Серега равнодушно прокручивает на мониторе список с матчами, не обращая на нас никакого внимания.

— Ну хотя бы на 500 рублей попробую, — говорю.

— 500 рублей — это херня, не жалко, — соглашается тучный. — Ты умный, да? Ну закинь 500, закинь!

Администратор просит у меня паспорт, машинально переписывает данные и подает клубную карту с соглашением, в котором говорится, что я вступаю в азартную игру, основанную на риске. Отдаю 500 рублей.

— И чего теперь делать? — возвращаюсь к военным.

Тучный, кажется, за три минуты успел про меня забыть, потому что лишь громко и недовольно выдыхает. Серега, понимая, что я жду, отрывается от монитора.

— Ну смотри, — говорит. — Эту карту надо положить вот сюда, — указывает на красную подставку на столе. Экран моего компьютера включается и на нем появляются ставки. — Вот, теперь просто выбираешь команду и пишешь сумму. Ну сам разберешься.

Начало матча идет по сценарию военных: «Крылья» активно сопротивляются динамовцам, и те не могут сломить их оборону. Впрочем, трудно сказать, смотрят ли в действительности Серега и тучный футбол. Кажется, что они бесцельно щелкают по экрану, сидят в телефонах и порой переговариваются о чем-то своем.

Из разговоров я понимаю, что Серега из Ульяновской области, а тучный — из Ярославля. Познакомились под Луганском. В Ростове — в больнице, но, судя по виду, уже на долечивании и скоро вернутся «на передок».

От Сергея недавно уехала жена — видимо, приезжала повидаться.

— Пойдем покурим, Кирюх, — бросает Серега. И так я узнаю, что тучного зовут Кириллом.

Другие посетители букмекерки не обращают на военных никакого внимания. Неудивительно:

Двое за столиками у администраторской стойки ругаются на футболистов, которые никак не могут забить. По помещению курсирует туда-сюда охранник. Атмосфера какая-то не азартная: ощущение, что букмекерка — злачное место для интровертов. Впрочем, и это понятно: насколько одиноки и несчастны эти люди, пытающиеся в сумрачном помещении поймать мизерный шанс на большие деньги? Сидящие за мониторами, на которых, кроме ставок, и открыть-то нечего. Большинство из них проигрывают, и даже выпить здесь не подают — какая уж тут может быть атмосфера.

— Пока все идет не по нашему плану, — говорю Кириллу и Сергею, когда они возвращаются прокуренные с улицы.

Тучный смотрит на меня как на сумасшедшего, по его взгляду читается: «Привязался!»

— Ну, может быть, все-таки забьют. А то уже стремно как-то, — добавляю я. Идет всего 25-я минута.

— Да, малыш! — вдруг раздражается Кирилл от моей болтовни. Его резкие реакции действительно пугают. — Стремно — это когда тебя на носилках по земле тащат, а вокруг арта херачит: «Бам, бам, ***» Меня так полчаса до наших позиций тащили. А вокруг апрельское дерьмо: снег подтаял, жопа сырая, спина сырая, ноги не чувствуешь, а тебя волокут двое. «Птички» висят, и в любой момент может по тебе прилететь. Вот это, ***, стремно. А ты говоришь, деньги просрать…

Сергей продолжает безучастно смотреть в монитор, на котором лишь изредка меняются цифры коэффициентов.

— Совсем там плохо, «за ленточкой»? — пытаюсь поддержать разговор.

— Слова-то какие знаешь, — улыбается тучный. — У тебя вот кольцо. Жена, дети есть? — Киваю. — Тогда не надо туда тебе, — почти по-отцовски говорит он. — Мне вот ногу в апреле расхерачило. Осколками, ***. К Часову Яру пробивались. Ну, ***, еще пробьемся! — повышает он голос на последних словах, а потом внезапно переключается. — Ты, скажи, жене изменяешь?

— А вы почему решили рискнуть? — возвращаю разговор в прежнее русло.

— Да кто ж, ***, хотел бы так рисковать? — недовольно восклицает Кирилл. Его красные глаза начинают сиять. — Мобилизация [частичная] ж, пришли — сказали, надо. Я бы торчал себе спокойно на охране. Я охранником был в «Ярче!» (сеть супермаркетов. — И. Ж.). Квартира есть, зарплата есть — что еще надо? Но если я годен по мобилизации и если [украинцы] совсем охренели — чего еще делать? Пошел.

— Вам хоть отдыхать дают?

— Вот по больницам четвертый месяц уже отдыхаю. Ногу собрали заново. Скоро назад.

— Домой?

— На «передок», ***.

Сам удивляюсь своему вопросу. Первый тайм заканчивается вничью. Серега и тучный снова уходят курить.

«Скучно жить больше нельзя»

— Мужики, мне тут предлагают продать ставку за 307 рублей. Че думаете? — военные еще не успевают усесться, как я снова их осаждаю.

Сергей спокойно возвращается на стул, придвигает его к монитору и, не отрываясь от экрана, отвечает: «Сука какой ты ***».

— Да я ж у вас как у старших совета спрашиваю, — говорю обиженно. Кириллу это явно льстит. Он советует ничего не продавать, а спокойно ждать, чем закончится матч.

— Если даже ***, то по ***. Поставил — забыл: нет больше этих денег. Один раз проиграешь, второй, десятый — потом на одиннадцатый как «выстрелит»! Сразу все окупится. Главное, на последние не играй.

— Выигрывали много? — спрашиваю я, и Кирилл опять начинает смеяться:

— Проигрывал! Один раз за выходные 50 «штук» проиграл. Ну мы с этим, — показывает на Сергея, — закинулись (выпили. — И. Ж.) нормально и пошли. Че я там ставил? Птичья игра была какая-то. Серега, какая, ***?

— «Чайка» — «Сокол».

— Во-во, ***, «Чайка» — «Сокол»! Я вообще, ***, не знаю, что за команды!

Живет один, есть разве что сестра, но они с ней почти не общаются:

— Если она моих денег не получит, я не расстроюсь. А так — поставил, и, ***, вдруг в короли выбьешься. Это у меня сейчас единственный план на жизнь: круто оторваться, сорвать куш. Накуплю квартир в Ярославле и никогда больше не буду работать, — Кирилл хрустит пальцами, складывая руки за головой.

— А если просто откладывать? — удивляюсь я. — У вас же приличная зарплата.

— И в любой день тебя грохнут! Нет, скучно жить больше нельзя.

Постепенно Кирилла начинает нести. Он рассказывает, что играть начал уже на фронте: научил сослуживец, которого хоронили прошлой осенью. «В игре» чуть больше года. Ставит только на футбол, потому что только в нем и понимает. И даже выигрывать случалось, причем много — мужчина не признает нерисковых стратегий и никогда не ставит на фаворита. И хотя глобально он в глубоком минусе, это его [не волнует].

— А как же вы на фронте играете? — удивляюсь я.

— Вот, — Кирилл показывает экран. — Приложение. В окопах, конечно, никто не играет. А как на вторую линию отведут — сколько хочешь. Клоуны эти [видимо, имеется в виду российские законодатели] говорят, что сейчас военным запретили телефоны иметь при себе. Ну *** его знает — мы парням звоним регулярно.

— Слушай, прекрати ***, — поворачивается к нему Серега. — [Наболтал] уже [много] лишнего.

На 75-й минуте «Динамо» забивает гол. Кирилл разражается тирадой в адрес футболистов и сплевывает на стол. Матч так и закончится со счетом 1:0. Но военные, уходя, не будут выглядеть расстроенными. В конце концов, они играют в рулетку с куда большими ставками…

Часть II. Замена автомата

«Я стал тупее»

Экспресс «Фронт — игровая зависимость» работает в обоих направлениях. В сообществах лудоманов — так называют людей, патологически зависимых от азартных игр, — желание заключить контракт с армией высказывается периодически. Чаще всего это связано с проигрышами и набранными долгами. И хотя в большинстве случаев, судя по всему, дальше слов дело не заходит, те, кто решается уехать в зону боевых действий, чтобы порвать с игрой, — тоже есть.

— Я начал играть в 2021 году, — рассказывает «Новой» 27-летний Константин. — У меня тогда было все хорошо в жизни: первая квартира, взятая в ипотеку, работа в рекламном агентстве с зарплатой 70 тысяч — почти 1000 долларов! Была девушка. И началось все как-то случайно: друг уломал сыграть на ставках, чтоб испытать, кто везучей. Мозги тогда еще плохо работали: я понимал, что все это развод, но решил, что хрен с ним, проиграю немного — не жалко. Мы поставили по 2 тысячи рублей на испанское эль-классико: «Барселона» — «Реал». Только я на «Барсу», а друг на «Реал». Команды примерно равные и шансы тоже. Но он выиграл, а я проиграл — «Реал» тогда победил со счетом 2:1. И это меня очень задело: оказалось, что я не могу просто проиграть свои деньги, даже если настраиваюсь, что такое произойдет. Мне нужно отыграться.

Первое время Константин, по его словам, сдерживал себя. Но в декабре 2021-го, получив в преддверии новогодних праздников зарплату, решил снова зайти в букмекерку — дал себе в голове установку: сыграть не больше чем на 5000 рублей.

Он уже не помнит, на какой матч тогда поставил, но тоже проиграл.

— Заставило меня тогда уйти из конторы только то, что дома ждала девушка, — вспоминает он. — Желание отыграться было огромным. И с тех пор я начал играть регулярно.

С нового года Константину повысили зарплату на 10 тысяч, но родным он говорить об этом не стал. Всю надбавку каждый месяц он уносил в букмекерскую контору. О своей зависимости боялся сказать даже тому другу, который привел его «в игру».

— Понимаете, я даже выигрывал, — рассказывает Константин. — Иногда я брал себя в руки и ставил на фаворита, чтобы заработать совсем немного, но получить подтверждение: ставки работают. А было такое, что шел на риск и срывал в 10 раз больше, чем ставил. Правда, почти никогда я не приносил эти деньги домой. Ведь представь, что ты только что выиграл 20 тысяч рублей, а на экране столько событий, и каждое может умножить эти деньги в три-четыре-пять раз… Конечно же, я ставил на них снова и снова. И в какой-то момент все проигрывал.

Лудоманию, как и другие зависимости, невозможно спрятать. Уже через пару месяцев после того как Константин плотно подсел на ставки, его девушка стала замечать, что с ним что-то не так.

И поскольку я ничего ей не рассказывал о том, что играю, ей стало просто не о чем со мной разговаривать. Она сама мне говорила: «Кость, ты будто не со мной». А у меня в голове крутились коэффициенты. Я не хотел этого, но ничего не мог поделать. И она меня бросила.

На работе тоже начались проблемы: мужчина рассказывает, что сначала он просто затягивал проекты, но со временем дошел до того, что взял больничный, чтобы играть.

— Я понимал, к чему это ведет. И это лишь подстегивало меня играть еще больше. До увольнения нужно было начать выигрывать, чтобы дальше жить за счет ставок. Но я не выигрывал. Несколько месяцев мне продолжали платить зарплату, треть которой я отдавал на ипотеку, а остальное — спускал в игре. В итоге, когда меня уволили, у меня не было средств на жизнь. Я соврал родителям, что на работе идут сокращения и что я вложил сбережения в ипотеку. Они дали мне 100 тысяч на первое время. В тот момент, когда я их забирал, мысленно сразу отложил 20 тысяч на то, чтобы сыграть.

Константин, к его собственному удивлению, не искал другую работу, хотя думал об этом по несколько раз за день. Говорит, что листал вакансии и откладывал «на потом». Хотя понимал, что если соберется, то знаний для трудоустройства хватит.

— Я экономил на еде, но не экономил на ставках. Единственное — проплатил ипотеку на два месяца вперед, чтоб не лишиться квартиры. Из денег родителей 46 тысяч ушло на кредит, 15 — на мои личные расходы и 39 — на ставки. За этот месяц я выиграл всего три раза — всего 7 тысяч рублей. И все их, конечно же, спустил обратно. В конце месяца у меня была дилемма: купить на последнюю тысячу еды или отнести их букмекерам. Честно говоря, я думал о самоубийстве. Но потом в голову пришла отличная мысль: взять кредит. Банки мне бы ничего не дали — ведь я не работал, но вот с быстрыми займами такой проблемы не было. Да, всего по 8–10 тысяч, но за следующий месяц я набрал сразу 64 тысячи долгов. Я положил часть на ипотеку — почему-то этот вопрос я еще мог контролировать. А остальное — почти все проиграл. И вот тогда пришло в голову очередное умное решение: я подписал контракт.

— В сообществе лудоманов тогда были двое ребят, которые ушли на фронт, — одного я и сейчас порой вижу в сети. Они писали, что не участвуют в боях, а просто [бездельничают] в своих частях, выезжают на какие-то учения и стрельбы, но никакого риска нет. Я понимал, что не у всех так, но был уверен, что мне повезет. Это был октябрь 2022 года, шла [частичная] мобилизация, и я просто пришел в военкомат и сказал, что хочу служить. Меня прогнали через медицинскую комиссию и признали годным.

До отправки на сборный пункт у Константина было три дня. Он сказал родителям, что подписал контракт и с чем это связано. Они были в ужасе.

— Папа порывался идти в военкомат и добиваться, чтобы контракт расторгли, но мы все понимали, что это невозможно. Единственное, что они могли сделать, — купить мне амуницию. Она износилась за два месяца, но я все равно им благодарен. На *** я сначала попал в пехоту, а потом переучился и стал водителем КамАЗа. Мне повезло: меня изначально отправили на Луганское направление, достаточно спокойное. Лишь один раз нас перебрасывали к Донецку — когда шли бои за Авдеевку, но к тому времени я уже водил машину и непосредственно в боях не участвовал. Теперь я снова в Луганской области. Здесь лучше. Но не все парни, с которыми мы уходили на службу, остались в живых. И если бы я знал, чем все это закончится, — я бы никогда не сделал ту первую ставку. Но для меня еще ничего и не закончилось…

По словам Константина, в армии он перестал играть на ставках — для этого даже выбросил смартфон и обзавелся кнопочным телефоном, на который никакое приложение не скачаешь. Он говорит, что не назвал бы проблему лудомании массовой в вооруженных силах, но «что некоторые ребята играют — это факт».

— Я их не отговариваю. Когда ты не знаешь, будешь ли жив завтра, нужно иметь хоть какое-то развлечение.

«Тогда я в Бога поверил»

Большая часть казино в России закрылась 1 июля 2009 года, когда вступил в силу федеральный закон, допускающий проведение азартных игр лишь в четырех специально отведенных для этого зонах, созданных в Приморском, Алтайском и Краснодарском краях, а также в Калининградской области. Однако работу букмекеров этот закон не запрещал. Неудивительно, что в скором времени помимо ставок на спорт в их арсенале появились и классические игры «на удачу»: «Фортуна», рулетка и другие.

В декабре 2023 года YouTube-канал Meta TV, посвященный игровой зависимости, опубликовал редкое интервью — житель Москвы Владимир, не скрывая лица, рассказывал, как лудомания привела его в ЧВК «Вагнер».

Увлечение азартными играми началось с компьютерных — Владимир играл в Counter-Strike и в какой-то момент решил воспользоваться платными опциями: положить на особый счет 500 рублей, чтобы попытаться выиграть оружие за 2 тысячи. Выигрыш определялся случайным образом. Несколько раз Владимир проигрывал, получая лишь утешительные призы — например, раскраску стандартного оружия за 200 рублей. Это его не особо смущало — деньги были.

Но в какой-то момент он выиграл: поставил 500 рублей и получил оружие за 5 тысяч. И выигрыш, как это часто бывает, стал поворотным моментом.

«Это были такие эмоции, которые перебили все обыденные, полученные в течение дня. И я начал погружаться, — рассказывает мужчина. — Я видел, что уже не весь вечер провожу с девушкой или за чтением книг, но считал, что это нормально. К тому же тогда я еще считал деньги: знал, сколько трачу, а сколько нет».

«Мой друг говорит: «Слушай, ты столько времени тратишь — попробуй делать стримы! Тебя интересно будет смотреть». <…> И когда я начал этим заниматься, меня стали смотреть люди. Они сказали: вот есть сайты — лайф-игры, рулетки. Там так интересно все визуализировано. Все сделано для того, чтобы ты погрузился на максимум. Когда тебя еще друзья и другие люди смотрят, ты на публику работаешь. И у меня там победы какие-то были первые. Из 5 тысяч мог 20 тысяч сделать. Мама тогда это воспринимала вообще никак, типа «аккуратненько, там будет развод». А я говорил: «Да я вывел, вот они — на карте уже деньги».

Со временем отношение к деньгам у мужчины менялось. Он говорит, что ему даже нравилось проигрывать их.

«Мне было весело не одному проигрывать свои деньги. Мне было весело делиться своими эмоциями. И люди это видели: мне приходит зарплата, я трачу эту зарплату на казино, они это видят, все мои депозиты, выводы, и вот поэтому смотрят. И потом, когда мне начали платить за рекламу, я понял, насколько богаты эти [игровые] конторы. То есть это целая отрасль, огромная, в которой все гонятся за легкой наживой», — рассказывает он.

Со временем, чтобы еще больше подогреть интерес публики, Владимир стал употреблять на стримах алкоголь. И дошел с бутылки пива за вечер до бутылки виски.

«Мой самый большой выигрыш был 12,5 миллиона рублей. Со ставки 2,5 тысячи. Диковато звучит, возможно, но я на очень большой бонус залетел. Нужно было выбрать символ — 1 из 70. И ставка победителя увеличивалась в 5 тысяч раз. И я выбрал кролика. Там пушка стреляла, и вот этот снаряд летит и попадает именно в кролика. И бац — на экране сумма: 12 мультов. Это было чувство сравнимое, наверное, с рождением ребенка. Я таких денег не видел единоразово».

Но все эти деньги Владимир проиграл.

«Я собрался, вызвал «Майбах», купил дорогой виски за 35–40 тысяч. Поехал к другу. Мы там ели канапешки с икрой, пили коньяк, виски. Приехал домой, завел стрим, на стриме проиграл 6 миллионов. А потом в соло проиграл без стрима еще остаток. Я тыкал-тыкал, не мог руку остановить. Просто до последнего, пока у меня не осталось 100 тысяч. И я такой: «А тебе уже поздно останавливаться». Хотя 100 тысяч тоже деньги. Но мозг уже фаталист — как у 16-летнего подростка. И я вложил все. И проиграл. Руки в холодном поту. Девушка спит в соседней комнате. Я к девушке захожу, стою перед ней как мумия. Она говорит: «На тебе лица нет». И я сказал, что все проиграл. Она просто отвернулась».

Несмотря на крупный проигрыш, мужчина не мог порвать с игрой. Надеясь отыграться, он залез в долги. Но удача не возвращалась. Чтобы раздать задолженности, которые составляли уже несколько миллионов рублей, он продал квартиру в центре Москвы. А

«Когда я сказал девушке, что подписал контракт, она была в шоке. Естественно, все меня отговаривали. Все. Но когда они спрашивали причину, я никому не сказал, что причина кроется, наверное, в том, что я не могу себя контролировать, потому что я игроман», — рассказывает мужчина.

В «Вагнере», впрочем, он пробыл недолго — всего 1,5 месяца. И сам не понимает, как ему так повезло.

«Код заболевания в военнике пишется. Меня уже взяли. Но в один вечер в учебку, уже в 11 часов, после отбоя, пришел командир и говорит: «Доставай аптечку, показывай!» Я достаю этот баллончик от астмы. Он вызывает командира моего подразделения и говорит: «Это что такое? Нам такие бойцы не нужны!» И меня на машине отвезли до Краснодара. Я даже не знаю, какие я эмоции ощущал. Мне показалось, что тогда я в Бога поверил. Я там такой дикий страх испытывал в первые дни, когда приезжали бойцы без ног… Когда ты смотришь это все в интернете, это не так… И вот это помогло мне и с игрой потихоньку закончить. Когда я в полной тишине сижу и руки чешутся поиграть, меня это мотивирует. Я знаю человека — молодого парня, 21 год, мы с ним играли в одном клубе. Он поднял миллион, всех пиццей угощал. А потом проигрался дико и уехал на спецоперацию. И погиб. Вот как после этого?..»

Часть III. Что делать?

Вытащить человека из зоны боевых действий практически невозможно, случай Владимира — счастливое исключение. Чтобы спасти близкого от отчаянных шагов, нужно действовать на опережение.

— Патологическая склонность к азартным играм — настолько серьезная проблема, что мне удивительно, что ей уделяют так мало внимания, — говорит психотерапевт Айрат Зарипов. — Ей страдают 3% населения. И это именно болезнь, которая имеет осложнения: у людей нарушается социальная адаптация, они теряют работу, теряют семьи, у них возникает депрессия, повышается склонность к алкоголизму и наркомании, высок процент самоубийств. Но мы плохо замечаем, когда у нашего близкого возникла такая проблема, часто потому, что люди с этой зависимостью сами не считают себя больными. Они очень долго считают, что у них все в порядке. И тут еще нам сильно мешают сами организаторы игр. Как-то я работал с директором казино. И вот я у него спросил: «Кто-то на вашей памяти выигрывал в казино?» Он говорит: «Ты что? Этому бизнесу несколько веков. У нас очень хорошо отлажена модель, нас невозможно обыграть». Я спрашиваю: «А тебя не беспокоит совесть?» Он мне говорит: «Нет, ведь я продаю людям острые ощущения. И они их получают». На самом деле он лукавит. Ведь острые ощущения получают не все, многие лудоманы быстро перестают их испытывать, а некоторые не испытывают вовсе. И на самых первых этапах они считают, что главная цель — получить деньги.

По словам психотерапевта,

— И тут включается штука, которая называется когнитивными ошибками. Мозг фильтрует информацию, которая не соответствует нашему убеждению. И игрок видит свои выигрыши, видит, как работает система, а проигрыши — не замечает. Это происходит до того, пока проигрыш не станет настолько крупным, что не заметить его уже невозможно, — говорит психотерапевт. — И тут в голове происходит не переворот, а небольшой щелчок: «Значит, нужно мою систему исправить». И возникает желание отыграться. И в момент, когда человек начал «отыгрываться», он начинает тратить сначала свои деньги и сбережения, потом сбережения родственников, брать взаймы. И тогда это видят его близкие. Но они еще не бьют тревогу, они говорят: давай мы сейчас все исправим, оплатим твои долги. А лудоман начинает им честно смотреть в глаза и говорить: «Да-да, все, я понял. Я больше не буду играть». И они ему верят. И мысли о том, что это проблема, что нужно обратиться к специалисту, возникают уже после второго, третьего или какого-то очередного срыва.

Зарипов отмечает, что никакой чудодейственной таблетки от игровой зависимости не существует. И рекомендует родственникам зависимых обращаться в клиники, в которых есть и психолог, и психотерапевт, и психиатр.

— Нет ни одного лекарства, которое было бы одобрено для лечения игровой зависимости. Да, применяются высокие дозы антидепрессантов — вроде бы они облегчают зависимость, но пока мировые агентства их не рекомендовали к использованию, это однозначно. И поэтому основной метод лечения — это, конечно, психотерапия. И здесь вы можете столкнуться с двумя мнениями. Есть врачи, которые говорят: «Я вылечиваю игроков. Приходите ко мне, стопроцентная гарантия». Это ложь. Другое неправильное мнение, что лудоманию вылечить невозможно. Нет, работать можно, иногда можно добиться прогресса.

Это очень длительный и кропотливый процесс, на который уходят месяцы, а иногда и годы. Поэтому, если вы заподозрили, что ваш близкий родственник играет, он подсел на игру, но пока еще говорит, что у него все хорошо, — пришло время обратиться к специалисту.

Во многих городах России существуют сообщества анонимных игроков, в которых зависимый может проработать и решить свою проблему вместе с такими же людьми, как он.