Прошедшие в воскресенье общемуниципальные выборы в Турции, несмотря на их локальное, больше внутри-, чем геополитическое значение, тем не менее привлекли к себе мировое внимание. На выборах партия власти — Партия справедливости и развития (АКР) — потерпела самое значительное поражение за все 22 года, что она правит страной. И это — несмотря на активное участие в выборах самого президента страны Реджепа Эрдогана, который, невзирая на свой почтенный возраст и положение, примерно исполнял роль вождя партии и ножками ходил-ездил по всей стране, общаясь с электоратом. Несмотря на это, Партия справедливости и развития проиграла эти выборы, в том числе она не смогла провести своих кандидатов в мэры во всех пяти крупных городах Турции, начиная от Стамбула и Анкары и заканчивая Бурсой.

Результаты этих выборов многие восприняли, как реванш за победу Эрдогана в президентских выборах в мае прошлого года. Западные аналитики тогда активно предрекали кровавые беспорядки в Турции, мол, оппозиция выиграет, но Эрдоган просто так власть не отдаст, ведь как-никак диктатор все-таки.

Но никаких фальсификаций и никаких беспорядков тогда не произошло и произойти не могло в принципе. Победа Эрдогана на майских выборах была предрешена нежеланием оппозиции реально бороться за власть в стране и отсутствием плана развития страны. Поражение партии власти на этих выборах — нежеланием кардинально менять устоявшуюся политику и отсутствием плана развития страны.

Именно поэтому явка на турецких выборах всегда и реальна, и велика, так как жители страны (включая ее политиков) привыкли пользоваться своим правом голоса и даже представить себе не могут, что это право можно у них отобрать. Любой, кому такая идея придет в голову, тут же превратится в Турции в политический труп.

Реджеп Эрдоган признал поражение на этих выборах, обещал работу над ошибками и одновременно заявил, что это — его последние выборы. Эта фраза многих зацепила, так как накануне выборов многие аналитики (в основном, правда, неместные) предрекали партии власти победу, которая, по их мнению, подтолкнула бы Эрдогана к изменению Конституции с целью остаться в президентах пожизненно.

Но для того, чтобы это сделать, надо хотя бы контролировать суды в стране, а у Эрдогана — видимо, все-таки не самого удачного «диктатора» (а может, и вовсе не диктатора) — не получилось даже это. Суды в Турции столь же независимы от власти в ключевых для страны вопросах, как и институт выборов.

Что на самом деле означают результаты общемуниципальных выборов в Турции, почему сегодняшняя победа оппозиции, по сути, равна прошлогодней победе Эрдогана (то есть не ведет к реально необходимым для страны изменениям) и почему в условиях, когда институт выборов в стране совершенно здоров, все прогнозы следующего электорального турецкого цикла абсолютно бессмысленны? Об этом мы поговорили с кандидатом политических наук, автором знаковых для российского мусульманского сообщества проектов «Ислам.Ру» и «Алиф.ТВ», ведущим телеграм-канала «Нерусский» с наблюдениями и оценкой ситуации в Турции и в исламском мире, бывшим заместителем главного редактора государственного турецкого интернет-канала «ТRT на русском» Ринатом Мухаметовым.

— Ринат Мидихатович, прошедшие в воскресенье выборы в Турции сторонние наблюдатели расценили как провал партии власти и лично Реджепа Эрдогана. Это точная оценка, на ваш взгляд?

— Это действительно худший результат, который правящая Партия справедливости и развития показала за все годы, пока она у власти. Но тут важно понимать, что это были муниципальные выборы, то есть выборы органов местного самоуправления. Турецкие избиратели выбирали как глав совсем маленьких муниципальных образований в стране, так и мэров крупных городов. То есть это в первую очередь были выборы не столько политические, сколько хозяйственные, в которых принадлежность кандидата к какой-либо партии, конечно, важна, но она не всегда определяющая. И если бы сейчас были выборы не в местные органы самоуправления, а, скажем, в турецкий парламент или тем более президентские, то партия власти вовсе не обязательно бы проиграла с таким тревожным счетом или не проиграла бы вовсе. Потому что проблемы есть как у правящей партии, так и у оппозиции. А главное, ни у кого, судя по всему, нет четкого понимания, как решать ключевые проблемы, которые стоят перед Турцией. Я имею в виду не только проблемы с экономикой, но и видение будущего страны в целом и реальные рецепты, как сделать его таким благополучным, как обещают кандидаты от всех партий во время любого голосования.

С другой стороны, понятно, что все-таки люди таким образом выражают какие-то свои настроения, пожелания.

И президент Турции Эрдоган именно так на это отреагировал. Он в своей речи по итогам выборов сказал, что они услышали этот месседж.

— То есть результаты этих выборов не совсем верно оценивать как результат падения личного рейтинга Эрдогана как политика?

— Я думаю, что если бы речь шла о выборах президента и выборах в парламент страны, то партия Эрдогана набрала бы немножко больше, чем они набрали сейчас в целом по стране на муниципальных выборах. Потому что турецкие избиратели не всегда готовы доверить управление страной тем людям, которым они готовы доверить управление своим районом или городом. Кроме того, есть действительно политический фактор самого Эрдогана. То есть известно, что его личный рейтинг выше, чем рейтинг его партии. Это примерно как в России рейтинг президента Путина выше, чем рейтинг «Единой России». И я не думаю, что за год рейтинг лично Эрдогана упал настолько же сильно, как у его партии в целом по стране по результатам этих выборов.

— Насколько все-таки такие результаты выборов были предсказуемы?

— Они были предсказуемы, потому что, в принципе, все те проблемы, которые привели к падению рейтинга партии власти, уже были очевидны еще год назад. Стагнация в турецкой экономике продолжается, да, немножко в меньших масштабах, да, резких падений нет. Но ситуация все-таки ухудшается, и признаков ее улучшения нет абсолютно.

— А что эти выборы говорят нам о турецкой оппозиции? Насколько я понимаю, она к этим выборам пришла не такой консолидированной, какой была на президентских выборах.

— Да, это момент интересный. Если на президентских выборах оппозиция смогла создать альянс, то спустя почти год, уже на этих выборах, этот альянс себя исчерпал.

Их победа получилась в некотором роде какой-то стихийной, случайной, и я не вижу, как турецкая оппозиция может ее развить. Не вижу у них готовности возглавить страну и вывести ее на новый виток. У них такой же идейный и организационный кризис, как у партии власти, продолжаются расколы, конфликты, все попытки какого-то обновления блокируются старой гвардией, в первую очередь аксакалами самой главной оппозиционной партии страны — Народно-республиканской партии, созданной еще Ататюрком. Единственное, что поменялось за этот год в оппозиции: они сменили лидера — Кемаля Кылычдароглу, которого объединенная оппозиция выдвинула на прошлых президентских выборах против Эрдогана. Это был не самый лучший выбор, и во многом именно по этой причине, как считают многие, Эрдоган смог победить. Но проблема в том, что Кылычдароглу поменяли на примерно такого же плана человека. То есть говорить об обновлении или о «свежей крови» в рядах оппозиции не приходится.

— Когда речь идет о новом поколении турецких политиков, все в один голос говорят о знаменитом мэре Стамбула, представителе Народно-республиканской партии 52-летнем Экреме Имамоглу. Его называют самым вероятным кандидатом в президенты на следующих выборах. А на прошлых, я помню, для многих было большим разочарованием, что объединенная оппозиция выдвинула не его кандидатуру, а куда менее харизматичного 75-летнего Кемаля Кылычдароглу.

— На самом деле, в самой Турции больше популярен даже не Имамоглу, а мэр Анкары Мансур Яваш. Он победил на этих выборах своего главного кандидата от правящей партии, что называется, с разгромным счетом. Что касается Имамоглу, то я бы назвал увлеченность им сторонними аналитиками, включая и российских, во многом таким западным пиаровским фантомом. О нем сложилось впечатление, что он такой молодой, симпатичный, веселый, современный. Он действительно заработал себе эту репутацию, когда управлял отдаленным районом Стамбула Бейликдюзю, превратив его из даже не спального, а скорее сельского поселения в современный, благоустроенный модный молодежный район. Он уделял большое внимание экологии, комфортной среде, велодорожкам, паркам, доступному пространству для молодых семей и для инвалидов. Можно сказать, что в Бейликдюзю он действительно стал в хорошем смысле Собяниным районного масштаба. Но с тех пор, как Экрем Имамоглу был избран мэром Стамбула, аналогичных успехов уже на уровне 16-миллионого города он не добился. Многие жалуются, что местами стало даже хуже. Аргументы в его защиту, что ему, дескать, мешает центральная власть, не очень работают. Эрдоган в 90-е тоже был оппозиционным мэром Стамбула, но сумел преобразить город так, что до сих пор опирается на тогда заработанный рейтинг.

Но проблема даже не в этом, а в том, что крупнейшая оппозиционная партия Турции — Народно-республиканская партия — это в принципе большая политическая корпорация, завязанная на бизнес, на какие-то общественные структуры, на землячества, на слои бюрократии. И лидером такой корпорации не может быть относительно молодой политик с модными тенденциями в голове и современной риторикой, который не прошел все ступени партийной лестницы.

Понимаете, турецкой оппозиции не нужны никакие потрясения. У них как бы все нормально, у них все кресла там распределены, все механизмы работают, везде есть какие-то договоренности. А тут молодой человек немножко со стороны перескочил через много ступеней и выходит вперед. Есть некая угроза в этом — что начнется какая-то смена сначала идеологии, а потом, глядишь, и до кадровой чистки дело дойдет. А этим людям не очень хочется что-то менять и уходить. Они готовы использовать Имамоглу для пропаганды как вывеску, таран, но не готовы передать ему, политику нового, такого европейского типа с уклоном в велодорожки, культуру и социалку, все бразды правления такой уважаемой партией, которую создавал еще аж сам Ататюрк. А вдруг он ее, не дай бог, как-то не так реформирует? Я думаю, именно из-за опасений, что Имамоглу представляет собой такую угрозу, партия предпочла выдвинуть на прошлых президентских выборах заведомо менее харизматичную, но более лояльную своим традиционным ценностям и формату фигуру. И тем самым дала шанс Эрдогану победить.

А без партии — своей политической машины и ее управленческой элиты, команды, которая приходит и берет страну в управление на всех уровнях — политик в Турции не может по определению претендовать на ключевые посты.

— А что мэр Анкары Мансур Яваш?

— Его фамилия переводится с турецкого как «медленный». Это к слову. Он, конечно, более системный и традиционный представитель истеблишмента своей партии, он старше Имамоглу (Явашу 68 лет. — Е. М.). Скажем так, он для них более понятный политик. Но у него есть один серьезный недостаток. Яваш считается таким достаточно последовательным, жестким турецким националистом, а это вызывает отторжение у курдского электората. И поэтому год назад его также не стали выдвигать кандидатом в президенты от объединенной оппозиции.

— А на следующих президентских выборах?

— Несмотря на то что многие аналитики перекидывают мостик от сегодняшних выборов к следующим президентским, чему во многом способствовало заявление самого Эрдогана о том, что это — его последние выборы, я не стал бы сейчас вообще говорить про следующие выборы в Турции и загадывать, какие могут быть кандидаты через четыре года. На самом деле, все может быть очень и очень неожиданно. Посмотрите, например, на эти муниципальные выборы. В коалиции с партией власти была партия «Новый Рефах» (Новая партия всеобщего благоденствия. — Е. М.). Ее возглавлял 45-летний Фатих Эрбакан, сын политического наставника Эрдогана Неджметтина Эрбакана, которого еще называют его «политическим отцом». Казалось бы, прочнейший союз. Но случилось вторжение ХАМАС 7 октября, на которое Израиль ответил масштабнейшей военной операцией в Газе, и произошел раскол.

Они говорят, что, несмотря на громкие заявления Эрдогана против Израиля, Турция не прекратила с ним ни экономического, ни даже стратегического (в том числе через военную сферу) сотрудничества. И такая позиция дала «Новому Рефаху» и его сторонникам чистого, последовательного, турецкого национального исламизма и османизма повод отпочковаться от партии власти, выйти прямо накануне муниципальных выборов из провластной коалиции, выдвинуть своих кандидатов и даже кое-где победить. Успех «Нового Рефаха» стал настоящим открытием, сюрпризом этих выборов и, возможно, критическим условием провала на них партии власти. Вот все всегда считали, что это Эрдоган — исламист, лидер происламски настроенных турок. Оказалось, не совсем так. У Эрдогана, скорее, всегда была такая как бы правоцентристская, консервативная позиция немножко с религиозным уклоном. Он никогда сам прямо не позиционировал себя как исламиста. Поэтому его в науке сейчас называют постисламистом.

Классические турецкие исламисты — вот они, вышли на политическую сцену сейчас и сделали это довольно успешно, надо сказать. Возможно даже, что ситуация на Ближнем Востоке не была причиной этого раскола, она дала только повод, чтобы этот раскол оформить окончательно. После ухода Эрбакана и утверждения у власти Эрдогана последовательно происламский электорат был несколько дезориентирован. Тоже ведущая свою политическую родословную от Эрбакана партия «Саадет» («Счастье». — Е. М.) давно ушла в оппозицию и особого успеха не имеет.

— И все же после 7 октября Эрдоган достаточно же жестко выступал против Израиля.

— Да. И это как раз самый интересный момент. Его бывшие сторонники из «Нового Рефаха» именно это ему и предъявили. Мол, ты все правильно говоришь, но этого мало, надо все правильно делать. Они требовали от Эрдогана прекратить любой бизнес с Израилем, ввести санкции в отношении него и закрыть турецкую базу НАТО Кюреджик, которая, по их мнению, используется для военной поддержки Тель-Авива. Эрдоган этого не делает. Вместо этого власти отрицают обвинения в предательстве палестинцев, называя их абсурдными и популистскими, и утверждают, что госкомпании с Израилем бизнес прекратили, а что делают частные компании — это их дело.

Вообще это — эрдогановский стиль. Он такой игрок, который умудряется сидеть на всех стульях разом и везде получать выгоду, со всеми дружить, всех использовать. Это касается в том числе и российско-украинского противостояния. Он одновременно и с Россией поддерживает отношения, и продолжает открыто говорить чуть ли не в лицо Путину, что Крым надо вернуть Украине и вернуться к границам 1991 года. И при этом еще катит бочку на Запад, с которым у Турции (члена НАТО) самые тесные экономические отношения: мол, вы мешаете установлению мира между Россией и Украиной, надо переговоры вести.

А в этот раз у Эрдогана не получилось, причем в очень важный для него внутриполитический момент. Его ближайший сторонник, не абы кто, а сын политического наставника, сказал: хватит двойных-тройных стандартов, давай уже определяйся, настал момент, где ценности важнее выгод, извлекаемых из геополитических и экономических маневров. И увел поддержку части казавшегося ядерным эрдогановского электората. В соцсетях на этих выборах было очень много фотографий, как люди портили бюллетени, писали, что партия власти нас предала, мы — за Газу, а не за партию власти.

— А сколько набрал «Новый Рефах» на этих выборах?

— Шесть процентов и две провинции, в руководство которых они смогли провести своих кандидатов, отобрав их у Партии справедливости и развития. Это серьезный результат. В прошлом году на парламентских выборах у них было раза в два меньше.

— В своем телеграм-канале «Нерусский» после выборов вы написали очень интересный пост про приход к власти в Турции детей элиты. Смысл — что эти дети не способны к таким революционным изменениям, которых добились их отцы. Почему?

— Во-первых, это чисто технический процесс. Турецкие политики и бизнесмены, которые пришли к власти с Эрдоганом, постарели на 20 лет. И уже надо готовить смену. Их сыновья и дочери (хоть и в хиджабах, но на самом деле весьма активны — стереотипы патриархата, как его принято понимать, в этой среде не всегда работают) уже подросли — учились в Европе и США, работали со своими отцами. Вот их потихоньку начали еще выше поднимать и выводить во власть. И здесь есть такой интересный феномен, хотя, может, это и будет категорично звучать. Та контрэлита, которая поддержала Эрдогана и взяла власть в стране 20 лет назад, она как бы завоевала страну, но во многом она проиграла своих детей.

Революционным не в том смысле, какой вкладывают в это слово в России, — речь о том, что имели в виду люди, выведшие в начале XXI века Турцию из третьего мира во второй. Сейчас назрели такого же, революционного рода изменения, позволившие бы сделать из Турции страну первого мира, но у нынешней элиты по большей части и ее наследников нет уже требуемой борцовской закалки.

Для последних принципы, ценности и идеи их отцов, ради которых те меняли страну и общество, уже скорее инструменты и средства, используемые по инерции (потому что «это работает») для сохранения власти и активов; для некоторых даже мифы и легенды, т.е. совсем не внутренний двигатель. Но именно у них сейчас деньги, они контролируют основные активы в стране. И пробиться в эту элиту практически невозможно.

Отцы были нередко очень бедны, из простых семей. Сам Эрдоган — из одного из беднейших районов Стамбула. Он и его окружение вышли из народа, и они с самого нуля поднимались, боролись, строили. У них была идея, проект, который их вдохновлял. Дети этого поколения консервативной (правой, как говорят в стране) Турции — совсем другие (есть, конечно, исключения), но именно им в наследство достанется страна.

— А чем это чревато в вашем понимании?

— Углублением идейного, ценностного и организационного кризиса. Для Турции это сегодня главная проблема, и касается она не только власти, но и оппозиции. Они заняты сиюминутной политической борьбой, бизнесом, личными делами, при этом ключевые вопросы для страны мало кого занимают. А какая Турция должна быть через 10, 20, 30 лет? По этому поводу есть общие разговоры, какие-то отдельные решения, инициативы, но проекта какого-то серьезного не видно ни у власти, ни у оппозиции, которая тоже, довольная своими достижениями и успехами, инкорпорирована в бизнес и государство и по-настоящему к власти не рвется. Ведь страна-то не в самом лучшем положении, а как эту ситуацию исправить, такое ощущение, что толком почти никто не представляет. Как, например, выбраться из той же «ловушки среднего дохода», которая тут уже оскомину набила, так много все ее обсуждают.

— Поясните, пожалуйста, для читателей про эту ловушку.

— У экономистов есть такое понятие: «ловушка среднего дохода». Это когда бедная страна в силу индустриального развития поднимается до определенного уровня — вслед за благосостоянием населения растут запросы, потребности, уже образование какое-то появляется, интересы, чувство собственного достоинства укрепляется, люди начинают хотеть чего-то большего.

И это общество тоже не может создать само по себе такого продукта, раскрыть сферы, которые обеспечили бы этот рост, условно говоря, свой «айфон» изобрести. Т.е. нужны наукоемкие вещи с высокой добавочной стоимостью.

Турция стала достаточно развитой индустриальной страной. Сейчас, например, главная статья турецкого экспорта — это автомобилестроение. Многие европейские марки собираются в Турции, есть даже завод «Газели». Это главный драйвер экономики. То есть сельское хозяйство, туризм, текстиль, то, что в России привыкли считать главными статьями турецкого дохода, уже даже не в тройке драйверов экономики — в десятке. Это по-прежнему важно, но это уже не главное. За время правления Эрдогана появился и активно развивается ВПК. Турция все более активно торгует своим оружием, кроме всем известных байрактаров делают и бронетранспортеры, и катера, и даже для Украины корветы собирают. Есть качественная бытовая электроника. Начали продавать свой электромобиль. Сериалы на сотни миллионов долларов экспортируют не только в мусульманские страны, но и в Азию и Латинскую Америку. Но все равно это не такие точки роста, которые могут перевернуть ситуацию в стране в принципе. Ей нужно новое общество с новым видением традиционной культуры, которое по-другому отнесется к образованию, к науке, к творчеству в самом широком смысле, в котором по-другому воспринимают ценность человека как такового. Не просто как работника, который может на станке чего-то впаять, гайки прикручивать, в кафе подметать или быть принеси-подай где-нибудь в гостинице, и даже не просто как инженера, менеджера, доцента с дипломом. Современная успешная экономика построена на креативе личности, на творческом порыве искателя. Вот что, преломленное в турецком ключе, должно быть в центре.

Однако проблема в том, что с оппозицией дело обстоит еще хуже. Их во многом устраивает роль вечных критиков власти и предлагать проект, серьезно брать ответственность за страну, тем более в таком сложном положении, они явно не готовы. Зачем им напрягаться, когда у них и так все нормально? К тому же значительная часть активов ими и контролируется. Нести риски их потери тоже не всем интересно. А партия, которая Ататюрком создана, никуда не денется, потому как — исторический бренд. Ее электорат не исчезнет. Судьба КПРФ, погружающейся в историю вместе с голосовавшим за нее в 90-е и нулевые электоратом, ей не грозит.