24 января 2013. Четверг

«Смертию смерть поправ»

С оценкой Сурикова общественным мнением и критиками-искусствоведами происходит странная вещь. Вершинами его уверенно называют «Утро стрелецкой казни», «Меншикова в Берёзове» и «Боярыню Морозову». Некоторые добавляют «Покорение Ермаком Сибири» и «Взятие снежного городка». А дальше всё вроде бы малозначительнее. Хотя после этого он поднялся на такие пики, как «Переход Суворова через Альпы» и «Степан Разин».

На медали в честь победы молодого российского флота над непобедимым доселе шведским флотом Пётр Первый повелел выбить надпись: «Небываемое бывает». Слова эти потом осеняли всю историю России. Но глубоко неправ будет тот, кто соотнесёт их лишь с этой и другими её военными викториями.

Суриковский «Переход Суворова через Альпы» — о преодолении человеком непреодолимых вертикалей Смерти и Судьбы. Да, у Сурикова изображена дорога, ведущая прямо в смерть и только в смерть. И если хотите, это его, Сурикова, «Апофеоз войны», не менее сильный по воздействию на сознание и подсознание человека, чем одноимённый антивоенный манифест Верещагина. Но — водораздел. Здесь финальное впечатление во многом зависит от свойств изображённого человеческого потока, материализующего и библейское «смертию смерть поправ», и петровское «небываемое бывает», и блоковское «и невозможное возможно».

Есть у меня с суриковским «Переходом Суворова через Альпы» ещё одна ассоциация, совсем уж субъективно моя. Мне кажется, существует некая глубинная связь между солдатами «горизонтальной» страны, штурмовавшими альпийские вертикали, какими их увидел в своём воображении и изобразил Суриков, и теми, кто на «горизонтальных» полях уже самой этой страны, встав поперёк Судьбы и Смерти, не пропустили врага в свою столицу. Говорю о тысячах павших на подступах к Москве осенью 1941 года. Разные эпохи, разные войны, разные люди. Но и там и там — всё на кону.

Пожарища в полнебосвода
И явь беззащитных дорог.
Октябрь сорок первого года,
Уходит земля из-под ног.
И страшен споло́шный исход
Москвы по Владимирке…
Где-то
Опять в штыковую идёт
Редеющий взвод. До рассвета
Победы бойцам не дожить,
Имён не оставить в анналах.
Завещано нам дорожить
Их вечною славой. Начало
Бессмертного русского чуда
В их смерти, до боли простой.
Уже на столетья повсюду
Могилы встают на простой,
Где, кровью поля оросив,
Мальчишки спасали Россию.
Я всех их возвёл бы в святые.
Но… сколько святых на Руси!

(16.10.1996 г. Из личного дневника.)

Строка «И явь беззащитных дорог» имеет в первооснове один давний полночный разговор в вагоне поезда «Минск — Москва». В перестроечные времена мы, трое известинцев, возвращались из «подписной» поездки по Белоруссии и оказались в одном вагоне с Василём Быковым. Он зашёл в наше купе, где четвёртое место оказалось незанятым. И далеко за полночь длился интересный, откровенный разговор.

Не в наших личностях было дело. А определённо в личности Николая Егоровича Матуковского, нашего белорусского собкора, который в самые тяжёлые для Быкова времена, когда его травили на родине, бесстрашно встал на его защиту. Отсюда — уважение писателя к «Известиям» тех лет.

Быков тогда, между прочим, рассказал одну историю (а ему её рассказал Симонов, а ему — маршал Жуков во время знаменитой беседы, частично вошедшей в фильм «Если дорог тебе твой дом» — о Битве за Москву, в более полном виде обнародованной потом самим Симоновым в печатных изданиях, но полностью не опубликованной и по сей день).

У нас просто не было частей, чтобы защитить эти направления. По одному из них двинулись немецкие танки. Но их задержала только что прибывшая из Средней Азии 316-я стрелковая дивизия. Был нанесён удар вдоль второй дороги. Но и эту брешь закрыли собой поднятые по тревоге подольские курсанты.

И тогда по третьей дороге немцы наступать с ходу не решились, посчитав, что сведения их фронтовой разведки недостоверны и требуют дополнительной проверки. Жуков говорил, что это наряду со сражавшимися в окружении под Вязьмой нашими войсками позволило выиграть время и подтянуть резервы.

Я сие слышал от Быкова лично. Но потом нигде, ни в одном печатном издании, ни у Жукова, ни у Симонова, ни у самого Быкова, ни в исторических исследованиях и мемуарах о Московской битве подтверждения этого факта до сих пор не встретил.

В мае 2010 года два ТВ-канала — Первый и «Культура» — показали якобы полную запись того самого интервью Симонова с Жуковым. Посмотрел — и не нашёл этого эпизода. В общей форме мысль о нескольких днях в октябре, когда дороги на Москву нечем было закрыть, прозвучала. Но… именно в общей форме.

По ходу выяснилось: обнародованная двумя телеканалами запись — тоже неполная. «ЛГ» (12–18 мая 2010 г.), ссылаясь на критика Владимира Огнева, написала:

И — кто его знает, может и хранится где-то в архивах та самая, бóльшая, неведомая нам часть того, поистине исторического интервью, и там на самом деле есть сюжет о трёх беззащитных дорогах? Или — нет?..

конечно, хотя во многих случаях в связи с уходом в небытие последних из великого фронтового поколения это уже физически невозможно.

Спорят вот о 28 панфиловцах. Сколько их было на самом деле? У того ли посёлка был легендарный бой и был ли он вообще? Произносил ли политрук Клочков ставшие крылатыми слова? И т.д. Важно ли это? Важно. И всё-таки надо всем этим возвышается страшная и святая вертикаль высшей правды трагедии и подвига: по совершенно открытой, беззащитной дороге на Москву немцы двинули свои танковые армады. Пути им заступила только что сформированная в среднеазиатском тылу 316-я стрелковая дивизия, в историю вошедшая как Панфиловская, численностью в 11 700 человечьих душ. И в ожесточённых, кровавых боях в эти смертельно опасные для столицы дни дивизия остановила врага, не пропустила его к Москве. Ценою 3620 погибших бойцов и командиров (включая комдива) и 6300 раненых…

Да, я за то, чтобы для каждой реальной точки на карте Великой Войны — где это только ещё возможно — устанавливалась истинная картина того, как тут всё было на самом деле. Однако важно и другое: чтобы при этом в подсознании, да и в сознании нашем не отключался высший, гамбургский счёт истории!

Не слишком ли далеко события Московского сражения завели меня в сторону от реальной суриковской картины, где всё-таки действительно другое время, другие люди, другая война? Есть, однако, нечто такое, что связывает этого художника, его картину и эти события и между собой, и с небесами.

Внутри большого Ваганьковского кладбища столицы есть ещё одно кладбище. Когда 9 мая мы направляемся от родных захоронений к нему, чтобы возложить цветы, путь наш проходит по Суриковской аллее. И в конце её чуть ли не впритык к армейскому строю пирамидальных обелисков над павшими в 41-м в сражении за Москву примыкает могила Сурикова.

Лес к ноябрю истратил всю листву,
Став музыкой графической сонаты
И тишиной, в которой спят солдаты,
Погибшие в сраженьи за Москву.
Тот снегопад им снится и парад,
Откуда только в бой ведёт дорога.
И только в смерть. И нет пути назад,
И на трибуне Сталин вместо Бога.
Огни над ними вечные горят,
Граниты обелисков застывают.
И траурные ветви ноября
Над ними, непреклонными, склоняют
Нерукотворный полог тишины
И памяти. И неисповедимы,
Но для бессмертья нам необходимы
В могилах братских их святые сны.

(07.11.1996 г. Из личного дневника.)

19 марта 2016. Суббота

Сколько шагов от «Утра стрелецкой казни» до «Герники» Пикассо?

100 лет без Сурикова. И — с Суриковым. Он удивительно ко двору пришёлся минувшему ХХ веку. Да и нынешнему, XXI, тоже.

Во втором издании «БСЭ» Суриков назван «гениальным представителем реализма в исторической живописи». В этом определении, бесспорно, я могу согласиться лишь с самым первым прилагательным. Ибо, по-моему,

Дело не только в том, что работу на пленэре он возводил в «символ веры». Тут нечто от сути его таланта. Или, если копать глубже, от Бога.

И действительно. Как часто его великие полотна начинались каждое с красочно-светового первого впечатления… Совсем как у Клода Моне в его полотне, подпись под которым дала имя целому новому направлению в живописи: L’Impression. Только это было уже не «Впечатление. Восход солнца», а «Впечатление…» и далее: «ворона на снегу», «блики пламени свечи на белой рубашке», «изба с низким потолком, а за окном беспросветная непогода» — эмоциональные ключи к «Боярыне Морозовой», «Утру стрелецкой казни», «Меншикову в Берёзове». Сам Суриков так поведал об этом Волошину (он, между прочим, считал оценки Волошиным его творчества наиболее созвучными его собственным самооценкам):

Волошин видел во всём этом ярко выраженный характер таланта Сурикова:

Другими словами, восприятие мира Суриковым было кристально свежее, неотягощённое, не искажённое никакими идеологизированными «измами», открытое навстречу и всему истинно вечному в жизни и в искусстве, и всему новому, нетривиальному, непривычному.

Кряжистый, двужильный, непреклонный сибирский характер — и (прямо по Достоевскому — о всемирной отзывчивости русского человека!) такая искренняя восприимчивость не только ко всему родному, «заоколичному», но и к новым веяниям в европейском искусстве, к картинам тех, кто станет кумирами уже нового, ХХ века, а пока что пребывает в ипостаси возмутителей академического и салонного спокойствия.

Волошин свидетельствует:

Вот так в обыденной, будничной обстановке «встретились» авторы двух, может быть, самых трагических живописных полотен («самых» — каждое в своём веке) — уже написанного «Утра стрелецкой казни» и никакими нострадамусами ещё не предсказанной «Герники». Встретились — и поняли друг друга.

1 декабря 2023 г. Пятница.

Два эпилога к информации об открытии выставки Сурикова.

Любимые мои отечественные живописцы — Рублёв, Серов, Левитан, Врубель, Суриков. И так уж случилось, что в последние годы первым четырём были посвящены впечатляющие по полноте, пользовавшиеся оглушительным успехом выставки (вспомните, как москвичи и гости столицы буквально ломились на выставку Серова). И вот настал черёд Сурикова.

Только что открылась его выставка. Не в Третьяковке на этот раз, а в Русском музее. Но такая же всеохватная. На ней представлено более 120 работ из ГТГ, Русского музея, музеев и картинных галерей Москвы, Петербурга, Красноярска, Новосибирска, других городов, из частных собраний. Но и в Третьяковской галерее этой выставке предшествовало осуществление посвящённой Сурикову специальной программы. Она включила тематические вечера, экскурсии, кинопоказы.