На другом конце политического спектра в Германии того же времени Дитрих Бонхеффер критиковал государственную идеологию за то, что она путает временное с вечным, но, тем не менее, также считал, что катехон — это «власть государства для установления и поддержания порядка».

На Руси и в России тема катехона никого особенно не интересовала до конца XIX века. Так, Феофан Затворник в толковании на апостольское послание говорит о том, что знаком и с «духовной», и с «государственной» интерпретацией катехона и склоняется к первой, не отрицая полностью вторую. Тему катехона всерьез взял в оборот Сергей Нилус, известный тем, что опубликовал «Протоколы Сионских мудрецов». Монархия для него и есть единственный «удерживающий» против глобального жидо-масонского заговора. C ее падением приход Антихриста и конец земной истории приближаются неумолимо.

Это видение отчасти сохранялось в русской церковной эмиграции, в большей степени в Русской зарубежной церкви. По мнению ее предстоятеля архиепископа Аверкия (Таушева), православная Россия с помазанным монархом во главе и была «удерживающим». Кто же тогда препятствует пришествию в мир Антихриста после революции? Никто. Только восстановление российской монархии может спасти мир. Справедливости ради, не все в русской церковной эмиграции разделяли это видение. Так, архиепископ Иоанн (Шаховской) считал утверждение, что мир удерживается православной монархией, грехом против Святого Духа, который и есть источник всякой земной жизни.

Книги, опубликованные под именем митрополита Иоанна (Снычева), в которых вся современная история объясняется в свете заговора Запада и жидо-масонов против России, стали необычайно популярны в православных кругах. Книга «Россия перед вторым пришествием», написанная в схожем ключе, сопровождала «церковное возрождение» в ту же постсоветскую эпоху.

Кадыров против Антихриста

В воззрениях патриарха Кирилла относительно «удерживающего» видна динамика. Размышляя о словах апостола Павла, Патриарх Кирилл в 2016 году сказал, что «Бог через земную жизнь людей, через их работу, через их усилия, через их молитву, через их духовный подвиг, через сохранение добра в этом мире удерживает от пришествия зла». В 2017 году он повторил, что «добро есть то удерживающее, что сохраняет мир от распада, а человеческую историю — от грозного финала». В 2022 году все поменялось. Теперь «добро» имеет институциональную, государственную форму:

То же самое, по сути, было сказано им в Совете Федерации 23 января 2024 года. Через два месяца им был подписан цитируемый «наказ» ВРНС, главой которого он является, а в мае 2024 года он сказал, что Россия «является фактором, удерживающим весь мир, всю современную цивилизацию от страшной деградации, которая может привести к окончанию человеческой истории».

Схожая риторика звучит из уст политических лидеров.

30 сентября 2022 года Владимир Путин заявил, что «диктатура западных элит» означает «полное отрицание человека, ниспровержение веры и традиционных ценностей, подавление свободы приобретает черты «религии наоборот» — откровенного сатанизма. В Нагорной проповеди Иисус Христос, обличая лжепророков, говорит: «по плодам их узнаете их». «Лжепророки» в данном случае — прямая отсылка к «лжехристам и лжепророкам» (Мф 24. 24) и к образу Антихриста.

По выражению Дмитрия Медведева, «священная цель» СВО — «остановить верховного властелина ада, какое бы имя он ни использовал — Сатана, Люцифер или Иблис».

В своем телеграм-канале Медведев толкует книгу «Откровение Иоанна Богослова»:

Никогда еще российские власти не обращались к народу столь апокалиптическим языком.

Любопытная экскурсия в сознание политической элиты — статья «Антихрист как технологиия» Андрея Ильницкого, члена Совета по внешней и оборонной политике и советника министра обороны России (!). Статья рассказывает о заговоре глобалистов, стремящихся не без помощи папы римского привести Антихриста к власти над миром. Россия есть «богоизбранный народ», и сейчас она защищает Всевышнего, который один и для христиан, и для мусульман.

Обратим внимание на важные детали, а именно на «иблиса» (одно из имен диавола в исламе) в посте Медведева и рассуждения о Всевышнем чеченского командира Апти Алаудинова в статье Ильницкого. Еще в 2010 году Путин, ссылаясь на неких «теоретиков христианства», говорил о том, что православие ближе к исламу, чем к католичеству. Схожим образом высказывался и патриарх Кирилл, говоря: «С точки зрения традиций и нравственной морали мы с исламом ближе, чем с рядом западных христианских общин». Риторику борьбы с Антихристом теперь разделяют и мусульманские лидеры. Рамзан Кадыров призвал «дешайтанизировать» Украину. «Мы Украину ни у кого не отнимаем, она всегда была в составе России. Мы возвращаем Украину и освобождаем ее многострадальный народ от ЛГБТ* и прочей сатанинской нечисти», — заявил верховный муфтий России Талгат Таджуддин.

Мусульман много и в стране, и в армии. Борьба с Антихристом должна мобилизовать всех.

«Катехон» уже не является христианским понятием.

«До встречи в СССР!»

Можно было бы предположить, что конспирологическая теория о России как об «удерживающем» родилась в предчувствии революции — «местного апокалипсиса», сохранилась в русской эмиграции, вернулась в Россию после перестройки и овладела умами религиозных и политических лидеров. Это означало бы не понимать ничего из того, что происходит. Все обстоит гораздо хуже.

Есть очень важный маркер, в котором «нынешний» катехон отличается от «прошлого». Это отношение к советскому периоду истории.

Зарубежная церковь была насквозь антисоветской. Советская власть определялась как «сатанократия», а Московская патриархия — как ее инструмент. Нынешние адепты «катехона», напротив, призывают к канонизации патриарха Сергия (Страгородского), подписавшего знаменитую «Декларацию» лояльности церкви советской власти.

Обратимся к примеру Сергея Кургиняна — известного политолога и частого гостя на ТВ. В 2013 году он заявил, что Россия есть «удерживатель», то, без чего мир рухнет. Он поздравил своих читателей с Новым годом словами: «До встречи в СССР! И мы встретимся снова в великой Родине». Функция катехона не только в том, чтобы предотвратить глобальный апокалипсис, но и в том, чтобы отмотать назад локальный апокалипсис — распад СССР. В 2014 году Кургинян сказал, что «коммунизм — это одна из катехонических ипостасей России»: «Пора бы это признать прежде всего нашему официальному православию, потому что это очень сильно продвинуло бы вперед великое дело диалога между православием и коммунизмом». Та же мысль прозвучала в 2015 году: «Все мы (кто «мы»? — А. К.) ждем, когда Церковь наша признает, что Советский Союз был катехоном и удержал силы зла в Великой Отечественной войне… движение, которое я представляю, объединяет светских и религиозных людей… нежелание искать синтез между религиозными и светскими идеологиями — это была глубокая ошибка».

Катехон представляется как социальный и идеологический «клей» без всяких религиозных коннотаций. Эта «гражданская религия» предполагает веру в катехон, но при этом можно не верить ни в Христа, ни в Антихриста и вообще не отягощаться религиозным мировоззрением. Тот же самый покровительственный тон прозвучал у Кургиняна в 2017 году: «Советский Союз во время войны с фашизмом тоже был катехоном. Мы ждем этого [признания] в том числе от официальных православных кругов».

Ждать пришлось недолго. По мнению заместителя председателя Всемирного русского народного собора и основателя телеканала «Царьград ТВ» Константина Малофеева, для простого народа справедливость возможна только в случае автократора, каким был Сталин. 15 августа 2023 года в Великих Луках был освящен памятник Сталину. Священник, совершающий «таинство», в частности, сказал, что «пострадала церковь в годы правления Иосифа Виссарионовича, но благодаря этому у нас много новомучеников и исповедников». Видеозапись этого события разошлась по всему миру.

Митрополит Мурманский и Мончегорский Митрофан (Баданин) в книге с интригующим названием «Тайна великой войны» говорит о том, что Сталин был богоизбранным «удерживающим», сменившим Николая II. Фактически храм Вооруженных Сил стал видимым выражением катехонической доктрины. Понятие «удерживающего» распространяется теперь в полной мере на советскую эпоху: Андрей Громыко именуется советским катехоном, постсоветская эпоха называется «посткатехонической», а Александр Проханов связывает «удерживающую» роль России с ядерным оружием и саровскими разработками. Позже мысль о том, что ядерное оружие создавалось в обители преподобного Серафима «по неизреченному Божьему промыслу», повторил патриарх Кирилл, а современного материала об «атомном православии» хватило для одноименного исследования Дмитрия Адамского.

Чебурашка, посланник иблиса

Итак, кто же придумал современный русский катехон? В известном смысле он придумал себя сам. Долиньска-Рыдзек в своем прекрасном исследовании «Антихрист в постсоветской России: трансформации идеомифа» пишет, что Антихрист «является неотъемлемой частью образов русской культуры. На протяжении истории он был не только важной частью историософских концепций, таких как «Москва — Третий Рим» или «Святая Русь», но и служил конституирующим Другим и последним врагом, в борьбе с которым строилась русская национальная идентичность». Российский проповедник и исследователь катехона Вардан Багдасарян писал, что

и что «каждая эпоха в развитии русской историософии создавала своего Антихриста, имевшего мало общего со зверем из «Откровения Иоанна Богослова». Если это так, то автором нынешнего катехона стала эпоха после распада СССР — переживание местного апокалипсиса. Кто не помнит сравнения Чернобыля с «травой полынью» из книги Откровения?

Тем не менее доктрина не является анонимной. Сообщения о том, что Кремль консультируют Дугин, Багдасарян и Проханов, невозможно проверить, однако я бы выделил одно имя среди этих трех.

Выступая 30 сентября 2022 года, Путин сказал о покушениях «коллективного Запада» на «наших философов». За месяц до этого выступления была убита дочь Александра Дугина Дарья, предположительно мишенью был он сам. Логично предположить, что именно Дугина Путин называет «нашим философом».

Анализ трудов Дугина представляется непростой задачей, отчасти оттого, что их количество (причем только опубликованных) приближается к 90, отчасти потому, что, как заметил Виктор Шнирельман, его мысли и концепции противоречат друг другу, а борьба с демократией и либерализмом является едва ли не единственной его константой.

Катехон — одна из его основных тем. Раскрывается она довольно просто: Россия есть Третий Рим, а потому она и есть катехон. Если Россия не справится с миссией катехона, никакого будущего может не быть. Поэтому сейчас она находится в смертельной схватке с Антихристом. «Сегодня сталкиваются две идеи, два воинства, потому что ангелы — это умы и духи. Ангелы и бесы, и поле битвы как раз Украина! Мы святая Русь, о чем говорит Святейший Патриарх, и против нас противостоят силы абсолютного, мирового исторического зла. Поэтому все чаще мы говорим об Армагеддоне, о конце времен и об Апокалипсисе. Это все свершается на наших глазах. Мы принимаем участие в последней, может, в предпоследней, никто не знает, но в очень важной битве».

Самой важной характеристикой дугинского катехона, на мой взгляд, является его секулярность. В этом смысле он близок Кургиняну.

Дугин сообщает, что Сталин «потаенно жив в каждом из нас», в его квазирелигиозном представлении о катехоне нет ничего, что помешало бы статье «Катехон и революция» быть опубликованной на сайте КПРФ. В этом радикальное отличие нынешнего катехона от традиционной православной конспирологии:

Что касается дугинских псевдонаучных высказываний, здесь всегда можно задать вопрос: какие книжки произвели на него впечатление? На мой взгляд, радикальная секуляризация катехона делает его ближе к Карлу Шмитту, чем к какой-либо интерпретации катехона в православной традиции.

Это не открытие Америки. Сам Дугин знаком с его трудами с начала 1990-х годов, и тогда же начал рекламировать его русскому читателю. Шмитт считал, что современная политика использует секуляризованный язык богословских представлений. Он перенес катехон в область политической философии — туда же, где «удерживающий» и находится у Дугина.

Как отмечает Николетти, для Шмитта рейх как царство является динамической силой, которая остается аналогом Грядущего Царства, одновременно сдерживающая «тайну беззакония» и возвещающая о приходе окончательного Царства и дающая ему место в мире. У Дугина схожий подход к делу.

Дугин восхищается властью как таковой. «Государство это идея. Это эпифания Бога в мире. А власть есть преображающая мистерия. Обратите внимание на корень ieros в слове «иерархия» — святая власть. Во власти человек движется к Небу», — говорит Дугин. В этой сакрализации государства он гораздо ближе к Ильину, а через него к Гегелю, чем к православному богословию, которое вообще мало интересовалось духовной природой земных институтов. У Шмитта и у Дугина секулярное сакрализуется, а священное профанируется. Границы между царством Бога и царством кесаря нет, она отменена. Власть катехона — это и есть власть Бога.

«Война — наша мать»

Благодаря Шмитту Дугин экспортировал из нацистской Германии в современную Россию не только «катехон», но и представления о мире в целом: противопоставление между друзьями и врагами как основу политической жизни, концепцию суверенитета и в конечном счете войну как смысл человеческой жизни как таковой. Иранские ученые Е. Кулаи и С. Анвари заключают, что оба писателя «синтезировали национализм и религиозность, чтобы построить национальную политическую теологию для консолидации государства и усиления национальной мощи».

Концепция катехона Карла Шмитта связана с его концепцией суверенитета: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном положении (Ausnahmezustand)». Это вполне соответствует дугинским представлениям о суверенитете. «Суверенное государство делает то, что хочет. Суверенитет упраздняет идею международного права», — говорит он.

«Специфически политическое различение, к которому можно свести политические действия и мотивы, — это различение друга и врага», — говорит Шмитт. Как политическая жизнь невозможна без врагов, так и политическое существование человека — его единственное реальное существование — также бессмысленно без врагов. Враг есть «иной, чужой, а для существа его довольно и того, что он в особенно интенсивном смысле есть нечто иное и чуждое, так что в экстремальном случае возможны конфликты с ним». Если Шмитт был католиком, то как для него необходимость врага и ненависти к нему сочетается с христианством? Никак. Евангелие, согласно Шмитту, не учит о любви к политическим врагам.

В своей книге «Русская война» Дугин прямо цитирует это утверждение и развивает его. «Пара «враг» — «друг», являющаяся и внешне, и внутренне политической необходимостью для существования политически полноценного общества, должна быть холодно принята и осознана». Человеческое бытие без врагов (вернее, без их образов) бессмысленно, потому что без образа врага нет образа самого себя: «Нам нужен собственный аутентичный образ реальности — русский образ. И построенный на нем образ войны, образ себя, образ друзей, образ врага». Доктрина «русского мира» не имеет смысла без постоянного врага. Недаром для А. Дугина самым страшным кошмаром является утрата коллективных идентичностей — это означало бы конец различия друг — враг, конец войне и самой жизни. «Я» — это самое страшное слово.

Эта нормализация войны характерна и для Дугина. Он одновременно нормализует и сакрализует войну. В своей книге «Русская война» он говорит о том, что переживаемые на войне человеческие страдания — не более чем родовые муки, в которых рождается новая жизнь, а сама война не менее нравственна, чем любой другой аспект человеческого существования. У нас нет выбора — сражаться или не сражаться. Выбор есть только в том, чтобы победить или проиграть. «Война — наша мать», — пишет Дугин. Воистину, кому война, кому мать родна.

Жажда крови

Восхищение Дугина немецкими национал-социалистами не знает границ. Вместе с Карлом Шмиттом он цитирует Эрнста Юнгера, которого также называет гениальным:

В фашизме есть ясное понимание жизни как борьбы и войны, другие испытания, по мнению его идеологов, являются второстепенными, поскольку не ставят человека перед выбором жизни или смерти.

Однако, как отмечал Умберто Эко,

Напомним несколько других маркеров фашизма, предлагаемых Эко в знаменитом эссе «Вечный фашизм»:

• культ традиции и неприятия модернизма (это основа дугинского мировоззрения),
• несогласие как предательство,
• национализм,
• идея всеобщего заговора и риторика «осажденной крепости»,
• культ героизма и смерти,
• культ мужественности (беспощадное преследование любых неконформистских сексуальных привычек — от целомудрия до гомосексуальности),
• представление о народе как о монолитном единстве, выражающем совокупную волю через вождя.

В свете этих характеристик вопросы возникают не только к Дугину. Если среди читателей «Новой газеты» есть российский солдат или офицер, хочу задать ему вопрос.

1. Как вы относитесь к тому, что главный идеолог СВО учит, что «Евангелие и «Майн Кампф» одинаково верны и истинны», и восхищается тем, как «на Востоке, в России восходит фашизм, фашизм безграничный и красный… фашизм безграничный, как наши земли, и красный, как наша кровь»?
2. Является ли совпадением пафос его главного кумира Ивана Ильина: «Фашизм есть стихия национального каления, патриотической страсти и исключительности; он горит, шумит, бурно распространяется и зажигает огни на национальных алтарях»? У вас точно сходится пазл?

Созерцатели руин

Подведем итоги. Доктрина катехона в наставлениях ВРНС и в современном российском официальном дискурсе является инструментом конструирования коллективной идентичности и мобилизации через создание образа врага и его демонизацию (Шмитт — Дугин). Кроме того, она является важным элементом гражданской религии как синтеза между советской доктриной и православным христианством (Кургинян — Дугин). Она способствует нарративу суверенитета (Шмитт — Дугин) и напрямую сакрализует как российскую власть, так и СВО.

Миф о катехоне/третьем Риме находит свое выражение в международной политике. «Внутренняя исключительность политического мифа о Третьем Риме предполагает образ России как самодостаточной империи, не нуждающейся в соблюдении международных политических и правовых норм. Россия по своей сути добра, Запад — зло. По мнению Дугина (и Холмогорова), Россия в силу своей роли катехона может и должна делать все, что ей заблагорассудится» (J. Østbø. The New Third Rome. Readings of a Russian Nationalist Myth). Именно так понимал суверенитет катехона Шмитт, а Дугин в книге «Русская война» прямо ссылается на понятие истинного решения (Entscheidung) Шмитта как на выход из ситуации, которая уже не может быть разрешена обычными правовыми нормами.

Дж. Хелл в статье «Катехон: имперская теология Карла Шмитта и руины будущего» вспоминает сцену, описанную во «Всеобщей истории» Полибия: Сципион при виде окончательной гибели города Карфагена, побежденного им, заплакал, сознавая, что и Рим когда-то будет разрушен. По ее мнению, катехон есть «часть имперского воображения европейских (пост)римских империй, преследуемых знанием того, что все империи заканчиваются руинами». Это «сценарий созерцателя имперских руин». Ее слова вполне относятся и к современной российской доктрине катехона. Она призвана помочь справиться с травмой распада СССР и преодолеть страх того, что дальнейший процесс необратим. Таким образом, новая триада конспирологии, национализма и милитаризма, объединенная в понятие «катехон», выросла из фрустрации, неуверенности и страха. Это страх перед «другим», который для Шмитта олицетворяли США, Великобритания и Советская Россия, а для Дугина — «Запад» и «англосаксы». Если быть точнее, это страх перед будущим как таковым. Если будущее и перемены — синонимы деградации, остается только апокалиптический язык. Обесценивание будущего в этом сектантском мировоззрении делает применение ядерного оружия, обожаемого адептами катехона, легким шагом.

***

Напоследок я хотел бы рассказать о художественном фильме «Русская симфония» 1994 года. Не буду его хвалить или критиковать, а расскажу лишь об одной сцене. По сюжету Россия уходит под воду. Мертвые ползут с кладбищ навстречу живым (как тут не вспомнить Михаила Эпштейна и его тему «танатализации» в современной российской культуре). На последнюю битву с Антихристом выходит объединенное русское войско — русские витязи в шлемах, армия 1812 года, белогвардейцы и советские офицеры. Священник произносит вдохновенную речь: «Эй, славяне! Помолимся за Отечество наше поруганное! Помолимся за народ православный! Помолимся за идею русскую, ибо идея русская есть идея битвы духовной с мировым злом, и нет другой идеи у русского человека, и в этой идее для него все: и оправдание Божие, и осуждение его, и вся тайна истории русской, и великий огненный крест ее до последнего дня исполнения сроков. Братья и сестры возлюбленные! Не постыдимся призвания своего на вселенскую битву народов, встанем, живые и мертвые, на последний бой за судьбы Отечества на сокрушение мирового зла, да сбудется замысел Божий о Русской земле, об Отечестве нашем!»

«Где же режиссер и сценарист Константин Лопушанский мог это услышать в 1994 году? — подумал я. — Ведь еще не было ни Царьграда, ни Малофеева, ни Дугина, ни даже ChatGPT».

Воинство выходит на Куликово поле, зрители удобно располагаются на трибунах. Антихрист действительно появляется на поле, но совсем не на той стороне, где его ожидали увидеть.

*Властями РФ движение признано экстремистским и запрещено в России.

**Минюст РФ считает «иноагентом».