Роман «Мышь» Ивана Филиппова*, изданный Freedom Letters, потребовали изъять из продажи — да не кто-нибудь, а лично генпрокурор Игорь Краснов (так утверждает сам издатель Георгий Урушадзе). И этот факт — очередное новшество в российской книжной цензуре: до сих пор книгами интересовались районные прокуратуры — как в случае, например, с «Маленькой жизнью» Янагихары и другими синхронно снятыми с полок романами издательства АСТ (они были сняты по требованию Пресненской межрайонной прокуратуры) или с «Вредными советами» Остера (ими занималась прокуратура Каратузского района Красноярского края). Но так, чтобы книга не понравилась лично генпрокурору, — такое происходит впервые. По официальной формулировке, которую редакция сайта Babook тут же сделала аннотацией к продаваемому роману, «Мышь» не устроила Генпрокуратуру тем, что содержит:

По складывающейся, видимо, традиции Роскомнадзор потребовал убрать книгу не только с недавно заблокированного им сайта Freedom Letters, но и с недавно заблокированного им же сайта Babook, а также из интернет-магазина «Эхо Книги». По аналогично складывающейся традиции и Freedom Letters, и Babook убирать книгу отказались.

Впрочем, Z-каналы, которые вели борьбу с «Мышью» не менее активно, чем борьбу с «Наследием» Сорокина, обвиняли роман и не в таком: «Царьград» писал, что книга проповедует «государственный переворот, анархию, смерть и кровь»; «Абзац» возмущался тем, что «русофобская мышь пролезла на маркетплейсы» и оттуда проповедует «иноагентскую» ненависть, а канал «Клевета» обвинил книгу в клевете. Словом, почва для запрета романа была давно удобрена — и несмотря на это (или благодаря этому), пока было возможно, «Мышь» разлеталась с виртуальных российских прилавков со скоростью 300 экземпляров в час. И счастливые обладатели этих экземпляров, читавшие «Мышь» полностью, а не в кратком содержании, как любит это делать прокуратура, могли легко убедиться, что никаких призывов к нарушению общественного спокойствия в книге, конечно, нет.

По существу, «Мышь» — это литературное переложение видеоигры The Last of Us с переносом сюжета в российские реалии. Игре роман явно обязан многим — в первую очередь, главной сюжетной линией: некий вирус распространяется с чудовищной скоростью, и все, кто им заражается, начинают проявлять неконтролируемую агрессию и превращаются в зомби, которые довольно быстро не оставляют следа от собственной некогда великой культуры. Той же игре, судя по всему, книга обязана и симптомами заражения: поскольку вирус воздействует на какие-то участки мозга, зараженный перестает видеть и передвигается по эхолокации; при этом он чувствует постоянный голод, поэтому кидается на сородичей.

Ну и, наконец, очень похоже на игру и главное сюжетное действие романа: на протяжении всего повествования все герои (и арестованный пожилой ученый со своим конвоиром, и двое маленьких братьев, и главная героиня — девушка в костюме огромной розовой мыши, работавшая в мирное время аниматором) попарно куда-то идут — правда, в отличие от игровых героев, не в поисках лекарства, а в поисках убежища.

В 2023 году, когда вышел роман Филиппова, вся эта тематика Last of us была очень актуальна — и потому, что в том же году вышла киноверсия игры, и потому, что еще звучало эхо конспирологических теорий о том, что мы не до конца осознали побочные эффекты ковида: поскольку за пандемией почти без перерыва последовали те глобальные конфликты, в которых мы сейчас живем, некоторые фанаты The Last of Us до сих пор уверены, что ковид, как и вирус в сюжете игры, вызывает неконтролируемую агрессию.

В отличие от создателей игры, Иван Филиппов знает, что это за вирус, — и рассказывает об этом читателям: это болезнь, искусственно синтезированная в секретных научных лабораториях, где десятилетиями по приказу правительства разрабатывалась вакцина против смерти. По сюжету, это средство вечной жизни — точнее, вечного поддержания мозга в более-менее живом состоянии — в конце концов разработали, но вот проблема: помимо того, что человек под воздействием лекарства действительно остается если не живым, то существующим, проявляется еще и побочный эффект — вышеописанная агрессия. Но российские сотрудники, замечая это, как обычно решают, что «сойдет и так» — а потом в лаборатории случается пожар, в суматохе оттуда сбегает инфицированная бессмертием мышь, и что дальше вы догадываетесь.

Нетрудно понять, что никаких угроз общественному порядку роман Филиппова не создает. Впрочем, нетрудно догадаться и о том, на что именно могли обидеться прочитавшие его — или его аннотацию — Z-активисты и генпрокурор:

Впрочем, зараза была и до этого, ведь вирус, который в романе уничтожает Москву, — это желание вечно жить (точнее, вечно существовать) за счет других. В этом смысле в «Мыши» обнаруживается много сходств с булгаковскими «Мастером и Маргаритой». Речь не про художественную ценность, конечно, — роман Филиппова с первых предложений заявляет себя полноценной беллетристикой, фантастикой в ее привычном для всех понимании — и на большее явно не претендует. Сходство с «Мастером…» здесь заключается в трех вещах.

• Во-первых, в подходе к осмыслению происходящего: случившаяся со страной катастрофа подсвечивается при помощи открыто нереального сюжета: у Булгакова — появление ревизора-дьявола, у Филиппова — зомби-апокалипсис. Откровенно выморочный, подчеркнуто игровой конфликт зомби против людей делает более выпуклым и страшным конфликт реальный: те, кто «заражен» пропагандой и по-настоящему пропагандирует кровь, смерть и насилие, против тех, кто хочет мира. То, что называется семантическим сдвигом — сдвигом смысла, соединением реального и нереального, пластмассового и живого, — создает эффект, который принято называть «отстранением»: замыленный взгляд начинает смотреть на ситуацию по-новому.

• Второе сходство «Мастера…» с «Мышью» — это, конечно, способ расправиться с теми, кто испортил автору жизнь. Не знаю, насколько осознанно Филиппов повторял за Булгаковым, но разбирается он с российскими пропагандистами явно с тем же удовольствием, с каким Булгаков громил квартиру Латунского. Единственная разница между писателем-классиком и автором-«иноагентом» здесь — это то, что Филиппов не считает нужным скрывать прототипов. Но кто знает, может, если бы Булгаков писал роман в эмиграции, он бы тоже не мучился с превращением критика Литовского в критика Латунского и проч.
• Третье сходство романов в том, что оба они показывают, насколько насилие органично для современной им российской действительности. Описания внезапно и в никуда исчезающих людей в «Мастере…» не воспринимались и не воспринимаются как описания чертовщины: все знали и знают, как часто такое происходило в действительности и в какой ад попадали эти люди. Филиппов, описывающий зомби, которые только и мечтают кого-то разорвать и сбегаются на любой шум, тоже не говорит ничего фантастического: для того, чтобы посмотреть на этих зомби вживую, достаточно полистать комментарии ботов во всевозможных запрещенных и недозапрещенных сетях.

Даже не самых богатых по слогу описаний хватает для того, чтобы понять: в болезни под названием «хочу жить вечно за счет других» нет ничего привлекательного. То, что автор романа действительно хочет, что пропагандирует и чего добивается, описано в самом конце книги (внимание, спойлеры, без которых обойтись, увы, не получится): книга заканчивается тем, что правительства всего мира объединяются, чтобы помочь России справиться с вирусом, из тюрьмы выходит Навальный, а Евгений Ройзман* становится президентом, и наступает мир во всем мире.

Настолько масс-культовая, хеппи-эндовая концовка — похожую не смогла себе позволить даже Last of Us — говорит за автора вполне прямо: единственное, чего хочет книга, — это исполнение розовой, как костюм главной героини, мечты о том, чтобы страна наконец-то выздоровела. И тот факт, что до запрета роман раскупался с упомянутой выше космической скоростью, подтверждает, насколько сильно хотят выздороветь и сами российские читатели — и вырваться наконец из состояния подопытной лабораторной мыши, на которой десятилетиями ставят опыты по прививанию любви к смерти.

* Минюст признал «иноагентами».