После теракта в «Крокусе» в России усилились репрессивные установки: появилось множество публичных призывов убить задержанных после теракта, пытки над ними не вызывают заметного протеста, за исключением заявления омбудсмена Татьяны Москальковой, политики и законодатели вновь соревнуются в карательном популизме и навязывают обществу вопрос о смертной казни.

Социолог Искэндэр Ясавеев, побывавший через три дня после теракта в Центре по противодействию экстремизму МВД по Республике Татарстан, поговорил с одним из его сотрудников об отношении к пыткам и смертной казни.

Мое посещение Центра по противодействию экстремизму невольно оказалось связано с терактом в «Крокус Сити Холле». Сотрудники ЦПЭ МВД по Татарстану остановили меня на выходе из Вахитовского районного суда Казани, куда я зашел на несколько минут за определением по делу об оспаривании статуса «иноагента», и предложили проехать с ними на допрос в качестве свидетеля по одному из уголовных дел. Фигурант дела был мне знаком, но это было настолько давнее и мимолетное знакомство, что приглашение на допрос не могло не выглядеть предлогом.

Уже в ЦПЭ мне предъявили постановление следователя «о производстве обыска (выемки)» мобильного телефона. Вероятно, интерес к его содержимому и был причиной привлечения к допросу.

По его словам, теракт сильно сказался на их работе. Нет сомнений, что сотрудники ЦПЭ по всей стране получили указания активизировать свою работу и в ближайшее время следует ожидать роста их активности, включая действия в отношении антивоенно настроенных граждан, оказавшихся в поле зрения силовиков. Силовым ведомствам необходимо демонстрировать свою эффективность после провала в случае с терактом в «Крокусе».

На некоторые неудобные для него вопросы мой собеседник не отвечал — например, на вопрос, кто, по его мнению, организовал теракт в «Крокусе»; кроме того, мы не договаривались о конфиденциальности общения. Поэтому, думаю, я вправе рассказать о содержании разговора, не называя имени собеседника.

Ему еще нет сорока, в различных подразделениях МВД он работает со второй половины 2000-х. Женат, есть дети, имеет квартиру в жилом массиве и автомобиль, ждет возможности уйти на пенсию по выслуге в органах внутренних дел. Думаю, его можно считать типичным сотрудником МВД.

Из высказываний этого сотрудника Центра по противодействию экстремизму МВД следует, что он оправдывает нарушения закона по отношению к задержанным после теракта в «Крокусе». Аргументация по поводу пыток варьировалась. Отрезание уха одному из задержанных мой собеседник, как и его коллега, сопровождавший меня в ЦПЭ, списывали на эмоции силовиков, проводивших поиск и задержание в брянском лесу. Однако мы говорили также об опубликованных видео с проводами, подключенными к одному из задержанных, и их физическом состоянии в суде по избранию меры пресечения. Мой собеседник настаивал, что в случае терактов, таких как в «Крокусе», без пыток не обойтись. По его словам, если соблюдать закон, то задержанные могут бесконечно молчать, просто ссылаясь на 51-ю статью Конституции России. «И как тогда быть? — искренне недоумевал он. — Как получить информацию об организаторах теракта?»

Сотрудник ЦПЭ в ответ рассказывал мне, как далеко МВД и прокуратура продвинулись в практиках доказательства преступлений, какое значение имеет сейчас для судов доказательная база, и уверял, что никакого распространения таких действий не будет. Пытки, по его словам, подходят только для исключительных случаев.

Разговор перешел к смертной казни. И опять сотрудник ЦПЭ был совершенно убежден в том, что она необходима. Он находился по отношению к смертной казни в позиции, которую социологи называют естественной установкой, исключающей какие-либо сомнения. Его аргументы в поддержку смертной казни были типичными: она справедлива и эффективна как средство сдерживания преступности, а несправедливым является расходование бюджетных средств на содержание преступников, преднамеренно убивших людей. Действенным, по его мнению, является также отрубание пальцев и рук (например, за кражу) по законам шариата. Вспомнил мой собеседник и о деле Брейвика и условиях, в которых он находится в тюрьме, удивившись в очередной раз норвежской сдержанности в отношении преступников, совершивших даже такие чудовищные деяния. «Разве это справедливо?» — спрашивал он.

Все мои доводы о том, что смертная казнь нормализует убийство, что суровость наказания не удерживает людей от совершения преступлений, что даже в случае преднамеренного преступления его участник почти всегда надеется избежать наказания и что возможны ошибки суда и следствия, собеседником не принимались. В ответ он улыбался и говорил: «Поработать бы вам хотя бы год в полиции». А когда я заговорил о данных опроса среди наиболее авторитетных в мире ученых-криминологов, мой визави не дослушал меня, пренебрежительно отмахнувшись от «каких-то там опросов».

Между тем, согласно этому исследованию, почти 90% ведущих исследователей преступности полагает, основываясь на эмпирические данные, что смертная казнь не имеет сдерживающего эффекта по отношению к убийствам, а противоположной позиции придерживается 5%. Опрос криминологов был проведен в 2008 году Майклом Раделетом и Трейси Лакок, его результаты имеются в открытом доступе.

Стоит сказать, что зашедший в кабинет коллега моего собеседника, услышав наш разговор, заметил, что

Разговор с сотрудником ЦПЭ еще раз подтверждает предположение, что убедить сторонников смертной казни в ее неприемлемости, приводя апеллирующие к логике аргументы, невозможно. Криминологи, исследователи преступности и общественного мнения принимают как данность, что значительная часть граждан, если спросить их об отношении к смертной казни, ответит, что поддерживает ее. Эта поддержка усиливается и становится заметной после таких ужасающих событий, как теракт в «Крокусе».

И так обстоит дело не только в России. В этом отношении российские граждане не отличаются от граждан других стран, включая США и Европу. Гораздо больше тревожит отсутствие в России механизмов, предотвращающих популистское ужесточение уголовных наказаний после таких событий. Независимые научные эксперты малочисленны и не объединены, законотворцы и Конституционный суд фактически подчинены Кремлю, институтов гражданской бюрократии, которые могли бы нейтрализовать репрессивный популизм, в России нет. Очень тревожит также готовность части правоприменителей оправдывать пытки в отношении задержанных по делу о теракте.

К настоящему времени полицейское насилие в России стало менее распространенным по сравнению с положением дел в 2000-х и начале 2010-х. Изменениям к лучшему способствовали общественное возмущение по поводу убийства задержанного в отделе полиции «Дальний» в Казани в 2012 году, смена руководства МВД России вскоре после этого и работа правозащитников. Однако можно предположить, что в дальнейшем насилие со стороны правоохранителей будет расти — вследствие вооруженного конфликта с Украиной, подавления независимых правозащитных организаций и таких сигналов, как публичные пытки задержанных после теракта в «Крокусе».

В будущем гражданам, правозащитникам и исследователям придется прилагать значительные усилия, чтобы ограничить полицейское насилие и распространенность репрессивных установок. Судя по моему разговору с сотрудником Центра по противодействию экстремизму МВД, это будет долгий и непростой путь.