Расшифровка

Зоя Светова. Всем привет! Это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие: я, журналист Зоя Светова…

Вера Челищева. …и я, журналист Вера Челищева.

Зоя Светова. У нас сегодня в гостях замечательный адвокат Борис Кузнецов. Добрый день, Борис Аврамович!

Борис Кузнецов. Здравствуйте, девушки!

Зоя Светова. Я напомню нашим слушателям биографию Бориса Кузнецова, чтобы они могли представить, какой удивительной, фантастической и насыщенной была его профессиональная жизнь.

С 1962 по 1982 год — 20 лет — он служил в уголовном розыске. В частности, участвовал в раскрытии кражи дуэльных пистолетов из Музея-квартиры Пушкина, кражи из Эрмитажа и Русского музея, хищения промышленного золота на приисках Чукотки.

В 1975 году окончил ВЮЗИ (сейчас — Московский государственный юридический университет).

В 1982 году стал адвокатом. Представлял интересы доверителей по делам с большим общественным резонансом. Например:

• бывшего генерала КГБ Олега Калугина по иску к Михаилу Горбачеву, Николаю Рыжкову и Владимиру Крючкову о лишении наград, звания и пенсии;
• коммерсанта Артема Тарасова по иску о диффамации в Королевском суде Великобритании против Washington Post и Gerald Tribune;
• народного артиста России Георгия Юматова, обвиняемого в убийстве;
• 55 членов семей подводников по уголовному делу о гибели атомной подводной лодки «Курск»;
• ученого института США и Канады Игоря Сутягина, где доказал, что в число присяжных заседателей был внедрен бывший сотрудник Службы внешней разведки;
• вице-президента компании «Аэрофлот» Александра Красненкера по знаменитому делу о хищениях в компании;
• члена Совета Федерации Левона Чахмахчяна и других.

Во время работы по делу Чахмахчяна на Бориса Кузнецова завели уголовное дело о разглашении гостайны. Под угрозой ареста адвокат уехал из России.

И вот мне хочется, Борис, чтобы вы рассказали подробно об этом деле, о вашем преследовании. Потому что мне кажется, что на самом деле это был первый случай преследования российского адвоката за его деятельность в новой России. Об этом уже забыли. Сегодня, когда мы говорим о преследованиях адвокатов, мы называем дело Ивана Павлова, иностранного агента, и других. Ваше дело все-таки было первое. Расскажите, почему на вас завели дело о разглашении гостайны. Как все произошло?

Борис Кузнецов. Ко мне обратился посол Армении в России с просьбой, чтобы я взял на себя защиту Чахмахчяна. Его обвиняли в мошенничестве. Я сейчас не буду говорить о личности самого Чахмахчяна, это второй вопрос. Но, знакомясь с материалами дела в Верховном суде,

То есть в этой справке однозначно было указано, что, когда они начинали прослушивание, они хорошо знали, кого прослушивают. Член Совета Федерации по Конституции является лицом неприкосновенным, его телефоны не могут прослушивать. И для меня как для адвоката было очень важно, чтобы все эти прослушки исключили из доказательств обвинения сенатора.

Сначала я отправил жалобу в Московский городской суд, где приложил копию справки, которую мне передал один из членов Верховного суда. Он по моей просьбе сфотографировал ее, и я отправил жалобу в городской суд. Притом я засекретил свою жалобу, и она ко мне вернулась от судьи Назаровой не секретной почтой. После этого я написал жалобу в Конституционный суд России. Просил приобщить к ней вот эту справку — меморандум с грифом «секретно». Против меня возбудили уголовное дело за «разглашение государственной тайны». Хотя вообще это разглашением государственной тайны быть не может, потому что статья 7 Закона «О гостайне» говорит о том, что не являются гостайной и не подлежат засекречиванию сведения о нарушении прав человека и о злоупотреблении должностными лицами служебных полномочий. Поэтому я абсолютно спокойно отправил эту жалобу, приложив справку-меморандум с грифом «секретно». Это было в 2006 году. А в 2007 году, в июле, у меня появилась информация, что против меня готовятся возбудить уголовное дело. Но по законам, которые тогда действовали, прежде чем возбудить уголовное дело, суд — обычный районный суд — должен был дать заключение о наличии признаков преступления в действиях адвоката. Дело рассматривалось в Тверском суде.

И когда я понял, что следующим шагом будет постановление суда, я затянул процесс и в ночь с 10 на 11 июля покинул пределы России через Украину. В сентябре 2010 года я переехал в Америку и в этом же 2010 году подал заявление о предоставлении политического убежища. Миграционная служба Соединенных Штатов Америки рассматривала мое досье полтора месяца, и я получил политическое убежище. Впоследствии я получил вид на жительство, грин-карту, а в 2016 году стал гражданином США.

Вера Челищева. Интересная история. С тех пор, как вы покинули Россию, опасаясь ареста, прошло 17 лет. Скажите, вот все эти годы, что вы не в России, что вы в отрыве от нее, когда вы со стороны наблюдаете за тем, что происходит в стране, и в частности, за тем, во что сегодня превратилась российская адвокатура, как вы можете охарактеризовать то, к чему пришла сегодня российская адвокатура? Что с ней стало? Многие адвокаты, насколько вы знаете, находятся сейчас под стражей, многие адвокаты в розыске (особенно после начала специальной военной операции). Многие признаны «иностранными агентами». Адвокатов, которые в состоянии защищать обвиняемых именно по политическим делам, остается очень мало. Вот адвокат Владимира Кара-Мурзы, признанного «иностранным агентом», Вадим Прохоров, тоже «иностранный агент», вынужден был уехать, как и вы, опасаясь преследования. Какие этапы прошла адвокатура за последние 20–25 лет?

Борис Кузнецов. Вы знаете, я как-то был во Франции и совершенно случайно попал на манифестацию, которую проводили французские адвокаты. И надо сказать, они приостанавливали судебные процессы, выходили на улицы, вставали в пикеты с плакатами, требовали изменения каких-то норм, нарушавших их права. Я не очень помню, о чем шла речь, но это не суть. Самое главное, что там адвокатура умеет себя защищать.

Больше того, Федеральная палата адвокатов — тогда Семеняко ее возглавлял — ни одного документа в мою защиту не направила. Журналисты, знающие мое дело (у некоторых из них были его материалы), побоялись публиковать какие-либо статьи о нем. Больше того, Резник, который взялся меня защищать, несколько раз выступил в прессе, подписал одну жалобу, которую я ему подготовил. Участвовал в одном процессе, где никакой роли не сыграл. А потом отказался от моей защиты. Самое страшное преступление в деятельности адвоката (оно, правда, не прописано в Уголовном кодексе) — это когда он предает своего подзащитного. В данном случае я считаю, что отказ от защиты со стороны Резника был предательством.

Возникает вопрос, обжаловал ли я действия Резника в квалификационную комиссию Адвокатской палаты Москвы. Нет, не обжаловал. Я считаю, что Резник — гениальный адвокат. Мы с ним дружили много лет. Те проблемы, которые возникли у меня с ним, — это мои проблемы. Но лишать граждан России такого прекрасного, чудного адвоката я не захотел. Поэтому все взаимоотношения с Резником — это мои с ним личные отношения.

Что касается моего преследования, то действительно, это было одно из первых уголовных дел в новой России против адвоката за его профессиональную деятельность. В дальнейшем такие преследования продолжались. Многие из адвокатов, не желая попадать в тюрьму, тоже уехали из России. Совершенно гениальный адвокат Елена Лукьянова, которая покинула Россию не только потому, что ее убрали из Высшей школы экономики, но и наверняка препятствовали или могли препятствовать ее адвокатской деятельности. Я посмотрел: с началом войны преследованию подверглись 32 российских адвоката. Причем восемь из них либо арестованы, либо арестованы заочно. И здесь главная коллизия состоит в следующем: по международному праву адвокат не может подвергаться преследованию за свою профессиональную деятельность. И представьте на секундочку ситуацию: человек заявляет, что это не специальная военная операция, это ***. Адвокат эту позицию разделяет и озвучивает эту позицию перед судом. Таким образом, суд рассматривает это как заявление адвоката, которое «дискредитирует» вот эту самую так называемую специальную военную операцию. Таким образом, на адвоката возбуждается уголовное дело. И вот один из адвокатов — Дмитрий Талантов — арестован по такому делу и находится в следственном изоляторе.

Вера Челищева. По делу «о фейках о российской армии».

Зоя Светова. Ясно. Борис, в начале нашего разговора я перечислила ряд ваших подзащитных. Это только малая часть тех, кого вы защищали. Вы написали книги, 12 томов, целое собрание сочинений под общим названием «Записки адвоката-камикадзе», где вы рассказываете разные истории, а именно — 115 историй из своей адвокатской жизни. Расскажите про эти книги. Как вы выбирали героев? Вам удалось вывезти из России все ваши адвокатские досье, по которым вы писали эти адвокатские воспоминания?

Борис Кузнецов. Я собирал информацию о своей деятельности начиная с 1962 года, еще работая в угрозыске. У меня образовался архив, который составляет 400-страничное досье по разным делам. Мне удалось этот архив сохранить и удалось его вывезти. И вот сейчас эти коробки с делами прямо перед моими глазами находятся здесь. Первые три тома составляют дела, в которых мне довелось участвовать, когда я еще работал в уголовном розыске. Первый том — это моя деятельность в Санкт-Петербурге. Вы правильно сказали, что я занимался раскрытием краж художественных ценностей, краж из Русского музея, из Музея-квартиры Пушкина, из частных коллекций. И этому, собственно, посвящен первый том.

Второй том посвящен моей работе на Чукотке. Это совершенно уникальный район и с точки зрения практики уголовного сыска, и с точки зрения климата, и с точки зрения характера людей, которые там проживают. Это совершенно потрясающее место.

Третий том посвящен моей работе в Управлении внутренних дел Магаданской области. Я занимался раскрытием тяжких преступлений против личности. Каждое из этих дел имело свою изюминку. То есть был необычный подход к делу, опровержение судебно-медицинских, психиатрических, психологических экспертиз. Третий том — это, по существу, учебник для сыщиков. Кстати говоря, следователем я никогда не был. Я всю жизнь проработал оперативным работником в уголовном розыске, иными словами, детективом или сыщиком.

Следующие тома касаются моей работы уже в адвокатуре. Сначала это работа в адвокатуре Магаданской области, где после одного года работы меня исключили из коллегии адвокатов. Мое дело рассматривалось на бюро Магаданского обкома партии. Дело в том, что в те времена в Магаданской области было порядка 200 адвокатов, и в год было один-два оправдательных приговора. У меня в первый год моей работы было девять оправдательных приговоров. И конечно, ни прокуратура, ни партийные органы, ни МВД не хотели этого терпеть. И меня по надуманным причинам исключили из коллегии адвокатов. Я через Верховный суд, через Нину Юрьевну Сергееву, которая была заместителем председателя Верховного суда, восстановился через восемь месяцев. Но меня исключили во второй раз. И вот эти обстоятельства я детально описываю.

Впоследствии я оказался в Москве, был советником в Межрегиональной депутатской группе. В следующих томах я описываю дела, которые мне довелось вести уже в Москве. Собственно говоря, известность я приобрел по делу генерала КГБ Олега Калугина. Там был абсолютно нестандартный подход. Мне удалось доказать, что Совет Министров СССР во главе с Николаем Рыжковым приобщил к материалам обвинения заведомо подложные документы. Дальше очень много дел у меня было связано с противостоянием граждан КГБ, а потом ФСБ России. Это и дело Игоря Сутягина, о котором вы упоминали, и дело Ткаченко, подполковника ГРУ, которого обвиняли и осудили, собственно говоря, за продажу космических снимков израильскому разведчику. И дело об убийстве банкира Ивана Кивелиди в 1995 году. В 2007 году рассматривалось дело по обвинению Владимира Хуцишвили, которого обвинили в том, что он отравил банкира Кивелиди.

Ну, кроме таких дел, в которых граждане противостояли ФСБ России, у меня были обычные дела. Например, защита народного артиста РСФСР Георгия Юматова. Еще я представлял интересы Майи Плисецкой, Людмилы Гурченко, Валентина Гафта, Максима Дунаевского и многих других известных российских артистов, музыкантов и художников.

Вера Челищева. А скажите, пожалуйста: были для вас какие-то запретные статьи Уголовного кодекса, когда вы не соглашались защищать обвиняемых по тем или иным преступлениям? То есть были ли какие-то нравственные моменты, которые вас могли остановить в защите человека?

Борис Кузнецов. Ну, пожалуй, один случай у меня такой был. Дело в том, что я практически не работал адвокатом по назначению. Но однажды пришлось. Был такой человек по фамилии Симонов, который в Москве участвовал в похищении человека, потом скрывался, был задержан Интерполом в Италии. Я вылетел в Рим. Симонов сидел в следственном изоляторе, который располагался на берегу реки Тибр. Сейчас этот следственный изолятор уже закрыт. И когда я стал обсуждать с подзащитным его позицию по делу, то он мне начал вешать лапшу на уши. Говорил, что у него есть алиби. Я это алиби проверил, оно не подтвердилось. И в очередной раз я прилетаю в Италию, предлагаю ему самому отказаться от моего участия в этом деле. Он написал заявление, и я вышел из этого дела. Пожалуй, это единственный случай, когда мне не хотелось защищать человека.

Зоя Светова. Поговорим о судьях. Вы за свою длинную адвокатскую жизнь видели их много. Были ли среди них такие, которые прислушались к вашим аргументам и оправдали вашего подзащитного или решили дело в пользу вашего клиента, если речь шла о гражданском деле?

И второй вопрос. Мы сейчас очень много говорим о том, что в России нет справедливых судей, что судьи, в общем-то, работают по заказу, особенно когда это касается политических и экономических дел. И говорят о том, что, может быть, если будет другая страна, прекрасная Россия будущего, то там нужно будет судей менять и, вероятно, проводить люстрацию. Как вы относитесь к теме люстрации? Где можно было бы набрать новых судей и прокуроров? То есть первый вопрос: встречались ли вам справедливые судьи и что вообще делать с судебной системой?

Борис Кузнецов. Ну, я вам скажу, что, с моей точки зрения, большинство судей в Российской Федерации — это вполне приличные, профессиональные и порядочные люди. Им приходится заниматься обычными гражданскими делами, обычными уголовными делами. Конечно, попадаются дела политические, и в этом случае судьи себя ведут по-разному. Даже по моему делу, когда в 2009 году стоял вопрос о моем аресте, судья (по-моему, это был Игорь Игоревич Шереметьев) отказался меня арестовывать. И потом судья Иванова отказала следствию в рассмотрении в целом моего дела и вернула его обратно в прокуратуру. Правда,

Буквально с первого дня, как только выехал за пределы России, я регулярно сообщал следователю о том, где нахожусь и где проживаю. И начиная с 2008 года я получал письма на мой сначала американский, потом на латышский адрес. Сейчас, видимо, буду получать на испанский адрес, где я живу. Причем любопытно, что приходит ответ о том, что мы, дескать, не можем отменить ваш розыск, потому что не знаем, где вы находитесь.

Зоя Светова. А что касается люстрации?

Борис Кузнецов. Я считаю, что люстрацию нужно проводить обязательно. И в первую очередь она должна касаться тех судей, которые рассматривали политические дела и выносили неправосудные решения. И таких судей, думаю, будет немало. Замена им есть. Сейчас в России порядка 80 000 адвокатов. И кстати говоря, в российской судебной системе существует практика, что судьями становятся секретари судебных заседаний, прокурорские работники, работники МВД, в то время как в тех же Соединенных Штатах Америки судьи, прокуроры и адвокаты объединены в единую систему. И очень часто судьями становятся люди, которые раньше занимались адвокатской деятельностью. Такая же практика практически во всех западных странах, кроме нашей любимой родины.

Вера Челищева. Да, в России адвокаты практически никогда не идут в судьи. Может, такие случаи есть, но я, честно говоря, ни одного не знаю. И по-моему, даже не слышно об адвокатах, которые хотят быть судьями.

Если затронуть тему цеховой солидарности, можете сказать: это такая ментальность российская, что у нас адвокаты, по сути, не заступаются друг за друга? Вот журналисты заступаются. Актеры — тоже иногда, а вот адвокаты… Как-то не встречается большой солидарности. Почему?

Борис Кузнецов. Ну, тут еще, знаете, специфика деятельности. Ведь деятельность адвоката — это, по сути, индивидуальная, частная работа. Он как бы не очень связан с коллегами. Нет, есть группа адвокатов, которые борются за права адвокатов, эта группа достаточно большая, и ее поддерживают. Но это вещь совершенно бессмысленная. Возьмите Уголовный кодекс, посмотрите: для всех участников процесса — для прокуроров, для судей, для следователя — существует уголовно правовая гарантия защиты их деятельности. А у адвокатов — нет. Хотя они такие же участники судебных процессов. Поэтому, если судить по Уголовному кодексу, то с нами можно делать все что угодно.

Зоя Светова. А скажите, Борис, где можно найти тома вашей книги «Записки адвоката-камикадзе»? Они в интернете есть?

Борис Кузнецов. Откройте сайт американского издательства «Лулу». Они там есть в продаже.

Так что я пока не хочу делать это собрание в электронном виде, потому что я по другой своей книге — о «Курске» — знаю, что тогда тут же его опубликуют пиратскими способами в интернете. Слишком много лет и усилий я вложил в это собрание, чтобы отдать его жуликам.

Зоя Светова. Ну что ж, мы вынуждены заканчивать.

Вы слушали наш подкаст «Совещательная комната», и мы говорили с адвокатом Борисом Кузнецовым, который 17 лет назад уехал из России, опасаясь ареста. И эти опасения были небеспочвенны, о чем он нам сегодня рассказал.

Мы говорили о том, чем адвокаты и тогда, и сейчас мешают нашим властям. Мы пытались понять, что делать, если мы когда-нибудь доживем до какого-то хотя бы относительно справедливого суда.

Борис Абрамович рассказал о своем собрании сочинений, где он вспоминает о делах, которые вел, о людях, с которыми встречался в рамках адвокатской практики. Безумно интересно! Спасибо за этот разговор. И конечно, мы подняли тему цеховой солидарности.

А вы слушайте наш подкаст каждую неделю на YouTube, Apple Podcasts и на других платформах. И пишите нам, пожалуйста, комментарии, ставьте лайки!