В Рождественский сочельник Ткачев провел первую литургию в церкви, из которой накануне был изгнан священник, восстановивший ее по кирпичику и создавший уникальное сообщество прихожан, приходивших сюда, как в теплый и светлый дом — за утешением и милосердием.

Отправка Уминского за штат перед одним из главных религиозных праздников, сама по себе драматичная, выглядела бы не так вызывающе, если бы не личность сменившего его священника. Биографию и взгляды Ткачева мы уже подробно рассматривали: бежавший из Украины в 2014 году протоиерей-самоучка (так сам себя величал выпускник Суворовского училища, отчисленный как из Военного института Минобороны СССР, так и из Киевской духовной академии) стал самым ярким апологетом СВО в церковных кругах. Звезда (и духовник!) малофеевского «Царьграда», он и служил в храме, построенном «православным олигархом», — Святителя Василия Великого при одноименной гимназии в деревне Зайцево Московской области. Роскошный храм — для своих: КПП, вход по пропускам, на сайте гимназии указано, что эти самые пропуска на посещение богослужений «временно не выдаются».

Так что поклонникам богословского творчества Андрея Ткачева приходилось довольствоваться видеоверсиями его проповедей, в которых он, например,

• просил Бога послать болезни бывшим соотечественникам — участникам Евромайдана,
• уверял, что «русский должен умирать с улыбкой»,
• осуждал женщин, посещающих гинеколога. «…На стол легла, ноги раздвинула, чтобы залез со всякими окулярами гинеколог, — во, никогда в жизни!.. А раз уж умирать пришлось — ну умирайте».

Но назначение явно не случайно, напротив, это дьявольская драматургия, вполне четкий месседж — сродни передаче эфирной частоты Euronews новорожденному каналу Владимира Соловьева или появлению радио «Спутник» на волнах уничтоженного «Эха Москвы». Можно назвать это еще проще — оплеухой.

Приход, где собирались музыканты и художники, журналисты, адвокаты и писатели, где читали лекции и устраивали кинопоказы, где писали письма узникам, а на благотворительных ярмарках собирали деньги в помощь бездомным, отдан в совсем иные руки. Руки эти, кстати, еще накануне прикоснулись к церковному имуществу — новый настоятель бегло ознакомился с материальными ценностями вверенного прихода.

Привычной по деревне Зайцево роскоши в Хохлах он, конечно, не нашел. Здесь нет каррарского мрамора, щедро оплаченного для гимназического храма Малофеевым. Здесь недалеко от заупокойного кануна стоят фото ушедших из жизни прихожан, здесь на маленькой елке нежно развешаны хрупкие стеклянные шишки, а на храмовой ограде — выставка фото Юрия Роста.

Так что, возможно, протоиерей и был вполне искренним, когда уверял с амвона, что его планы этим назначением тоже нарушены. Но, дескать, хочешь Бога насмешить — расскажи Ему об этих самых планах.

…Утром в храме непривычно мало людей. Выделяется немногочисленная группа поддержки, пара дам с «пластиковыми» губами… Ткачев служит энергично, так что литургию пробегает за час. Внедряет не совсем каноничный «интерактив»: сам вместо диакона выходит на солею читать Евангелие, то и дело поворачивается к прихожанам, предлагает им хором читать вместе с ним причастную молитву, алтарные же моления, звучание которых обычно остается тайной для публики, произносит во весь свой весьма громкий голос. Кстати, можно услышать оригинальные импровизации — например, слова о «волонтерах на фронте и в тылу», которых уж точно нет в тексте древней службы. Или о «женщинах, ждущих своих мужей и отцов». Он стреляет глазами в народ, явно ища поддержки. Народ молчит.

«Блаженны изгнанные правды ради», «блаженны миротворцы» — хор своим чередом поет последование литургии.

И хоть Ткачев в первые годы службы в России пытался создать себе имидж изгнанника, его сегодняшняя манера поведения в хохловском храме больше напоминала ставшую мемом картину Лактионова «Переезд на новую квартиру» (ту, что больше известна под фейковым названием «Хорошо, что хозяев расстреляли»).

И все же для полного торжества пришлось бы сменить не только пастыря, но и саму паству. Прежняя откликнуться на шутки нового настоятеля не готова. Цепкие колючие глаза ищут в публике отклика, но найти его мудрено. Ухарство не проходит, рассказ, как «солдат хотел переспать с женщиной перед боем» (интерпретация жития Николая Монаха), не вызывает ни смешка, ни кивка. Новый заход, явно в попытке завоевать симпатии «чистой публики», — обращение к светской классике: «Человек смертен — и смертен внезапно», — не точно цитирует он Булгакова. Забывая прибавить, что слова, только что произнесенные им с амвона, в романе принадлежат Воланду. «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер», — так в оригинале звучит реплика явившегося советским писателям дьявола.

Произведя Спасителя в генералы, суворовец Ткачев тут же перекладывает на Него заботу о последствиях за собственный карьерный рывок. «Вся ответственность на Нем, это Он сделал!» — заявляет протоиерей изумленной пастве (нельзя не оценить попытку снять эту самую ответственность с патриарха Кирилла, которому принадлежит неожиданное кадровое решение).

Отметим новизну образа Христа-генерала. Такого официальная пропаганда еще не производила, а ведь как актуально звучит! Под таким соусом «Град» заряжать сподручней. Главное — не вспоминать первоисточник, иначе можно призадуматься: а точно ли Андрей Ткачев молится Тому, Кто сказал однажды: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут»?