«Два с лишним года полностью изменили жизни многих из нас. Вот даже сейчас посмотрел на эти слова — «два с лишним». Почему я так сказал? Ведь — это огромная беда, которая требует точного подсчета, иногда даже до часов. Потому что это смерть, горе и ужас в каждую секунду. И вот уже 2 года, 4 месяца и 10 дней — на тот момент, когда писался этот материал.

Мы живем в новое время. Многие из нас покинули свою страну, оставили и продали дома, другое имущество, забыв почти все в прошлой жизни. [***] разделила людей даже внутри семей. Не осталось, наверное, такого места в жизни, куда бы ни заглянула эта страшная тень. Еще у большего числа людей уехать не получилось, они продолжают жить в условиях тотального контроля, преследования и наказания даже за мельчайшую попытку иметь другое мнение. И это не менее тяжело, чем экстренно осваиваться в новой стране и в новой жизни. А иногда и чревато последствиями. Примером тому являются посадки даже за призывы к миру на ценниках в магазине. И вдобавок резко возродившаяся бдительность отдельных «сознательных граждан». Мы вспоминали когда-то, как о дурном сне, о 4 миллионах доносов. А сколько их, интересно, сегодня?

А еще мы живем в прямом эфире. И это не только военная журналистика, съемки с гаджетов в местах боевых действий, камер на касках военнослужащих. Это и записи с БПЛА, других управляемых видов оружия, которые записывают в том числе и попадание. Вы можете наблюдать чужую смерть в записи, с разных расстояний, в любом виде, камеры на дронах записывают самоубийства военных, расстрелы и бои.

Жанр военной хроники существовал и прежде, ХХ век оставил нам немало кинопленок, которые уже оцифрованы и живут своей жизнью в Сети. Оставил в надежде на то, что век следующий сделает выводы о том, что война — это большое и страшное зло.

А к этому времени поспела техника. [***] стала зрелищем. Кадры боев в самых разных точках вы легко и доступно можете увидеть в телеграме и других социальных сетях. Все в подробностях безо всякой цензуры.

Я иногда захожу на такие каналы почитать комментарии. Все смакуется и обсуждается, люди злорадствуют и желают еще более мучительной смерти лежащему. Комментаторы и с одной стороны — потому что их страна несет огромные потери, и с другой — потому что очень неплохо работает пропаганда.

Скажу, возможно, не очень популярную вещь, но участие в таких перепалках и обсуждениях не делает никого сильнее и справедливее. И лицезрение и смакование (а это выглядит именно так) чьей-то смерти, разглядывание ее и злорадство не делают человека победителем. Смерть в любом случае страшна. Хотя бы тогда отвернись и не смотри. Хотя, возможно, наблюдающему за ней совершенно наплевать на то, что там испытывал в последние секунды человек, на которого летит граната.

Да, очень сложно называть врага человеком. Но военные действия никого не делают лучше, защитников тоже. Не делают человечнее.

Идет обратный процесс, очень болезненный, тяжелый, иногда необратимый. Процесс расчеловечивания происходит везде и на всех уровнях. Не только среди участников боевых действий. Тот, кто не испытал ужас или отвращение от зрелища разрывающегося на куски человеческого тела, уже на пути к этому.

Вранье и равнодушие — тоже подельник смерти. <…>

Наступает момент, и [***] уходит из повседневности, когда проходит шок от происходящего, когда люди потихоньку понимают, что жизнь-то идет, продолжается, а «это все» — где-то там, далеко.

Судьбы людей очень разные. Больше миллиона несогласных с политикой Кремля уехали из страны, большинство осталось. Часто в Сети встречаются достаточно серьезные дискуссии с обвинениями первых вторыми, и наоборот по самым разным поводам. Можно услышать активную оппозицию, которая теперь в эмиграции, и можно понять людей, которые вынуждены скрываться и молчать о своем мнении. Можно понять граждан других государств, кто задает вопрос о том, почему никто не сопротивлялся режиму, давно закрутившему гайки во всех сферах. Но можно понять и россиянина, который и сопротивлялся бы, но не имеет ни моральных, ни физических сил отбывать срок в колонии в РФ, откуда могут еще и на фронт вывезти, потому что делать предложения в российских тюрьмах умеют. Но мы должны и обязаны, раз уж объединены [***], помнить об этой общности. Да, [***] не должна была случиться, но она должна закончиться.

А всем нам потом жить и как-то смотреть друг другу в глаза. Залечивая раны и устраняя последствия. Может быть, это уже можно делать сейчас, не забывая, что мы люди».

Священник Андрей Мизюк

* Минюст РФ считает «иноагентом».