«Отечественная смесь ребенку не подходит»

Алене Головановой шесть лет. Она почти не видит, не слышит, не может ходить и говорить. Все, что она знает об окружающем мире, — тепло мамы и вкус еды. Девочка не может жевать, поэтому пища для нее должна быть жидкой. Алене нравится, чтобы запах и вкус были нейтральными.

«Она привыкла жить в своем тихом мирке», — говорит мама Алены Лариса Губарева. Старшая ее дочь родилась совершенно здоровой. Вторая беременность протекала без особых сложностей. В день, когда Лариса должна была оформить декретный отпуск, у нее неожиданно отошли воды. Алена появилась на сроке 30 недель весом 1190 граммов.

«Каждый поход к врачу приносил новый диагноз. Гипоплазия мозолистого тела головного мозга, эпилепсия, ДЦП, глубокая умственная отсталость… У меня год ушел на осознание того, что происходит в моей жизни и почему так», — вспоминает Лариса.

Однажды она увидела в соцсетях группу волонтеров, собиравших вещи для малоимущих. Лариса предложила одежду, из которой выросли ее девочки. «Волонтеры приехали, увидели нашу ситуацию. Стали привозить памперсы, игрушки. Я поняла, что я не одна. Волонтеры стали для меня второй семьей». Теперь Губарева руководит проектом «Носочки для жизни»: мастерицы вяжут для недоношенных младенцев носки, шапочки, пледы и осьминогов. Это терапевтическая игрушка: малыш тянет за вязаные щупальца так же, как дети в утробе играют с пуповиной, успокаивается, меньше дергает зонды и катетеры. Волонтеры отправляют вязаные вещи в роддома и больницы Энгельса, Саратова, Москвы.

Благодаря волонтерам Алена прошла обследование в Национальном медицинском исследовательском центре здоровья детей Министерства здравоохранения РФ. Ей подобрали схему лечения эпилепсии — итальянский трилептал и французский депакин хроносфера. Приступы стали короче и реже. В нынешнем году вместо депакина девочке стали выдавать индийский энкорат-хроно. В инструкции к препарату сказано, что его не следует применять детям с массой тела до 20 килограммов. Алена в шесть лет весит 11 с половиной килограммов.

Два года назад благотворительный фонд «Евита» из Самарской области предложил Ларисе с Аленой участвовать в проекте нутритивной поддержки тяжелобольных детей. Для Алены организовали онлайн-консультацию диетолога, которая рекомендовала ребенку лечебное питание NutriniDrink — высокобелковую смесь, произведенную в Нидерландах. Губаревой привезли несколько ящиков.

«Мы сразу ощутили разницу. Обычную еду Алена может есть только в протертом виде, с ложки. Но аппетита у нее нет. Ей трудно координировать так много действий сразу: открывать рот, глотать, дышать и не поперхнуться. Она возмущается и съедает очень мало. А готовую смесь из бутылочки она пьет с большей охотой. Всего в 100 граммах лечебного питания содержится 640 килокалорий, набор витаминов и минеральных веществ. Алена начала набирать вес, наладилась моторика ЖКТ», — рассказывает мама.

По подсчетам Всероссийского союза пациентов, в лечебном питании нуждаются больше полутора миллионов человек — пациенты с неврологическими и онкологическими заболеваниями, а также люди преклонного возраста. Как полагают специалисты Федерального научно-практического центра паллиативной медицинской помощи, на лечебное питание для всех нуждающихся нужно до 11 миллиардов рублей в год. Госзакупки проводятся меньше, чем на 2 миллиарда. Причем разрыв в финансировании становится все больше, так как количество пациентов увеличивается, а цены растут. Больше 70 процентов рынка лечебного питания занимает импортная продукция.

В ноябре 2023 года вице-премьер Татьяна Голикова заявила о подготовке плана по увеличению производства отечественного лечебного питания. Над документом больше года работали три ведомства — Минпромторг, Минсельхоз и Минздрав. Запустить дополнительные мощности по выпуску аминокислот и гидролизатов белка предполагается в 2024–2026 годах.

Сведений о том, сколько россиян сейчас получают лечебное питание по ОМС, в открытом доступе нет.

Сейчас в него входят 111 продуктов. Остальные дети с инвалидностью имеют право на нутритивную поддержку по решению врачебной комиссии. Но в законе не прописано, кто и за какие деньги обязан купить им питание. В Самарской, Челябинской, Сахалинской, Псковской и некоторых других областях есть региональные программы помощи детям, нуждающимся в лечебных смесях. Но многие родители вынуждены добиваться питания через суд.

По рекомендации «Евиты» Лариса Губарева собрала документы для врачебной комиссии, и та признала Алену нуждающейся в нутритивной поддержке. Власти Саратовской области обязались в 2023 году покупать ей смесь, подобранную диетологом, за счет регионального бюджета.

Как вспоминает Лариса, весь 2023 год NutriniDrink выдавали «с большими перебоями» и совершенно не в том количестве, в каком рекомендовал диетолог. «Нам было прописано по 400 миллилитров смеси в сутки. В поликлинике мне сказали, что при передаче документов в областное министерство здравоохранения кто-то ошибся и вписал только 100 миллилитров в сутки, а исправить это нельзя». Недостающее количество питания Губарева покупала сама.

В декабре Лариса пробилась на прием в областное министерство здравоохранения. После этого смесь частично выдали, но не импортную, а российскую «Нутриэн стандарт». «Сказали: или такое питание, или никакого. Отечественная смесь ребенку не подходит: начались запоры, Алена перестала прибавлять в весе. NutriniDrink подорожал с прошлогодних 300 до 450 рублей. В сутки нам нужно две бутылочки. Для нашей семьи это неподъемные суммы».

Весь доход семьи с двумя детьми — 10 тысяч рублей пособия по уходу за ребенком-инвалидом, пенсия Алены по инвалидности и пенсия по потере кормильца (первый муж Ларисы умер).

Всего в 2022 году участниками проекта «Евиты» по нутритивной поддержке стали 18 тяжелобольных детей из Саратовской области. Как признавалась исполнительный директор фонда Ольга Шелест, разговор с саратовскими чиновниками оказался самым трудным за годы ее работы с минздравами разных регионов. На 2023 год дети все-таки получили лечебное питание за счет областного бюджета.

«И не вспомню, когда мы с дочкой гуляли»

Кроме отсутствия необходимого питания, у семьи Ларисы проблема с жильем. Женщина с двумя детьми живет в однокомнатной квартире площадью 35,5 кв. метра на пятом этаже хрущевки. Таскать по лестнице Алену и инвалидную коляску, которая весит больше, чем ребенок, Лариса не может. «Когда мы в последний раз гуляли, я и не вспомню. Алена бывает на улице только в экстренных случаях, когда нужно ехать в больницу сдавать анализы».

Продать квартиру и купить что-то попросторнее и на первом этаже — план фантастический. Однушка в поселке Приволжский Энгельсского района, да еще с несовершеннолетними собственниками — малопривлекательный объект недвижимости. Ипотеку безработной женщине не потянуть.

По областному закону гражданам, страдающим тяжелой формой хронических заболеваний, жилье выдается вне очереди. Диагнозы Алены попадают в утвержденный региональным правительством перечень. Но, как сообщили Ларисе в саратовском министерстве ЖКХ, этот закон применяется только в случае, если в одной квартире с пациентом прописано несколько семей. Никакой другой семьи, которой совместное проживание с больной девочкой причиняло бы неудобства, в квартире Ларисы нет. Удобно ли самой девочке проводить жизнь в четырех стенах в хрущевке, чиновников не интересует.

Губарева писала главе Энгельсского района Дмитрию Плеханову и саратовскому губернатору Роману Бусаргину. Начальники — люди занятые, даже в объявленный президентом Год семьи вникать в проблемы матери с двумя детьми не стали. Ответил Ларисе областной министр сельского хозяйства (!) Роман Ковальский. Повторил, что заболевания Алены подпадают под закон о предоставлении жилья, но ставить на жилищный учет семью не будут, а если что-то не устраивает, пусть мама с больным ребенком идет в суд.

«Тест-полосок осталось на три недели»

В прошлом году в России начался новый федеральный проект «Борьба с сахарным диабетом». По подсчетам НМИЦ эндокринологии, в России диабетом больны 5,3 миллиона человек, в том числе — 58 тысяч детей. Каждый год диагноз получают около 240 тысяч человек. На проект в 2023–2025 годах в федеральном бюджете предусмотрено 30 миллиардов рублей. Основные средства пойдут на оборудование для эндокринологических центров, повышение квалификации медиков, создание школ диабета для пациентов и закупку систем непрерывного мониторинга глюкозы. Два года назад специалисты Центра экспертизы и контроля качества медицинской помощи Минздрава говорили, что подобная программа потребует 238,8 миллиарда рублей в год.

По словам министра здравоохранения РФ Михаила Мурашко, на лекарства для диабетиков из федерального и региональных бюджетов выделяется ежегодно по 60 миллиардов рублей. «На рынке государственных закупок в этом году уже 70 процентов — это отечественные препараты и отечественная промышленность», — подчеркнул министр. Примечательно, что в 2021 году, по подсчетам аналитической компании Headway, российские сахароснижающие препараты занимали лишь 13,6 процента рынка госзакупок.

«Почти всех взрослых диабетиков в Саратовской области перевели на отечественный инсулин. Сил воевать просто нет. Чтобы доказать, что российский препарат тебе не подходит, нужно ложиться в стационар, фиксировать побочные эффекты. У работающих людей на это нет времени. Датский фиасп взрослым сейчас выдают только по решению врачебной комиссии и с выпиской из стационара», — говорит саратовчанка Лариса. Она живет с диабетом больше 20 лет.

Детей-инвалидов, получающих импортный хумалог, областной минздрав также пытается перевести на продукцию отечественной компании «Герофарм». «14-летней девочке из Красноармейска закупили российский ринлиз, хотя по заключению врачебной комиссии ей положен хумалог, девочка много лет его получала и имела прекрасную компенсацию диабета. Ринлиз не подошел: сахар не сбивался, начались жуткие головные боли. Мы вынудили поликлинику зафиксировать нежелательную реакцию организма. Минздрав пообещал обеспечить девочку хумалогом в течение двух недель. Время идет. Хумалог ребенку покупает мама», — рассказывает координатор по диабету регионального отделения Всероссийской организации родителей детей-инвалидов (ВОРДИ) Анна Приходько.

— Главный внештатный эндокринолог области Михаил Свинарев считает, что, если на ребенка платят пенсию по инвалидности, мама должна покупать ему все необходимое для лечения на эту пенсию. Чиновник, не стесняясь, говорит об этом в судах с семьями инвалидов, это зафиксировано в протоколах заседаний, — отмечает координатор.

Как рассказывает саратовская журналистка и мама ребенка с диабетом Анна Мухина* (Минюст считает ее «иноагентом»), в последние месяцы обострились проблемы с тест-полосками. «Осенью рецепт на полоски не дали вообще. Тогда я не стала жаловаться, у меня был запас. Сейчас рецепт выписали, но не отоварили, поставили на отсроченное обслуживание. У меня осталось полосок на три недели, потом придется покупать. Коробка стоит около 1000 рублей».

С января вступили в силу новые клинические рекомендации, согласно которым детям, пользующимся системой непрерывного мониторинга глюкозы, положено «не меньше двух тест-полосок в сутки». «Минздрав тут же сократил количество полосок ровно до двух. Хотя стандарты оказания медпомощи при диабете не поменялись. Там по-прежнему написано: 4,5 тест-полоски в сутки», — говорит Анна Приходько.

С осени продолжаются перебои с расходными материалами для инсулиновых помп.

«Знаю маму с двумя дочками, которым в ноябре не выдали канюли. Они устали биться с поликлиникой, пошли на прием к министру здравоохранения. Из коридора министерства последний раз позвонили главному врачу поликлиники, та повторила, что расходных материалов нет. Как только мама переступила порог кабинета министра, ей сообщили, что набор расходников ждет ее в поликлинике. Но в следующем месяце ей опять ничего не дали! — говорит диабетик с 20-летним стажем Лариса. — Я сама с начала года получаю меньше канюль, чем нужно, — только на 20 дней в месяц. Последний раз прямо разревелась в аптеке. Сказала: никуда не уйду, пока не выдадите!»

«Главное чувство — до тебя никому нет дела»

В середине декабря 56-летний житель Саратова Дмитрий пришел к хирургу в участковую поликлинику, пожаловался на боль в колене. «Вам нужно показаться онкологу», — сказал врач. Прежде чем получить направление в областной онкодиспансер, нужно сдать анализы по огромному списку из двух десятков позиций. Дольше всего готовятся результаты исследования крови на ВИЧ и гепатит — 10 рабочих дней. В коммерческой лаборатории на другой стороне улицы тот же самый анализ будет готов на следующий день, но за 1500 рублей.

Направление в диспансер Дмитрию выдали в конце декабря. Он хотел записаться на ближайшее время. Ему ответили: «Приходите после праздников».

«Пациентов намного больше, чем система может переварить. В день приема диспансер пропускает через себя больше 500 человек. Главное чувство — до тебя никому нет дела», — рассказывает Дмитрий. Ему сделали трепанобиопсию. «Вкололи лидокаин. Перед кабинетом стоит очередь, никто не будет ждать, пока подействует обезболивание. Я, во всяком случае, никакого обезболивающего эффекта не ощутил. Мне воткнули в ногу шприц с толстой иголкой до самой кости. Хорошо, что медсестра держала мне ноги, потому что я заорал матом и непроизвольно попытался пнуть врача».

Результаты иммуногистохимии готовятся 10 дней. Потом пришлось еще подождать записи на прием к онкологу. В конце января дежурный доктор заявила Дмитрию: «Вы не наш пациент. Гистохимия показала, что опухоль не злокачественная».

Дима не поверил в благополучный исход. К тому моменту он уже похудел на 10 килограммов и чувствовал странную усталость. Мужчина взял отпуск (он работает водителем) и поехал в Московский научно-исследовательский онкологический институт имени Герцена. Пересмотр стёкол для получения «второго мнения» не входит в ОМС, стоит 4 тысячи рублей. В конце февраля консилиум в Москве объявил диагноз: хондросаркома. Опухоль оказалась слишком большой для операции. Дмитрию рекомендовали паллиативную химиотерапию по месту жительства.

Он вернулся в Саратов. Свободной записи в онкодиспансер не было, велели ждать еще неделю. «Но я не могу ждать. Это ежедневная боль, болит все. Без таблеток я спать не могу, жить не могу. Вот я и пошел к врачу без талона, внаглую. К счастью, доктор сжалилась, взяла мои документы. На консилиуме мне честно сказали: смотреть мы тебя не будем, просто перепишем московскую выписку. Написали: прогноз сомнительный».

Дима приготовился к химии. Купил, как он говорит, «прикольную шапочку». Но на капельницу пока попасть не может: сделанный в участковой поликлинике анализ на ковид оказался положительным, хотя Дмитрий не ощущает никаких симптомов. «Получается, что с момента первого обращения к врачу прошло три месяца. Все это время я сидел в очередях, оформлял бумажки, но так и не приступил к лечению».

«Если человек с онкологией одинок, он обречен»

«Главная проблема онкомедицины: государство может сделать тебе бесплатно почти всё, но послезавтра. А тебе, чтобы выжить, нужно сегодня, даже вчера. Никто не учитывает, что времени у тебя уже нет», — говорит саратовский журналист Алексей Голицын.

Алексей рассказывает, что всю жизнь аккуратно посещал профилактические осмотры. Год назад обследовался на онкомаркеры. «Не было ни малейших намеков на проблемы со здоровьем. В начале декабря я заболел, как мне казалось, гриппом. Меня положили в областную инфекционную больницу. Постепенно я заподозрил нехорошее. 80-летние деды из соседней палаты уже курить бегают, а мне не становится лучше. Врачи отмахивались: что же вы хотите, это пневмония.

Через две недели в стационаре медики предположили, что у Алексея туберкулез. Сделать анализы перед новогодними праздниками оказалось невозможно. «В государственном тубдиспансере сказали, что у них закончились диаскин-тесты, будут после 15 января. Мы обратились в частные клиники. В детских диаскин-тесты есть, но они не могут обслуживать взрослых. А взрослые отправляют в государственный диспансер», — рассказывает Ольга Брынза, жена Алексея.

КТ с контрастом (его тоже пришлось делать платно, так как в государственных больницах была очередь) показало новообразование в легких. Для взятия биопсии провели операцию в областной больнице.

«Самому пациенту не говорят результат. Наверное, врачи не умеют или не очень-то хотят сообщать такие новости. Ты лежишь и ждешь. Ночью — в ужасе. Днем выйдешь в коридор — развеешься. А ночью опять лежишь и прокручиваешь в голове все варианты. И все твои родственники прокручивают. И все друзья. Мне кажется, было бы легче, если бы диагноз объявляли как можно раньше», — говорит Алексей.

«Только когда я сама подошла к врачу и прямо задала вопрос, он сказал: да, там рак», — вспоминает Ольга.

«Рак — это то, с чем человек не сможет справиться в одиночку. У тебя все время подавленное состояние. Кажется, что ты неимоверно устал, но не можешь выспаться. Голова не работает, как при гриппе. А ты должен проходить квест: бегать из кабинета в кабинет, оформлять бумажки, отвечать на вопросы. Если человек с онкологией одинок, он обречен», — говорит Алексей.

Как объясняет Ольга, после объявления диагноза семья оказалась в «другом мире»: «Ты не понимаешь, как что здесь функционирует. Как попасть в лучшую больницу? Какие анализы сдавать? Правильные ли назначения сделали? Нет информации, нет навигации. Никто не ответит на твои вопросы, кроме тех, кто уже прошел через это».

Супруги сознательно рассказали о диагнозе всем друзьям и знакомым. «Появились какие-то ниточки. Мы поняли, что не хотим лечиться в Саратове. Больше всего помогла моя подруга. Она сама заболела несколько лет назад. Судилась с саратовским минздравом за препарат, но в итоге поняла, что проще переехать в Москву. Она посоветовала обратиться в онкоцентр имени Блохина», — говорит Ольга.

Для лечения в федеральном центре нужно получить специальное направление из участковой поликлиники. «Здесь нас пожурили: что это вы за наши саратовские деньги решили лечиться в Москве? Оказалось, это главная проблема — деньги уходят из региона. А то, что человеку нужна помощь, — кому это интересно?» — рассказывает Ольга.

«Станция метро «Каширская». Онкоцентр — отдельный город с огромными расстояниями, которые с моим диагнозом тяжело преодолевать. Указателей нет, а ты не знаешь, что кабинет № 232 относится к поликлинике, а номер 327 — к корпусу, который называют «башней». В итоге оказывается, что ты полдня просидел не в той очереди. Очереди здесь гигантские. И страшные не только из-за своей длины. Передо мной в очереди развернули пару из Саратова. Жена привезла мужа с раком легкого. Они потратили последние деньги на самолет. Но оказалось, что у мужчины низкий гемоглобин, химию ему делать не стали. А ведь это единственная надежда у людей, они уже были в шаге от нужного кабинета», — рассказывает Алексей.

Есть и мелкий бизнес: по этажам ходят предприимчивые ребята, предлагающие пациентам и их родственникам места в хостеле.

Голицыну назначили современную полиохимиотерапию. Между курсами он живет в Саратове. Из-за метастазов ему нужны сильные обезболивающие. «Прихожу в поликлинику. Мой терапевт в отпуске. Онколог в отпуске. Иду к дежурному врачу. Она отказывается выписывать рецепт, говорит: ждите своего врача, она же выйдет из отпуска. А я не могу ждать, такую боль не вытерпишь! Дежурная идет к заведующей. У той зависает программа. И так три дня. Чтобы получить рецепт на обезболивающий пластырь, пришлось сказать, что я журналист и сейчас позвоню в Минздрав».

Для укрепления костей, пораженных метастазами, Алексею нужен препарат эксджива производства биотехнологической компании Amgen. Получить его бесплатно по ОМС нельзя. В Саратове он не продается. В онлайн-аптеках одна ампула стоит больше 22 тысяч рублей.

Голицын признается, что думал о сборе средств на лечение, но решил использовать этот способ только как крайнюю меру. Спрашиваю, какую поддержку от окружающих хотел бы получать человек с онкологическим диагнозом?

— Скажу сразу, чего точно не надо: самое страшное — преждевременные похороны, — говорит Алексей.

«Не стоит спрашивать каждый день, какой результат показал тот или иной анализ. Гораздо важнее напоминать человеку: жизнь продолжается, — объясняет Ольга. — Одни наши прекрасные друзья приехали к нам со своим мангалом, пожарили шашлык прямо во дворе, чтобы Леше не пришлось далеко ходить. Другие зовут в гости, чтобы обсудить планы на лето. Третьи звонят: Леша, у нас намечается интересный проект, ты с нами?»

Как говорит Алексей, администраторы здравоохранения должны помнить, что «онкопациент не в силах преодолевать дантовы круги»: «С таким заболеванием почти невозможно попасть в кабинет ЭКГ на третьем этаже здания без лифта. Почему я должен искать по всей поликлинике свою карточку, которую потеряла регистратура? Почему поликлиника работает до 17.00, а гардероб — только до 14.00? Это детали, которые характеризуют состояние системы. Я теперь могу оценить любое медучреждение буквально с порога: если в фойе нет бесплатных бахил, с большой долей вероятности можно предположить, что здесь к пациенту относятся по принципу «чем скорее помрешь, тем нам будет лучше».

Россия для грустных

В 2023 году россияне купили 17 миллионов упаковок антидепрессантов на 10 миллиардов рублей. Как сообщает «Фармвестник» со ссылкой на сведения аналитической компании AlphaRM, это максимальный показатель за 10 лет. По подсчетам издания, с 2014 года рынок антидепрессантов вырос в 6 раз в денежном выражении и в 3,5 раза — в натуральном. Быстрее всего продажи росли в 2022 году — сразу на 37 и 24 процента соответственно.

По оценке РАНХиГС, проводившей социологический мониторинг самочувствия населения, 46,8 процента респондентов признались, что испытывают «умеренную тревогу», 13,2 процента считают свою тревожность сильной. Как полагают эксперты Агентства стратегических инициатив, почти 15 миллионов жителей России находятся в состоянии глубокой депрессии. Это около 10 процентов населения страны. Общемировой показатель, по подсчетам ВОЗ, значительно ниже: в целом депрессией страдает 3,8 процента населения планеты.

Сейчас, как сообщает «Фармвестник»,

«Работающие таблетки стоят конских денег. Я три года принимаю велаксин. За это время он подорожал на треть. Сейчас упаковка стоит больше трех тысяч рублей, — говорит саратовчанка Анна. — Велаксин производят в Венгрии. С венграми мы вроде дружим, перебоев почти не бывает. За последние два года пару раз пропадала моя дозировка. Я временно переходила на отечественный венлафаксин. Его действия не хватает на целые сутки, и мир начинает шататься. В таком состоянии опасно переходить дорогу, нельзя садиться за руль».

Жительница Саратова Вероника начала принимать антидепрессанты полгода назад. Ей назначили прозак. «Я купила две пачки, и в сентябре 2023-го этот препарат неожиданно пропал», — рассказывает девушка. Производитель прозака американская компания Elli Lilly еще весной 2022 года объявила об уходе из России, но не спешила с реальными действиями. За 2022-й продажи прозака в России, по оценке DSM Group, выросли на 63 процента. В 2023-м Elli Lilly передала права на поставки своих препаратов в Россию швейцарскому дистрибьютору Swixx Biopharma. Как полагали эксперты, осенний дефицит прозака был вызван техническими проблемами при переоформлении документов и перестройке логистики.

Вероника перешла на золофт. «Врач предупреждала меня, что за последние годы он пропадал из продажи несколько раз. Сейчас нельзя просто зайти в аптеку и купить пачку, нужно оформить заказ и ждать один-два дня. Хорошо, что мне выписали рецепт на год, можно запастись препаратом», — говорит Вероника. О дефиците золофта аптечные сети заявляли в самом начале и в октябре 2022 года. Производитель Viatris (США) объяснял, что поставки в Россию временно приостановлены из-за проблем на производстве. В июне 2023-го компания уведомила Росздравнадзор о возобновлении продаж. Минздрав РФ считает, что внезапно исчезающие импортные препараты можно без проблем заменить аналогами с тем же действующим веществом.

По его словам, нехватка препаратов ощущается постоянно: «В декабре лирика была только в одной аптеке в городе, причем оставалась единственная упаковка. В феврале я не смог найти хорватский антипсихотик арипризол. Купил испанский ралотекс, который фасуют в России».

Стране не до пилюлек

Напомним, что проблемы с лекарствами проявились в первый месяц СВО. В марте 2022 года российские врачи заявили, что столкнулись с дефицитом более чем 80 препаратов. Участники опроса, проведенного профессиональным сообществом «Врачи РФ», отметили проблемы с гастроэнтерологическими и противоэпилептическими препаратами, а также антидепрессантами. По наблюдениям респондентов, перебои возникли даже с обыкновенным детским нурофеном.

По итогам 2022-го 99 процентов провизоров и фармацевтов, участвовавших в опросе платформы Smartpharma, рассказали, что сталкивались с временным дефицитом лекарств. Чаще всего аптечные работники называли антибиотики амоксиклав, аугментин и панклав, а также все тот же нурофен в форме сиропа.

Как объяснил «Ведомостям» генеральный директор «Биннофарм групп» Рустем Муратов, себестоимость производства детских лекарств велика, так как разработка и клинические исследования таких препаратов требуют соблюдения повышенных требований к безопасности. Перевозка сиропов и суппозиториев дороже, чем таблеток. При этом розничная цена на детские препараты невысока. То есть, как заключает издание, производство таких лекарств невыгодно фармкомпаниям, и этот сектор первым страдает при любом кризисе.

В феврале нынешнего года профессиональное сообщество «Врачи РФ» снова провело опрос на тему дефектурных препаратов . Почти 80 процентов участников ответили, что замечают перебои с лекарствами. 52 процента испытывают нехватку медицинской техники и расходных материалов.

64 процента врачей считают, что причиной проблем стали зарубежные санкции. На самом деле большинство крупных зарубежных производителей приостановили клинические испытания в России, но не прекращали поставку лекарств. Импортные препараты исчезают из-за особенностей отечественного законодательства. Как считает гендиректор DSM Group Сергей Шуляк,

Из госзакупок их выдавливает правило «третий лишний»: если заявки на участие в аукционе подают три компании, а две из них предлагают лекарства, выпущенные в России, предложение поставщика иностранных препаратов автоматически отвергается. В аптеках спрос на такие лекарства невелик. Производителю выгоднее вообще отказаться от поставок в Россию.

Отметим, что в 2023 году госзакупки лекарств значительно сократились. По подсчетам аналитической компании Headway Company (ее специалисты оценивают суммы заключенных контрактов), сокращение составило 7 процентов. По наблюдениям DSM Group (ее эксперты принимают в расчет фактические поставки по контрактам), — 23 процента. Особенно сильно это затронуло региональные тендеры: в натуральном выражении падение составило 34,5 процента.

Еще одна причина исчезновения лекарств — государственное регулирование цен на препараты из перечня жизненно важных. В него входит почти половина зарегистрированных в стране лекарств. Повысить их стоимость можно только раз в год, но не более чем на уровень прогнозируемой инфляции.

Это ограничение затрагивает не только зарубежных, но и российских производителей. По подсчетам Ассоциации российских фармпроизводителей, только за 2022 год себестоимость производства лекарств в России, в среднем, выросла на 16 процентов. Выпуск некоторых наименований становится нерентабельным. По сведениям DSM Group, за прошлый год ассортимент российских лекарств сократился на 5 процентов, это около 600 наименований лекарств.

Кроме того, как напомнил гендиректор Ассоциации российских фармпроизводителей Виктор Дмитриев, с 2022 года увеличились налоговые пошлины за внесение изменений в регистрационное досье препарата. Вносить такие изменения пришлось чаще, так как отечественные производители были вынуждены искать замену производственным компонентам, объявленным товарами двойного назначения.

*Внесена Минюстом РФ в реестр «иноагентов».