Когда я увидел эти очереди подписантов за Надеждина, у меня возникла странная ассоциация. Я вспомнил, как сам стоял в очереди — на прощании с Горбачевым. Для меня это было еще и символическим расставанием с детством, последними школьными годами, когда казалось, что вся жизнь впереди и что эта жизнь будет яркой — и более свободной, и интересной, чем у моих родителей. Но в очереди к Дому Союзов таких, как я (то есть тех, кому +/- 50), оказалось не так уж много! Зато полно было молодых ребят, которые Горбачева у власти никак застать не могли — хорошо, если они что-то про него читали и как-то представляли времена перестройки и то, что тогда происходило в стране.

Я сначала удивился, а потом все понял. Люди пришли не только и не столько проститься с Михал Сергеичем, сколько просто потому, что поминки оказались легальным способом собраться в кругу единомышленников. Прощание получилось единственной формой незапрещенной акции, участие в которой люди могли себе позволить без риска закончить день в комфортабельном автозаке или просторном КПЗ.

Очереди «за Надеждина», конечно, были другими по настроению. Задорными, оптимистичными. Холодно — не беда, постоим! Может, вам чаю — у меня термос с собой! Торопитесь на поезд? Не москвич? Отлично! Такие как раз нужны, я вас пропущу!

Вот и Бабурин, и Богданов, и Малинкович собрали искомые тысячи. Где? Как? Кто эти подписанты за этих кандидатов? Кто их видел? Не миф ли они? А здесь всё зримо — вон сколько народу стоит!

Но, кажется, что меньше всего в этих очередях обсуждали самого Бориса Надеждина. И столь же кратко говорили о перспективах его допуска к выборам: вряд ли допустят, конечно. На этом почти все сходились и в очередях, и на диванах, на которых удобно устроились дивизии интернет-бойцов и созерцателей соцсетей.

Борис Надеждин — не причина, а повод. Возможность поставить подпись за его регистрацию — это возможность принять участие в акции без риска закончить день в комфортабельном автозаке или просторном КПЗ. Правда, с некоторым отдаленным сомнением: а вдруг потом эти подписи кто-то изучит — и адресочек-то мой попадет к Товарищу Майору? Возможно, тем же руководствовался и сам Надеждин, когда решил вообще не сдавать в Центризбирком подписи, собранные за границей. Зачем устраивать вот такую «перепись населения» среди релокантов и сообщать о численности, координатах и персональных данных? В конце концов, принцип здесь действует более чем олимпийский — важно участие. Потому что победитель уже известен.

Но в Конституции написано, что проводить все-таки нужно. Саму Конституцию мало кто из нас читал. А соблюдение ее принципов — тоже весьма условно. Но выборы предусмотрены и во времена ковида, которые теперь кажутся «белой полосой», мы на пеньках и в «газелях» проголосовали за то, чтобы сейчас эти выборы были именно такими.

Когда сторонники «основного кандидата» не мучаются никакими сомнениями. А несогласные граждане ломают голову в поисках какой-то стратегии, которая позволит им свое несогласие выразить, но при этом не вляпаться в поддержку неприятных персонажей. И понятно, что на мероприятии, в котором есть выбор, но нет альтернативы, не существует и никакой безупречной стратегии. «За кого угодно, только не за…», «украсть бюллетень», «испортить», «остаться дома — все равно это ничего не меняет»: все это поиски белой кошки в светлой комнате, которой там все равно нет.

И вдруг… нет, еще не Надеждин. Сперва была Дунцова. «Вы еще молодая, у вас все впереди», — сказала ей Элла Александровна Памфилова, объявляя о снятии с пробега на самом старте. Но к тому моменту доселе никому не известная женщина из провинции набрала десятки тысяч подписчиков, обрела, видимо, сотни тысяч горячих поклонников, готовых не просто восхищаться, сидя дома, а как-то действовать.

Не к чему придраться. Заметьте, как после отказа даже в допуске к сбору подписей резко сократился интерес к Дунцовой. Ведь она уже не может быть инструментом. И функцию свою выполнить не может. По крайней мере, сейчас.

А Надеждин может. Он как раз мужчина «с прошлым». Человек из телевизора в роли либерала для… битья. В телевизоре были украинцы — для битья, американец Майкл — для битья, и либералы тоже в аптекарских дозах присутствовали. Чтобы перебивать их, орать на них, смеяться над ними, вытирать об них ноги. За эту роль Надеждину прилетало не только от идейных оппонентов, но и от тех, с кем он вроде бы на одной стороне. Потому что, мол, играть роль «мурзилки» стыдно.

Но сейчас

споря об объединении оппозиции, о каком-то мифическом «едином кандидате», восклицая, что вся политическая поляна вытоптана и предложить просто некого. А оказалось, что предлагать можно кого угодно! Хоть никому не известную женщину, хоть известного и не очень яркого мужчину.

А если Надеждина снимут, сказав, что он все равно молодой и все у него впереди, может появиться новый символ веры. Уже не Надеждин, но хотя бы Даванков. Чем плох? Молодой, современный. Опять же: за Надеждина подпись поставил — значит, готов подхватить его знамя!

Но главное, что каждый при этом понимает, что голосует за самого себя. Подпись сейчас или галочка потом — это за себя. Понимая предрешенность результата, ты получаешь возможность хотя бы выразить свое отношение.