Очередное заседание по продлению меры пресечения Жене Беркович и Светлане Петрийчук, обвиняемым в «оправдании терроризма» за постановку спектакля «Финист Ясный Сокол», должно было начаться 5 марта в Замоскворецком суде в 17.45. Поддержать их пришло несколько десятков человек. У судьи Зориной в этот день было назначено к слушанию 19 дел по продлению меры пресечения, и она не очень торопилась. В суде уже «пахло» 8 Марта. Люди то и дело несли пакеты с подарками и цветами по судейским кабинетам. В кабинет к судье Зориной также заходили.
Как суд превратился в «режимный объект»
В 16.30 судья начала рассматривать дело о продлении ареста молодому человеку, обвиняемому в экстремизме за запись в чате. Его дело было назначено на 12.30, но очередь дошла лишь через четыре часа. Арестант признал свою вину и просил отправить его под домашний арест.
И к 17.45, когда должно было начаться рассмотрение ходатайства следователя Дмитрия Полещука о продлении ареста Беркович и Петрийчук, судья Зорина только что закончила с «экстремистом». Его вывели в наручниках из зала суда.
Тогда же секретарь судьи заявил взволнованной толпе, что рассмотрения «дела Беркович» придется ждать как минимум еще три часа. Ровно в 18 часов приставы выгнали всю публику из здания, разрешив остаться лишь мужу Жени Беркович и ее подруге Мариэтте Цигаль-Полищук. На возмущенные вопросы журналистов, почему их выгоняют, если они аккредитованы на это заседание и уже находятся в здании суда, приставы объясняли, что с 18 часов суд становится «режимным объектом» и в нем могут присутствовать только участники процесса.
А журналисты ими не являются, так же как и публика, хотя заседание суда — открытое.
Когда я попыталась выяснить у приставов, что это за оксюморон такой: суд закрыт, а заседание открытое, — один из приставов пригрозил мне протоколом «за неповиновение».
Сразу вспомнилась Ольга Егорова, бывший председатель Мосгорсуда, при которой, как мне кажется, подобное было невозможным. Во всяком случае, я прекрасно помню, как на каких-то заседаниях мы сидели до одиннадцати часов вечера — и нас никто не выгонял.
Очевидно, что сейчас другие времена — и всем дают понять, что «спектакль окончен». По резонансным делам будут делать все возможное, законное и незаконное, чтобы ограничить присутствие журналистов и публики на суде. Чтобы никто не аплодировал «последним словам» и не вел трансляции. Судья Зорина рассмотрела еще и дело о продлении ареста Усману Баратову, президенту межрегионального узбекского землячества «Ватандош», который разместил пост об участниках СВО в одной из соцсети. Против него в январе 2024 года было открыто дело «о возбуждении ненависти или вражды». Его адвокаты и жена также ждали несколько часов у зала судью Зорину.
Из телеграм-канала адвокатов Беркович стало известно, что в зал заседаний они зашли в 21.30, а свое решение судья огласила в полночь.
Следствию известно о возможном приговоре?
Так в «режимном объекте» Замоскворецкого суда прошло это пятое продление меры пресечения авторам спектакля «Финист Ясный Сокол», арестованным в мае прошлого года. Следователь уже предъявил им обвинение в окончательной редакции. В деле шесть томов. Как говорят адвокаты, Дмитрий Полещук особо не торопится знакомить обвиняемых с материалами дела и передачей дела в суд. Известно, что в деле 6 томов, были допрошены 12 свидетелей и проведены две экспертизы: одна деструктологическая, о которой Минюст высказался в том духе, что такой науки, как «деструктология», не существует, и значит, что экспертизы такие не должны проводиться. Защита настаивала на том, чтобы исключить ее из дела как недопустимое доказательство. Но суд не согласился.
И вторая экспертиза ФСБ. О ней мы писали.
Прокурор поддержал ходатайство следователя, который заявил, что «что необходимость избранной меры пресечения не отпала и в том числе служит в целях рассмотрения уголовного дела в суде и последующего исполнения приговора».
На это защита Беркович парировала: «Утверждение следствия, что содержание под стражей служит в целях рассмотрения уголовного дела в суде и последующего исполнения приговора, свидетельствует о том, что следствию известно о возможном приговоре, что исключает возможность справедливого рассмотрения дела в суде».
Света Петрийчук была краткой: «Я не признаю свою вину в оправдании терроризма — и буду стоять на этом. Прошу суд отказать следствию в продлении ареста. Подробнее все скажут мои адвокаты».
Евгения Беркович. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
«Хоть кто-то выйдет из клетки сегодня»
Женя Беркович, как всегда, говорила подольше и более эмоционально:
«Я, честно говоря, не понимаю, почему для того чтобы довести до конца наше такое дело «особой сложности», нас нужно мучить. Восемь часов (в конвойном помещении суда, ожидая заседания. — «Новая») не дышать, тем более с температурой, очень тяжело. Но дело даже не в этом.
Дело в том, что можно говорить, без конца объяснять, когда ты понимаешь, что противной стороне непонятно: «Я сейчас все объясню, я десять месяцев уже сижу, я все аргументы приведу.
Но даже для меня, такого медленного человека, дошло, что дело не в этом. Всем все понятно.
Если б я предположила, что вы, Ваша честь, думаете, что это «дело особой сложности», — вот это было бы оскорблением суда. Нет, понятно, это дело — не особой сложности. Понятно, что все аргументы следователя на данной стадии — неактуальны, просто он методически повторяет то, что уже много раз говорил. Понятно, что все всё понимают.
Видимо, есть какие-то другие причины для того, чтобы мы продолжали мучиться, чтобы раз за разом нас сюда поднимали; для того, чтобы по-настоящему страдали люди, которые ни в чем не виноваты: не потому не виноваты, что еще не доказана их вина, они ни в чем не виноваты, потому что их ни в чем не обвиняют. Это — больные дети и престарелые родители у Светы. Одна девочка в прошлом мае была практически здоровая, а потом у нее астма началась. Одной бабушки уже нет.
Все же это знают, все это понимают. На что-то влияет, что мы раз за разом об этом говорим? Пока это ни на что не влияет. Может, кому-то это доставляет удовольствие, что мы мучаемся. Может просто всем это безразлично? Я не знаю. Но мы все равно будем раз за разом это повторять.
Я, честное слово, после сегодняшнего сидения восемь часов в конвойке, я бы призналась, что я — шпион Альфа Центавра, но в «оправдании терроризма» — все равно нет. Нет оснований держать нас в тюрьме, все это понимают. Потому что мы не сбежим и не повлияем на кого-то, нет.
Но вот это ощущение беспомощности, потому что что бы ты ни говорил, что бы ты ни делал, ты не выйдешь из клетки, мне это непривычно.
Мне очень плохо. Помимо того, что в тюрьме очень плохо: ты пытаешься сделать хоть что-то, хоть что-то объяснить, что-то доказать, чтобы оказаться дома. Я не знаю, какое решение будет принято, но, безусловно, надеюсь, что другое и справедливое.
Было бы здорово, если бы кто-то, кто сегодня меня слушает, пожертвовал деньги в приют для бездомных котов и собак, потому что тогда это заседание не будет бессмысленным: хоть кто-то выйдет из клетки и обретет дом. И будет хотя бы такой положительный результат».
«Положительного» результата не получилось. Зорина, крупная судья с пучком волос и вроде бы добродушным лицом, проведя в совещательной комнате почти час, вышла с ожидаемым решением: оставила режиссера Беркович и драматурга Петрийчук под стражей до 10 апреля. А нам всем остается послушать Женю и пожертвовать на котов и собак.
Может, и правда — хоть кто-то выйдет из клетки.
Пожертвовать деньги в приют для бездомных котов и собак можно тут.
