В почти отрезанной от внешнего мира северной половине сектора Газа начался штурм больницы «Аш-Шифа». С точки зрения израильского командования и политиков — это прикрытый больницей командный бункер ХАМАС, связанный с другими частями вооруженного подполья разветвленной сетью тоннелей. Израиль построил этот бункер, чтобы сносить в убежище раненых с верхних этажей во время арабо-израильских войн. С точки зрения палестинцев и миллионов их симпатизантов по всему миру — это просто больница, в которой под обстрелом собралось (по данным администрации) более 2000 персонала и пациентов.

В этом драматическом образе отразились два господствующих в мире подхода к тому, каким образом трактовать феномен, возникший после Второй мировой войны как национально-освободительное движение, но выродившийся сегодня в огромный набор террористических организаций — от Гибралтара до уйгурских степей и далее, до Анд. Для многих на планете это по-прежнему «борцы за справедливость». Но, пожалуй, лишь в военной среде нет сомнений, что они из себя представляют на самом деле.

Так уж устроено большинство людей — стремиться казаться лучше даже аду. В повседневности для этого — используют промежуточные стадии падения. Проститутка размывает суть своей трудовой занятости, отличимой от жизни обычной женщины, с помощью трудноопределимого статуса содержанки. Убийце нравится называться киллером: тут появляются признаки профессии — заказ, договор, клиент, гонорар.

Если вспоминать, например, арабские террористические формирования, то они обожают называть себя «бригадами» или «батальонами» имени различных мучеников или религиозных авторитетов. Но 90 лет непрерывного террора так и не сделали из боевиков, например, Ирландской республиканской армии (ИРА) настоящих военных — ни в общественном мнении, ни среди своих. Как бы все они себя ни называли, на их пути непоколебимо стоят сами военные.

Эту непроходимую последнюю границу, отделяющую террор от армии, определить легко: надо только не отвлекаться на политическую, националистическую и даже свободолюбивую, но пустую риторику. Дайте трем генералам — например, из Китая, Франции и Бразилии (из любых стран вообще, где есть современные развитые ВС) — одинаковую боевую задачу в городской застройке. Они напишут вам, сколько им нужно и каких бойцов, сколько техники и времени. А потом спросите: «Если возьмете заложников, вам, наверное, будет проще выполнить приказ?» И вот тут все трое вскинутся и спросят: «Вы нас с террористами не перепутали?»

Люди, не слишком интересующиеся армейскими вопросами, под давлением непрерывного потока информации утрачивают в сознании эту границу. Они склонны считать военными всех: да, ХАМАС — убогая армия, ЦАХАЛ — сильная, но все это — военные.

Нет ничего дальше от реальности.

Согласно Гаагской конвенции 1907 года о законах войны и Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1949 года, вместо понятия «вооруженные силы» в ключевых моментах толкуют о «комбатантах». И действительно, такой статус распространяется, в том числе — и на членов партизанских отрядов. Но только при наличии четырех признаков:

1. Открытое ношение оружия
2. Форма или знаки различия
3. Наличие командира, берущего на себя ответственность за дисциплину и все действия
4. Выполнение законов войны.

Нюрнбергским трибуналом массовые расстрелы заложников в Беларуси (до 10 тысяч одновременно) были вменены СС, спецподразделениям и различным отрядам из националистов с территорий СССР, не входивших в состав армии. Таким образом, Вермахт избежал признания террористической организацией.

Даже если они рядятся в военную форму и в их поддержку леволиберальная часть Европы ведет на демонстрации сотни тысяч сторонников.

Нескрываемое презрение, которое я регулярно встречаю в среде военных по отношению к террористической практике, базируется на банальном чувстве превосходства. При современных средствах вооруженной борьбы и разведки — специализирующиеся на похищениях и убийствах отряды в чистом поле будут в кратчайшее время порваны настоящей армией в клочья. Даже талибы, наиболее близкие по структуре и выучке к армии, предпочитали обходить стороной части НАТО (в том числе совсем небольшие), совершая традиционные для террористов налеты из-за угла. Ну а запрет террористических приемов для армии придает такому высокомерному отношению военных некую моральную правоту.

Надо иметь в виду, что диверсионные акты, организованные военными разведчиками против командиров и инфраструктуры противника, являются законной военной деятельностью. Случается, к таковой относят и атаки на высшее политическое руководство противника как руководящую силу и орган управления. Но тайные убийства блогеров и писателей не могут считаться диверсиями.

Что же, случается, когда террористы пытаются предстать военными, а сами военные и спецслужбы, под влиянием очень сильных политических мотивов, дрейфуют в сторону террора? История богата примерами перерождения военной разведки в террористическую организацию (самый богатый опыт — в нашей стране).

В отличие от фронтовых генералов, спецслужбы постоянно сталкиваются с необходимостью делать в своей работе политический выбор. Это делает не таким заметным подобный роковой переход. Но никаких доводов о допустимости террора, если Отечеству грозит смертельная опасность, военная наука не приемлет.

Не приходится сомневаться, что ЦАХАЛ, с санкции правительства Нетаньяху, особо разбираться не будет — обстановка не позволяет. Ведь это контртеррористическая операция силами армии, в которой извечный проклятый вопрос: «Спасаем заложников или уничтожаем террористов?» (преследовавший нас в трагедиях «Норд-Оста» и Беслана) — изначально решен в пользу второй части.

Людям свойственно вставать на сторону слабого, пусть и рядящегося в него. И тогда они игнорируют истинную сущность своих симпатизантов в пользу простого факта: бой идет в больнице. Ведь террор — тоже следствие политической слабости, когда не хватает сил или мозгов на равную борьбу.

Но ни в коем случае это не должно служить оправданием террористическим методам. Умение провести черту и трезво посмотреть на происходящее — лично для меня равно мужеству держаться главных ценностей мировой цивилизации. И никакие политические симпатии и праведный гнев не должны из нас эту нравственную основу вытравить.