Эйфория запретов, ограничений, регламентов захлестнула державу. Даже краткий перечень свежайших инициатив способен ввести в ступор мыслящую материю.

Народные витии во главе с Валентиной Матвиенко, с трудом выговаривающие «чайлдфри», борются с заморской напастью. (В пылу сражений они дружно впали в амнезию. Год назад ими же был принят закон о запрете на использование иностранных слов в государственном языке.) Пока ветви власти постигают бездны демографии, загадочный Минтруд окунулся в тайны писательского мастерства. Отныне сочинительство обязано вдохновляться профессиональными стандартами, вызревшими в недрах министерства. Одновременно в горних высях рождается закон, требующий наказывать россиян за оскорбление представителя власти сроком до двух лет тюрьмы. Легкую ноту сомнения в благое дело внес Дмитрий Песков. Власти, заявил он, не могут быть свободными от критики, но есть разница между критикой и оскорблением. Теперь, очевидно, Минтруд просто обязан уточнить в очередном уложении, где пролегает тонкая стилистическая грань между двумя размытыми смутным временем субстанциями.

Оголтелое упорядочение всех сфер жизни делает неизбежным столкновение с государством даже самого послушного гражданина. Каждый, не желая того, может вступить в неведомый ему запрет. И тут уж государство, не извольте беспокоиться, пройдет по гражданину асфальтовым катком. Что уж говорить о простых людях, когда даже национальная гордость великороссов Shaman вдруг впал в немилость и потерял сон. Еще вчера он голосил у американского посольства «Я русский», вследствие чего, по его просвещенному мнению, Байден от страха снялся с президентской гонки. А уже сегодня на просторах родины — от Ставрополья до Нижнего Тагила — отменяют его концерты «по техническим причинам». И вроде бы Яна Поплавская с Константином Малофеевым (моральные камертоны постфевральской эпохи) не давали никаких рекомендаций на сей счет, а народ сдает билеты на концерты певца. С Дроновым (он же Shaman), уверена, все будет хорошо — ведь скоро он должен блеснуть в Кремле в оперной роли князя Владимира. Да и 15 миллионов рублей, аванс за несостоявшийся концерт в Ставрополе, он уже вернул в казну. Что касается остальных подданных державы, такой уверенности у меня нет.

Изобретательность запретителей и ограничителей восхищает многообразием. Михаил Зыгарь давно объявлен иностранным агентом, и тут все более или менее понятно. Но недавно Минюст внес в реестр «иноагентов» ресурс «Незыгарь». Ресурс анонимный, с говорящим названием, анонсировал с первых своих шагов перспективную моду на безымянность в политическом пространстве. Различные дознаватели долго гадали, кто на самом деле владеет «Незыгарем». Разброд ничем не подтвержденных версий, как водится, гигантский — от одной из башен Кремля до, прости господи, того же православного олигарха Малофеева. Интересно другое. А если появится новый канал с названием, скажем, «Недозыгарь» или «Зыгарь в тумане», его тоже быстро прикроют? Похоже, что

Во всей этой удушающей вакханалии запретов важен не столько политический смысл, сколько человеческий. Еще в первой половине XIX века Белинским был введен в оборот термин «унижение народа». Собственно, индивидуальный террор в России начался не с неудачного покушения Каракозова на Александра II, как принято считать. По глубинной сути, пусковым механизмом стал другой эпизод, когда Вера Засулич выстрелила в санкт-петербургского градоначальника генерала Трепова и даже не пыталась скрыться. Она руководствовалась не общественной идеей, а представлениями о достоинстве личности. Трепов приказал высечь арестанта-народника Боголюбова только за то, что тот при встрече с ним (вторичной) не снял шапку. Высокий чиновник нарушил закон — в России телесные наказания были запрещены. Засулич оправдали прямо в зале суда. Такое счастье в отечестве, если не ошибаюсь, случилось только один раз.

Сегодня о термине «унижение народа» никто и не вспоминает. Хотя бесконечные идеи насчет того, чтобы «запретить и не «пущать», только так и должны трактоваться. Относиться к народу как к неразумному грудничку, которого нужно кормить с ложечки до гробовой доски, — давняя традиция. А вот запредельный градус бессмысленности — сегодняшняя новация. Тут кого (или что) ни возьми — Мединского с его желанием сократить школьное образование за ненадобностью, экс-председателя правительства Чечни Хучиева, жаждущего оградить народ от теории Дарвина, грядущий одобренный правительством закон о наказании для иностранцев за русофобию, — сердце замирает от полета запретительной мысли.

Остается один вопрос: как выжить душе в предложенных временем обстоятельствах? Этот вопрос, как и все прочие, — риторический.