Замдиректора Российского федерального центра судебных экспертиз (РФЦСЭ) при Минюсте Георгий Омельянюк, который и стал главным ньюсмейкером по этому вопросу, заявил на XII Международной научно-практической конференции «Теория и практика фундаментальных и прикладных исследований в сфере судебно-экспертной деятельности и ДНК-регистрации населения РФ», что по программе уже проходят обучение три эксперта, два из которых имеют степень доктора наук, один — кандидата политических наук.

Омельянюк не уточнил, правда, каких именно наук, а это важно, учитывая, что на политических процессах то и дело в роли экспертов в той или иной области знаний выступают граждане с образованием, никак не связанным с ней.

Интересно также, заберет ли Минюст новый вид экспертизы «под себя» — с весны целый ряд исследований может выполняться исключительно в госучреждениях. В частности, судебная лингвистическая и судебная психолого-лингвистическая экспертизы по делам о терроризме и экстремизме, а также судебная экономическая экспертиза по делам о неуплате налогов и сборов и причинении ущерба природным ресурсам. А через год, с 1 июля 2024 года, к Минюсту отойдет и судебная экономическая экспертиза по делам о нецелевом расходовании и хищении бюджетных денег. Маловероятно, что важную для «экстремистских» дел новую экспертизу ведомство отдаст частникам.

Но в таком случае мы увидим конфликт интересов, и объективность таких экспертиз будет под большим вопросом: «иноагентов» назначает само ведомство, оно же и будет отвечать за главное доказательство в суде с ними?

Очевидно, что инициатива Минюста связана с желанием придать видимость законности произвольному пополнению реестра «иноагентов». Но она привлекла внимание к иным проблемам, о которых давно твердит юридическое сообщество и которые годами не может разрешить ведомство. В частности — к отсутствию единого реестра независимых экспертов, которое позволяет разного рода многостаночникам выдавать себя за специалистов.

Самый яркий пример — деятельность учителя математики Натальи Крюковой и переводчика Александра Тарасова. Они стали символами той самой серой зоны в поле работы частных экспертов, по заказу следственных органов составляя экспертизы и «справки об исследовании» — по сексологии, религиоведению, культурологии, лингвистике… Ничего похожего на сертификаты экспертов в уголовных делах, где их писания становятся доказательствами, не найти (по крайней мере, в открытых процессах, за которыми следила «Новая», их не было предъявлено). Но этого и не нужно: действующий закон не устанавливает требования подтверждения квалификации для негосударственных экспертов. Нужно только высшее образование — любое.

Вот и пишут учитель математики на пару с переводчиком лингвистическую экспертизу с десятками грамматических ошибок, а вместо научного источника ссылаются на политтехнологическое пособие о выборах и «Звездные войны», зачем-то называя подсудимого джедаем. И вдобавок дают юридическую оценку его действий, что прямо запрещено пленумом Верховного суда. Это я сейчас про уголовное дело против правозащитника Олега Орлова, которое подробно освещала «Новая».

А когда ФСБ пыталась найти экстремизм в книге Агнессы Хайкара о репрессиях против финнов и норвежцев в начале ХХ века, эти же «эксперты» фактически обвинили ее в фальсификации истории за употребление в отношении добровольных переселенцев слова «колонисты», так как Мурманский берег не был «норвежской или финской колонией». Эксперты, видимо, не знали разницы между колонистами и колонизаторами. Но «справку об исследовании» исторического труда соорудили и деньги из казны за нее получили.

В деле Хайкара судья в квалификации частников усомнилась и назначила экспертизу в госучреждении при Минюсте. Там никакого экстремизма в книге не нашли.

Апелляционным определением судебной коллегии Московского областного суда от 24.02.2014 года по делу № 33-1239/14 также было установлено, что Крюкова Н.Н. не обладает специальными познаниями в области филологии и лингвистики. В нынешнем году Шуйский городской суд Ивановской области признал недопустимыми пять психолого-лингвистических экспертиз, которые провели Наталья Крюкова и Александр Тарасов по делу активиста Алексея Веселова. Суд признал, что эксперты некомпетентны, не использовали никакой методики для своих выводов и приписали обвиняемому слова, которые он не говорил.

Но эти случаи — добрая воля судей. Закон никаких преград для деятельности таких «экспертов» не выставляет. По подсчетам научного сотрудника Центра независимых социологических исследований Дмитрия Дубровского,

И тут дело не только в — предположим — ангажированности тех или иных псевдоученых. Но и в том, что действующий закон составлен так, что оставляет все возможности привлекать их к судопроизводству. Он называется «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», то есть его авторы 20 лет назад вовсе не подумали о наличии в стране экспертов негосударственных. Впоследствии ряд подзаконных актов и дополнений позволил распространять на последних часть его положений, но лишь часть. Получилось неравенство. Государственный эксперт (работающий, скажем, в центре экспертиз Минюста) обязан иметь профильное образование, окончить курс обучения судебным экспертизам по своей специальности и быть аттестованным на нее. Аттестации должны быть регулярными. Экспертизу можно проводить лишь в той области науки, в которой исполнитель аттестован как эксперт.

А частнику достаточно иметь любой диплом о высшем образовании — хоть по физкультуре — и числиться в экспертном учреждении. Крюкова, например, числится в АНО «Центр социокультурных экспертиз», директором и совладельцем которого является. Сама себя как директор об уголовной ответственности за дачу ложного заключения предупреждает, как бы абсурдно это ни выглядело.

А можно и не числиться. Роман Силантьев, автор «деструктологической» экспертизы по делу Беркович и Петрийчук, заведует лабораторией деструктологии Московского государственного лингвистического университета им. Мориса Тореза. О науке деструктологии за ее пределами никто не слыхал. Специалисты Минюста — сотрудники Российского федерального центра судебной экспертизы при министерстве — заявили, что «деструктологической экспертизы не существует как вида», так как деструктология — это не наука и даже не область техники, искусства или ремесла.

Но экспертизу никто ничтожной не признал, обвиняемым всякий раз продлевают арест, хотя, кроме нее, в деле из доказательств ничего нет. То есть с непонятно чем, порожденным лакуной в законе, даже курирующее ведомство совладать не может.

А вот — из нашей практики. Прошлым летом полиция нашла «дискредитацию армии» в ряде наших текстов. В суде ссылалась на «экспресс-исследования» анонимных авторов (то и другое незаконно: жанра такого закон об экспертизе не знает, анонимности не позволяет). По нашей просьбе эти «исследования» анализировала кандидат филологии Юлия Сафонова — один из авторов действующей методики комплексных психолого-лингвистических судебных экспертиз по делам о «дискредитации». Методики самого Минюста!

• Ни на чем не основанные утверждения,
• цитаты, вырванные из контекста,
• неверно определенный предмет речи,
• искажение методики, ее подмена методами, не относимыми к объектам исследования,
• плагиат,
• игнорирование принципов объективности исследования и проверяемости выводов —

такой диагноз автор министерской методики экспертиз поставила тем, кто экспертную деятельность имитировал. Но на решение суда это не повлияло — нас оштрафовали на основании этой имитации.

В научном сообществе давно предлагались варианты контроля качества независимых экспертиз: стандартизации, сертификации (она и сейчас есть, но добровольная)… «Отсутствие нормативного регулирования может повлечь за собой проведение экспертных исследований лицами, лишь формально обладающими специальными знаниями, проведение экспертиз экспертными учреждениями, ложность заключений», — пишет в статье «Единый реестр экспертных кадров…» правовед Юлия Антилевская. Она же, систематизируя предложения различных ученых, предлагает нормативно закрепить единый реестр, чтобы и реализовать функцию госконтроля, и стимулировать частные организации стремиться к повышению качества услуг. Аналогичные реестры есть в Австрии, Словении, Балтийских странах. В США реестра нет, но обязательна аккредитация. В Беларуси и Казахстане — сертификация.

Правоведы требуют упорядочить работу независимых экспертов годами. Минюст приступил к разработке нового закона, который бы всех удовлетворил, больше 10 лет назад. Его проект был внесен в Госдуму и принят в первом чтении в 2013 году. Он содержал положения о сертификации компетентности негосударственных экспертов. Да, добровольной, но только получивших такие сертификаты компетентности лиц предполагалось включать в государственный реестр судебных экспертов. Проект получил вал замечаний, и через три года была подготовлена его новая редакция. Но и она не понравилась всем. В 2019 году ожидалась окончательная версия — такое поручение Минюсту дал Совбез. Не случилось. Впрочем, уже тогда было известно, что единого реестра судебных экспертов — главного, что требует юридическое сообщество, — скорее всего, не будет. Почему? Кому же нужны все эти «джедаи»? Против высказалась ФСБ России.

Да-да, именно ведомство, которое нередко заказывает негосударственным экспертам исследования материалов по политическим делам. А эти эксперты нередко лепят удивительные тексты, полные неуважения к суду (с ошибками и абсурдными утверждениями). И суды зачастую эти тексты кладут в основу обвинительных приговоров.