Первая и нормальная реакция на столь уже нашумевший текст: «Российская семья как основа отечественной государственности» из научного журнала «Юридическая наука: история и современность», — это безумие, да, — но из этого не следует, что подобное следует относить всего лишь к случайному, маргинальному оксюморону. Безумие обладает тем свойством, что способно делаться неотъемлемой частью реальности. А порою не просто частью, а эпицентром.
Разве не безумием и не абсурдом посчитали бы мы еще относительно недавно, если б узнали, что за публичный призыв к миру или за антивоенный спектакль можно получить несколько лет тюрьмы? Или быть брошенным полицейскими в автозак, если держать в руках плакат со словами: «Шестая заповедь: не убий»? Или что будут запрещены и изъяты из продаж книги двух самых больших современных писателей-гуманистов?
Мы все за последние несколько лет многократно убеждались: то, что представлялось невозможным, давно отжившим, фриковым или смехотворным, — на глазах оживало, обретало власть и начинало жестко диктовать свою волю.
Конечно, нет смысла разбирать то, что в упомянутом тексте было сказано. Вероятно, перед нами одержимость какой-то первобытной, темной мифологией пола, крови и почвы. Но откуда подобная одержимость растет и среди кого она пользуется успехом — это уже другой интересный вопрос.
* * *
Для ХХ века новым оказалось то, что на сцену истории вышла толпа. Обыватели, не обладающие ни особыми талантами, ни критическим разумом, ни осознанной субъектностью. «Восстание масс» — как назвал это явление философ-экзистенциалист Ортега-и-Гассет. Толпа лишена внутренней субстанции. Пустой, полый изнутри феномен, жадно стремящийся к заполнению. Толпа ищет того, кто быстро и просто скажет ей, что она такое и для чего она. Она ищет гипнотизера, который выдаст ей установку, вложит в нее идею. Не суть важно, какую идею, — главное, чтоб произошло заполнение, а вместе с ним появилось чувство силы. Анонимной и фатальной силы, в которой с удовольствием растворяется массовый индивид. Вероятно, идеи социализма и национализма были так успешны в ХХ веке именно потому, что прямо соответствовали этим запросам.
Самый заметный исторический эффект, родившийся из «восстания масс», — массовое политическое насилие. Оно было, разумеется, и прежде — но здесь обрело небывалый еще масштаб. А главное — сделалось планомерным, конвейерным явлением.
Прямое следствие диссимиляции разума в гипнотической анонимной силе. Поначалу насилие охватило большие цивилизации, вызвало две мировые войны, «лагеря смерти», «гулаги». Затем перекинулось на третий мир: Камбоджа, Северная Корея, Ирак, Афганистан, Руанда.
Еще один эффект: изменение роли культуры. Она перестала быть основой представлений о мире и ценностях, сделавшись по большей части дизайном, внешним оформлением, оболочкой. Место культуры заняла идеология, т.е. краткое и упрощенное изложение каких-либо идей и принципов, рассчитанное на самого неприхотливого массового пользователя. И пользователь оказался вполне доволен таким положением вещей.
Фото: Алексей Душутин / «Новая газета»
* * *
Извлекая уроки из прошлого века и переходя в нынешний, народы и правители достигли, казалось бы, некоторого понимания: политическое насилие недопустимо, идеологии не должны быть принудительными, свободы и права каждого человека следует уважать. Но, прописав все это в своих конституциях и декларациях, не учли одного: чтобы слова стали реальностью, в людях должны быть активированы известные свойства — гражданские, этические, в какой-то мере даже философские. В общем,
чтобы гуманистические институты работали — нужны, прежде всего, гуманисты. А нынешний век оставил себе в наследие из прошлого и «массового человека», и ничтожную роль культуры. При таких условиях гуманисты опять оказались в явном дефиците.
Их просто не хватало для того, чтобы поддерживать соблюдение мира, прав и свобод.
Да, больших и отчетливых идеологий не стало, но «массовые люди» быстро нашли выход. Они без особой разборчивости стали косплеить все встречающиеся идеи и символы давнего и недавнего прошлого — лишь бы те могли служить проводниками к желанному гипнотическому состоянию. Здесь, по сути, даже не нужен специальный мастер-гипнотизер, харизматичный «властитель умов», каких немало было в ХХ веке, — «массовые люди» неплохо овладели самовнушением и входят в эйфорию с полоборота. Как та крыса из известного эксперимента, что научилась самостоятельно нажимать на «кнопку удовольствия». А под властью гипноза у «массовых людей» — людей пустых, не имеющих собственной содержательности — возникает очень приятное чувство наполненности, состоящее из ощущений неоспоримой правоты и безграничного могущества. В этом и есть их первичная цель.
Но, как правило, после достижения гипнотических эффектов появляется еще одна цель. «Массовых людей» охватывает сильное желание утвердить свою правоту и могущество в окружающем мире. И не имеет значения, что окружающий мир будет об этом думать. Так открываются двери насилия. В принципе, это весьма напоминает поведение, свойственное всему животному миру: во время эйфории «брачного гона» у самцов резко повышается агрессивность и воля к самоутверждению за счет более слабых особей.
Впрочем, бывает и наоборот: сначала агрессия и самоутверждение, а потом под это подкладывается какая-нибудь гипнотическая, экстатическая идея. Все же у людей не всё, как у животных.
* * *
Собственно, упомянутый текст «Российская семья как основа отечественной государственности» являет собой показательный плод творения «массовых людей». В нем есть и косплей доброй и дорогой сердцу архаики («как в добрые старые времена…»), и осуждающее размежевание с порочным либеральным миром. Причем образы как архаики, так и порочного либерализма поданы не просто как не имеющие ничего общего с их реальными аналогами. Они украшены такими странными подробностями, что уже ради любопытства стоит на этот текст взглянуть. Взять хотя бы эпизод о генетической опасности орального секса.
Для сознания «массовых людей» характерно, что соответствие рассказанных историй реальности или логике не имеет ровно никакого значения. Главное, чтоб достигался эффект — эйфория, собираемая из приступов восхищения и негодования. Так заполняется безличностная пустота.
Однако следует помнить о завершении той истории с крысой, научившейся нажимать на «кнопку удовольствия». Она нажимала беспрерывно, но недолго. Умерла от истощения.
