Все из её семьи, кто остались в Польше, погибли. Были убиты, задушены газом, исчезли без следа. Её родители спаслись, успели бежать из Польши в СССР, очутились в Казахстане. После войны родители вернулись в Польшу, и там она родилась — девочка Ева, позднее, в Израиле, принявшая имя Хава.

Отец, учитель музыки, учил её играть на аккордеоне, но она не хотела знать ничего, кроме гитары. Простая акустическая гитара — но сколь многое можно ей выразить. Это были шестидесятые, когда люди с гитарами завладели миром и эфиром — Хава Альберштейн слушала Джоан Баэз и Боба Дилана, они соединяли рок и поэзию, в их горьких, нежных, тоскливых, отчаянных песнях жило время их жизни. Она видела Питера Сигера на сцене в Хайфе, с гитарой в руках и ещё пятью за спиной, которые он брал одну за другой по ходу концерта.

Она вливала в рок свой неповторимый иудейский фолк — тысячелетняя тоска, воля к жизни, убитые родные за спиной, любовь. Маленькая, хрупкая девочка, она выходила с гитарой перед солдатами ЦАХАЛа и пела им песни на идиш — языке рассеяния, языке предков, языке уничтоженных местечек. Она стала голосом Израиля — голосом людей, которые выращивали сады на месте пустыни, создавали хайтек и поднимались по серпантину в Цфат, чтобы там услышать голос каббалиста рабби Лурия. И получив приказ о мобилизации, выстраивались в очереди.

Хава Альберштейн, голос Израиля, поёт свою Молитву.

Слушайте её и смотрите на лица тех, кто слушает её в зале. Это 1973 год, сразу после войны. Война отпечаталась на лицах мужчин. Некоторые ещё не сняли военную форму. Война, начавшаяся как катастрофа Израиля и закончившаяся его победой, в которой больше горечи и молчаливой памяти об убитых, чем торжества.

«Всё, о чём мы просим — пусть так и будет».