зато есть телеграм-канал, в нем чуть меньше 200 подписчиков.

Фээсбэшник на ризографе

Сейчас «Арсеньевские вести», конечно, и в опале, и в упадке. Совсем чуть-чуть выручают от продажи газет, от подписки. Присылают деньги преданные читатели. Когда газету запретили на три месяца, редакция не отчаялась и сделала финт ушами. Ведомый повышенной ответственностью перед читателем коллектив решил схитрить и выпустить 33-й номер пораньше. Хотели предупредить подписчиков, что газеты не будет. Хитрость не удалась, но и штраф невелик — 2000 рублей. Хотя по меркам небогатого коллектива это тоже деньги.

— У нас ведь газета федеральная — очень мало, но по стране читатели есть, пусть один-два человека, — объясняет Гребнева. — Но Приморский край получать газеты все же будет, только чуть другие. Я с Москвой [с почтой] договорилась, чтобы в Приморье вместо «Арсеньевских вестей» пошли «Арсеньевские вести из Владивостока». По сути, только заголовок поменялся, остальное все то же.

Вот этот самый «запасной бренд» — весь тираж — привезли буквально при мне. Три небольших пачки. Формат А4, 12 полос, центральная подача на первой — «Что мы думаем о себе и думаем ли вообще?». Еще один из ключевых материалов — об аресте Z-блогера «Тринадцатого», который позволял себе критиковать власть, но все равно же был «свой»…

— Я же самый счастливый человек, понимаете? — улыбается Гребнева. — Занимаюсь тем, что мне очень нравится! Я испытываю огромное удовольствие, когда делаю газету. У нас… наверное, писать об этом нельзя, но у нас многие годы работал офицер ФСБ — ну мы так думаем, что он сотрудник, хотя корочку мы не видели. Сперва я подозревала, а потом мне прямо сказали. Он получал очень маленькие деньги, но зато надзирал за нами. И мы были обоюдодовольны: он за малую цену, за ничтожную плату делал большую работу. Всю нашу почту просматривал и все такое.

Он ходил в рестораны, дочь его училась платно в институте. Как вы думаете, мог бы он с нашей зарплатой, которую еще и задерживали, себе позволить такое? Уволился он, когда началась СВО, — прокурор позвонил в типографию «Дальпресс» и запретил нас печатать. А у нас был ризограф, в той же комнате, где листоподборщик. Я могу вам показать, но он сейчас сломан совершенно. И мы стали печатать газету на ризографе, этот парень и печатал. А потом уже, когда и тот сломался… А почему мы вообще про него заговорили? А! Он у меня часто что-нибудь выпытывал и как-то спросил: а как вы считаете, если бы вас признали «иностранным агентом»? Я расплылась в улыбке и говорю: какая хорошая компания, все приличные люди в «иностранных агентах»!

Приморье

* Генеральная прокуратура России признала фонды Сороса «Открытое общество» и «Содействие» «нежелательными организациями».