Я хорошо помню, как улетал из Берлина в Мадрид год назад. Из окна S-Bahn я увидел госпиталь «Шарите» и подумал об Алексее, который уехал в Россию вскоре после того, как был выписан из этой больницы. «Шарите» — это не просто ее название. По-французски «Шарите» — это любовь и милосердие. Что заставило Алексея покинуть тех, кто его любит и уважает в этом городе, в этой стране и везде за пределами России, где он мог бы находиться в относительной безопасности, и вернуться в Россию? Этот вопрос задавали многие и продолжают задавать сейчас. Зачем он это сделал?
Его решение могло бы показаться безрассудством, если бы похожий вопрос не прозвучал две тысячи лет назад: «Равви! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда?» (Ин. 11:8). Это и есть христианство — готовность следовать за Христом туда, куда идет Он.
Когда Алексей возвращался в Россию, передо мной был образ, который оказывается перед нашими глазами в православных храмах каждое воскресенье. Это образ сошествия Христа во ад. Путь Алексея из Берлина в Харп, где он погиб, был его личным сошествием во ад.
Многие надеялись, что ему хватит физических сил, чтобы выйти из этого ада живым. Этого не случилось. Но случилось что-то важное: мы все поняли, что побеждает ад не тот, кто остается биологически живым. Побеждает тот, кто, находясь в аду, не становится его частью.
Можно быть верующим или неверующим, можно придерживаться разных политических убеждений, но нельзя не поражаться тому, что в голосе Алексея, на его лице было больше радости, чем на лицах тех людей, которые добились практически неограниченной власти и богатства, <…> но на самом деле боялись не только живого Навального, но и мертвого.
В письме, которое было направлено группой православных священников российским властям с требованием выдать тело Алексея матери, были слова: «Даже Понтий Пилат, принявший решение о казни Христа из страха оказаться нелояльным императору («Если отпустишь Его, ты не друг кесарю» (Ин. 19:12), не стал препятствовать выдаче тела Спасителя и его погребению». Власть этих людей основана на страхе и терроре именно потому, что страх является их топливом. Главный их страх — это страх будущего, потому что перемены для них равносильны смерти. Старость объявила войну молодости, смерть объявила войну жизни.
К этим людям и ко всем нам Алексей обращался со словами: «Я не боюсь, и вы не бойтесь». Эти слова звучат в Евангелии очень часто.
Их слышат пастухи, когда ангел возвещает им радостную новость о рождестве Спасителя; Его ученики, когда Он приходит к ним во время шторма на Галилейском озере и когда они ослеплены Его светом на Фаворе; женщины, входящие в пустой гроб. Все они слышат эти слова: «Не бойтесь».
Мы дожили до времени, когда Евангелие проповедуется не из церковных кабинетов, а из тюремных камер, но становится ли эта проповедь менее убедительной?
Ветхий Завет говорит: «Крепка, как смерть, любовь».
Новый Завет учит, что любовь сильнее смерти.
