Состоявшийся несколько дней назад обмен заключенными — и то, что после него успели сказать освобожденные, — вызвал великое множество откликов самой разной окраски.

Начиная с естественной радости за спасенные жизни и обретенную свободу недавних узников и горести от того, что сотни политзаключенных еще остаются в неволе, и заканчивая заявлениями, что «не тех» или «не так» меняли, а также претензиями критиков, недовольных тем, что сказали только что освобожденные, потому что они, видите ли, ждали от них совсем иного. В стиле то ли «нет, ребята, все не так, все не так, ребята», то ли «так чего же ты не помер, как надо, как положено тебе по ранжиру?». При этом критики — в отличие от освобожденных — не провели по два-три года за решеткой, в ШИЗО и СУСе, и их морализаторство, мягко говоря, неуместно.

Впрочем, в данном случае существенно не то, что именно и в каких выражениях сразу после освобождения говорят люди, только что вырвавшиеся из челюстей репрессивной системы, а то, смогут ли — и когда — выйти на свободу оставшиеся в ее власти. В результате обмена или других событий.

А это, в свою очередь, очень серьезно зависит от главного — перспектив прекращения огня между Россией и Украиной. Потому что эта ситуация предопределяет очень многое, и в том числе — положение политзаключенных.

Так вот, обмен заключенными, как и ранее проводившиеся обмены военнопленными между Россией и Украиной, при всей их разной механике и сути, — прочно связанные друг с другом процессы.

Связанные потому, что и то, и другое — это возведение того незримого «моста» (образ, который вспоминают сейчас многие, говоря об обмене), на котором представители враждующих сторон будут потом говорить о других вопросах, в том числе, о самом главном — о прекращении огня.

И обмен пленными, и обмен заключенными — процессы, требующие гигантской подготовки. Практически вся она непублична, более того — публичность ей порой категорически противопоказана.

Но именно в ходе этих процессов выясняется, кто, где, как и при чьем посредничестве (или без него) с обеих противоборствующих сторон может вести переговоры. С кем готовы говорить — а с кем не готовы. Как разрешать спорные случаи, как обсуждать гарантии и кто может их дать. И так далее…

Собственно, в этом и заключается процесс возведения «моста», на котором публично происходят только финальные сцены.

И если вернуться к вопросу о том,

Значит, этот шанс появится тогда, когда переговоры об обмене военнопленными с Украиной удастся продолжить переговорами об обмене гражданских лиц — с участием, скорее всего, примерно тех же переговорщиков и посредников, что сейчас разговаривают об обмене военными, и тех, кто договаривался об обмене прошлой недели. Как тех гражданских, кто находится в заключении в России, так и тех, кто находится в заключении в Украине. Кто там выступал за «русский мир» или работал на российские административные структуры и теперь преследуется по украинским законам, которые в «политических» вопросах порой ничем не менее жесткие, чем российские.

Договариваться об обмене этих людей — очень и очень непростое дело. И те, кто сейчас яростно критикует состоявшийся обмен, сам находясь на свободе и в безопасности, — не просто не понимают на личном опыте той ситуации, в которой находились или находятся заключенные. Они своим «экспертным» мнением, высказанным в паблике, просто снижают шанс на свободу для оставшихся в России заключенных.

А среди оставшихся — сотни тех, о ком, как о недавно скончавшемся 39-летнем пианисте и писателе Павле Кушнире, почти никто не знает. У кого нет влиятельных групп поддержки и кампаний по защите. О ком не публикуют статей в значимых СМИ. Кому не ищут адвокатов и не собирают деньги на юридическую или врачебную помощь. Кому не пишут писем в СИЗО. И кто может годами оставаться в безвестности — надеясь или на то, что хватит сил и здоровья выдержать заключение, или на чудо…

И все же оптимизм — пусть и очень осторожный — есть.

Если, пусть очень непросто, долго и сложно в условиях очень жесткой конфронтации, удается вести разговор между Россией и Украиной, Россией и США, Россией и странами Евросоюза об обмене военнопленными и об обмене заключенными — значит, указанный «мост» все-таки строится.

Главный фактор, как мне не раз приходилось писать, — это время.

Надо действовать, не дожидаясь итогов ни американских, ни каких-либо иных выборов, ни иных политических событий.

Потому что каждый упущенный день — это день, который узники проводят в неволе и который для таких, как Алексей Горинов, Игорь Барышников, Юрий Дмитриев, Егор Балазейкин, учитывая состояние их здоровья, может оказаться последним.

И каждый упущенный день — это новые жизни тех, кто теряет их во время боевых действий и обстрелов.

* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов».